И один в поле воин - Дольд-Михайлик Юрий Петрович (хороший книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Лютц, верно, начал о чём-то догадываться и бросил на доктора предостерегающий взгляд. Тот тотчас обмяк.
— Я знаю, вы не отважитесь просить Кубиса, поэтому делаю это за вас: Матини нужен человек, над которым он мог бы провести свой эксперимент. Поскольку он опасен, нужен…
— Догадываюсь, догадываюсь… да, пожалуйста! У нас таких кроликов хоть отбавляй. Я охотно дам первого попавшегося и даже буду благодарен за услугу. Наш комендант СС допился до белой горячки и не может выполнять своих функций. Берите хоть сейчас!
— Видите, Матини, как все хорошо уладилось! — повернулся Генрих к доктору. — С вас комиссионные! Согласен помириться на том, что вы разрешите мне присутствовать при…
— Простите, Генрих, что я вас прерву. Но вечером, да ещё в выходной день, я не привык так попусту растрачивать время! Душа моего покойного шефа протестует против таких сухих поминок, и я вынужден, барон…
— Сколько? — лаконично спросил Генрих.
— За упокой Миллера, думаю, не меньше пятидесяти марок…
Получив нужную сумму, Кубис вышел. Генрих проводил его до входных дверей, чего никогда не делал и чем ещё больше удивил своих гостей.
— Ну, обо всём договорились, — доложил он, вернувшись в спальню.
— Я ничего не понимаю…— начал взволнованно Матини.
— А понять так просто! Если трое порядочных людей узнают, что четвёртому грозит смертельная опасность…
— Вы имеете в виду Антонио Ментарочи?
— Наконец вы догадались! А я думал, вы меня испепелите грозным взглядом. Или, может…— Генрих вопросительно взглянул на Матини.
— Я думал, вы лучшего мнения обо мне! — обиделся доктор.
— Но как организовать технику этого дела? — спросил Лютц.
— У нас впереди целая ночь, чтобы все обсудить. А сейчас, простите, я должен зайти к Марии-Луизе. Графиня давно ждала Гольдринга и встретила его упрёками:
— Это просто невежливо, барон, заставлять меня так долго ждать. Я умираю от любопытства! Неужели правда, что убит Миллер и герр Лютц ранен? Генрих коротко рассказал, как их обстреляли партизаны.
— О, теперь я особенно ценю то, что вы сделали для дяди и барона Штенгеля. Эти звери могли убить и их!
— Я всегда к вашим услугам, графиня. Ведь я обещал быть вашим рыцарем.
— И очень плохо выполняете свои обязанности! Я вижу вас раз в неделю, да и то лишь в тех случаях, когда сама приглашаю. Слушайте, вы вообще мужчина?
— Кажется…
— А мне нет! Жить под одной крышей с молодой женщиной и оставаться совсем равнодушным к ней! Хоть бы на людях поухаживали за мной… В наказание завтра утром или после обеда вы будете сопровождать меня на прогулку. Я давно не ездила верхом.
— У меня нет лошади.
— Возьмите из моей конюшни. И вообще я решила сделать из вас настоящего кавалера. Когда-нибудь дама вашего сердца поблагодарит меня за это!
— А что скажет по этому поводу барон Штенгель?
— Он поймёт, что до сих пор ловил ворон!
— Итак, я должен играть при вас роль…
— Роль зависит от актёра…— Графиня бросила многозначительный взгляд на Генриха, — от того, насколько он сумеет воодушевить своего партнёра…
— Такая игра может нас обоих завести слишком далеко…
— Вы этого боитесь?
— Я понимаю, что нам грозит… Для себя… и своей невесты.
Генрих пробыл у графини долго. Когда он вернулся, Лютц и Матини сладко спали.
— Постели мне в кабинете, — приказал Генрих Курту. Тот приготовил постель, но не уходил, переминаясь с ноги на ногу у порога.
— Я хотел вас спросить, герр обер-лейтенант… — начал он робко и замолчал.
— Догадываюсь о чём… Дело касается Лидии? Угадал? Курт густо покраснел.
— Я хотел спросить, может ли немецкий солдат жениться на итальянской девушке…
— Если оба они запасутся терпением, чтобы дождаться конца войны. А как же твоя невеста, Курт?
