Клеопатра - Эберс Георг Мориц (чтение книг TXT) 📗
Клеопатра, напротив, боялась свидания с человеком, причинившим столько зла ей самой и ее возлюбленному. С другой стороны, Долабелла не без основания полагал, что Октавиан скорее согласится исполнить желания царицы относительно детей при личном свидании с ней, чем через посредников. Прокулей узнал, что Марк Антоний рекомендовал его Клеопатре как человека, достойного доверия, и терзался угрызениями совести. Мысль о совершенном поступке, который история заклеймит позором, не давала покоя этому сильному человеку, поэту и видному деятелю расцветающей римской литературы, и Прокулей, как мог, старался угодить царице и облегчить ее участь.
Он и вольноотпущенник Эпафродит, также следивший за царицей, возлагали большие надежды на это свидание и уговаривали Клеопатру добиться личного объяснения с Октавианом.
Архибий говорил, что личное объяснение во всяком случае не ухудшит положения дел.
— Опыт показал, — заметил он как-то в разговоре с Хармионой, — что ни один человек не в силах избежать ее чар, а теперь она более, чем когда-либо, способна возбуждать симпатию. Чье сердце не дрогнет при виде этого прекрасного лица, омраченного терпеливой скорбью, при звуках этого нежного голоса, проникнутого тихой грустью? И как идет траурная одежда к этому воплощению печали!
Когда же лихорадка зажигала румянец на бледных щеках Клеопатры, Архибию казалось, что он еще не видывал ее такой прекрасной, несмотря на печаль, тоску, опасения, сильно отразившиеся на ее лице. Он знал ее и видел, что жажда смерти, желание разделить участь возлюбленного действительно овладели ее существом. Царица жила только в ожидании минуты, когда можно будет умереть. Решение, принятое в храме Береники, руководило всеми ее поступками. Она думала и говорила только о прошлом. Будущее, по-видимому, перестало существовать для нее. Если Архибию и удавалось иногда привлечь ее мысли к будущему, то лишь в том случае, когда речь шла о детях. Для себя она не ожидала ничего и считала себя свободной от всяких обязательств, кроме одного: охранить свое имя от позора и унижения.
Если Октавиан, осудивший на смерть Цезариона, обещал сохранить жизнь остальным ее детям, значит, он делал различие между ними и сыном своего дяди, и не опасался соперничества. Судьбу своих детей ей в самом деле следовало обсудить с Октавианом. И она решилась наконец просить его о личном свидании.
Ответ был получен в тот же день. Цезарь обещал явиться к царице.
Это свидание должно было решить ее участь.
Сознавая это, она велела Хармионе позаботиться о змеях.
Женщинам было запрещено выходить из дворца, но Эпафродит позволил им принимать посетителей. Живость и веселый характер нубиянки вызывали симпатии римской стражи. Она могла приходить и уходить без всякого стеснения. Разумеется, ее обыскивали по возвращении во дворец, как и всех, кто являлся на Лохиаду.
Надо было решиться. Хармиона знала, что делать, но было у нее одно желание, которое не давало покоя: ей хотелось повидать Барину и ее ребенка.
Щадя Иру, она до сих пор не решалась принять супругу Диона. Встреча с ней и ребенком разбередила бы незажившую рану девушки, и Хармиона, связанная с племянницей узами давнишней дружбы, не хотела огорчать ее.
Октавиан не торопился исполнять свое обещание; однако спустя неделю Прокулей объявил утром, что сегодня явится Цезарь. Глубокое волнение овладело царицей при этом известии. Ей захотелось посетить гробницу. Ира отправилась с ней, и так как Клеопатра проводила в гробнице целые часы, то Хармиона решила воспользоваться этим, чтоб повидаться с Бариной.
Барина давно уже знала о желании своей бывшей покровительницы, и нубиянке, которая взялась проводить ее во дворец, не пришлось долго дожидаться матери с ребенком.
Бывший сад Дидима — теперь собственность царских детей — стал местом этой встречи. В тени знакомых деревьев бросилась молодая мать на грудь испытанной подруги, а та не могла насмотреться на ребенка, который, по ее словам, был вылитый Леонакс.
О чем только не переговорили между собой эти две женщины, жизнь которых сложилась так различно! Хармиона вспоминала минувшие дни, а для Барины существовало только радостное настоящее и светлое будущее. О сестре она тоже сообщила хорошие вести. Елена стала счастливой супругой архитектора Горгия, который, однако, при всей своей любви к молодой жене с восторгом вспоминал о часах, проведенных с Клеопатрой.
Время в беседе летело незаметно, и женщины были поражены, когда один из евнухов объявил, что царица вернулась во дворец.
Хармиона еще раз поцеловала внука своего возлюбленного, благословила молодую мать, просила передать свой поклон Диону, вспоминать о ней, когда ее не станет, и не забывать при случае украсить цветами ее могилу и совершить на ней возлияние бессмертным, так как у нее нет друга или ребенка, который мог бы почтить ее память.
Глубоко потрясенная спокойной уверенностью Хармионы в неизбежной смерти, Барина молча слушала ее и вдруг вздрогнула. Хорошо знакомый резкий голос окликнул в эту минуту ее подругу. Быстро обернувшись, она увидела Иру. Бледная, истомленная, в длинном траурном платье, Ира казалась воплощением душевных мук и тревоги.
Ее вид глубоко поразил счастливую супругу и мать. Барине показалось, что все счастье, которое могло достаться на долю Иры, перешло к ней, а все бедствия, преследовавшие одно время молодую чету, обрушились на Иру. Ей хотелось подойти к своей бывшей сопернице, сказать что-нибудь ласковое, дружеское, но, когда она заметила взгляд, брошенный Ирой на ребенка, и неприятную, жесткую складку у губ, из-за которой ее сравнивали с колючим шипом, материнское сердце устрашилось «дурного глаза» этой женщины. Она может погубить ее сокровище, и, повинуясь инстинктивному чувству, молодая женщина закрыла лицо ребенка своим покрывалом.
Ира заметила это, и, когда Барина робким кивком ответила на ее вопрос: «Ребенок ли это Диона?», она выпрямилась и сказала с холодным высокомерием:
— Впрочем, что мне за дело до этого ребенка? Нам приходится думать о более важных делах!
Затем, обратясь к Хармионе, сообщила ей официальным тоном, что Клеопатра просит ее присутствовать при свидании с Октавианом.