— Марта, герр обер-лейтенант, она какая-то… О, нет, не подумайте чего-нибудь плохого! Она хорошая девушка, честная. Но… Я увидел совсем других девушек, которые мечтают о большем, чем собственное гнёздышко… Мы с Мартой не будем счастливы, герр обер-лейтенант! Лидия она совсем другая, она…— Курт окончательно смутился и замолчал. — Простите, герр обер-лейтенант, вам пора спать. Я пойду. Когда Курт открыл дверь, Генрих его остановил.
— Кстати, Курт, я все забываю спросить: ты передал графине записку, помнишь, ту, что я дал, когда мы ехали Пармо для переговоров с партизанами?
— Графиня ещё спала, я передал горничной. Я говорил вам об этом, герр обер-лейтенант.
— Ах, да, теперь припоминаю… ты действительно что-то говорил. Ну, спокойной ночи, Курт. Пусть тебе приснится твоя Лидия, она, кажется, очень славная девушка.
Оставшись один, Генрих ещё долго не спал, обдумывая новую обстановку, которая сложилась здесь, в замке, и в Кастель ла Фонте после сегодняшних событий.
КУБИС ЗАБОТИТСЯ О БУДУЩЕМ
Письмо Генриха о смерти Миллера глубоко взволновало Бертгольда. Наличие в Кастель ла Фонте знающего преданного служаки очень устраивало генерала: во-первых, с точки зрения чисто служебной, а во-вторых, Миллер был защитником его личных интересов. Внезапная смерть начальника службы СС в маленьком итальянском городке, как это ни странно, могла поломать все планы Бертгольда, спутать все карты большой игры.
А игру Бертгольд затеял крупную. И отнюдь не последнюю роль в ней должен был сыграть именно Миллер. Не в силу своих талантов. Нет! Бертгольд не переоценивал его способностей, хоть и отдавал должное опыту. Просто судьба связала Миллера с генералом Эверсом, а последнее время личность Эверса особенно сильно интересовала Бертгольда.
И не потому, что Бертгольд вспомнил о своих старых дружеских связях с генералом. Наоборот, он старался их всячески затушевать и даже в письмах к Генриху не передавал больше приветов старому другу. Зато в письмах к Миллеру, носивших полуслужебный характер, фамилия генерала упоминалась все чаще и в таком контексте, который очень бы взволновал и генерала, и Гундера, и Денуса, узнай они об этом. Штаб-квартиру Гиммлера давно беспокоили нездоровые настроения, возникшие в среде высшего командования немецкой армии. Целая цепь стратегических неудач на Восточном фронте сильно подорвала доверие к гитлеровскому командованию. Если раньше любое распоряжение фюрера воспринималось как нечто гениальное, то теперь на военных советах все чаще раздавались критические голоса. В форме вопросов или советов, а зачастую и прямо высказывалось личное мнение. Генералы старались внести свои коррективы в действия командования и самого фюрера.
Если подобное происходило на военных советах, то можно себе представить, о чём беседовали между собой старейшие генералы, когда бывали одни.
И, возможно, не только говорили. В распоряжении гестапо были материалы, свидетельствующие о том, что среди командиров крупных военных соединений, возможно, уже возникла оппозиция.
Подозрительным казалось установление тесных контактов между некоторыми генералами старой школы, которые до сих пор не были связаны ни родственными отношениями, ни дружбой. Оживлённая переписка, курьеры, которых они посылали друг другу, не могли не возбуждать тревоги, хотя прямых улик о предательстве или заговоре в распоряжении гестапо не было. В письмах если и проскальзывали нотки недовольства, то делалось это крайне осторожно, обычно речь в них шла о погоде, о здоровье, о далёких и близких знакомых. Лишь сопоставляя копии этих корреспонденции — а их собиралось в гестапо все больше, — можно было заметить едва уловимую перекличку событий и имён.
Интуиция старого разведчика подсказывала Бертгольду, что все это неспроста. Но более или менее обоснованных доказательств у него не было. Необходима была ниточка, одна тоненькая ниточка, за которую он мог бы ухватиться! Такой ниточкой стал для него Эверс.
Слишком уж часто упоминалось его имя в этой подозрительной переписке! Поручив Миллеру внимательно наблюдать за генералом и сообщать о каждом шаге последнего, Бертгольд надеялся путём сопоставлений, логических выводов, а, возможно, впоследствии и явных доказательств, установить наличие заговора против фюрера… И вот этот блестящий план был под угрозой — в Кастель ла Фонте не стало доверенного лица.
