Империя (Под развалинами Помпеи) - Курти Пьер (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗
Исполнение всех этих мер должно было состояться после триумфа, так как сенат не желал, чтобы радость по поводу этого торжества была нарушена в провинциях.
Наконец новые военные поселенцы прибыли в Помпею и стали расхаживать по улицам, третируя жителей с наглостью и презрением. Уже отмечались земельные участки, которые должны были перейти от местных граждан к чуждым пришельцам, а на углах всех улиц, городских стенах и площадях senatus consultus извещал о наложении на жителей города большого штрафа и о том, что судебные дуумвиры получили приказание произвести в определенный срок следствие над арестованными во время беспорядков и подвергнуть виновных, в назидание прочим, самому строгому наказанию.
Единственной причиной несчастья, разразившегося над гражданами Помпеи, было оскорбление каменного изображения Августа.
Легко себе представить, какие тяжелые чувства овладели помпеянцами. Между заключенными в тюрьмах находились также и молодые люди, принадлежавшие к семействам высших классов общества; их также ожидала постыдная смерть. В городе говорили уже, что через день или через два их поведут в базилику, т. е. в суд, а тотчас после суда будет совершена над ними и сама казнь.
Это известие быстро распространилось по городу и повергло в отчаяние многие семейства, несчастью которых сочувствовал весь город. Промышленная и торговая Помпея, оживленная в обыкновенное время и вечером, сделалась грустной и молчаливой: ни на площадях, ни на улицах, ни у дверей жилищ не было видно обычных сходбищ и не слышно было бесед; никто не думал насладиться прохладой, приносимой вечерним ветром с моря или ближайших гор.
Лишь изредка слышались шаги и грубый голос военных дозорщиков, медленно шагавших по немым улицам. Тот, кому приходилось посетить интересные развалины Помпеи, несомненно заметил новую улицу, идущую по направлению к городским воротам, называвшимися Морскими. Эта улица, устроенная вдоль древней городской стены и проходящая по части города, открытой в 1817 и последующих за ним годах, выходит на старую улицу, которая крутым спуском выходила на окрестную равнину. Недоступная для экипажей, пишет Фиорелли в своем «Описании Помпеи», и вымощенная большими многоугольными камнями из лавы Везувия, эта улица на значительном расстоянии шла, вероятно, между домами, окруженными садами, густые растения которых покрывали склоны находящихся тут холмов. В настоящее время эта сторона города лежит еще под пеплом.
На склоне одного из этих холмов возвышался дом Кая Мунация Фауста, недалеко от ворот, через которые дорога шла к морскому берегу. Ворота, безобразно реставрированные в своем верхнем своде, имели вид арки, под которой проходили два отдельных пути, из которых один, вымощенный каменными плитами, был закрыт двухстворчатой деревянной дверью, а другой, не мощеный, был огорожен железной решеткой.
Дом нашего навклера имел со стороны моря ксистус, т. е. цветник с тропическими растениями; имея два этажа, он был устроен, подобно прочим домам тогдашней Помпеи, т. е. с передней, в которую входили с улицы и которая вела во внутренний дворик, окруженный помещениями для рабов; а в глубине этого дворика внешняя лестница вела в столовую, гостиную и рабочую комнату хозяина. Вдоль этого первого этажа шла галерея, с которой был ход в верхние комнаты, откуда можно было выйти на балкон с видом на море. С задней стороны дома, вблизи домашней купальни, в нижнем помещении находились амбары для склада товаров, с выходом на другую улицу.
В вечер нашего рассказа в дверь задней стороны дома Мунация Фауста, также запертого и не оживленного, как и остальные дома, постучались.
Но на первый стук никто не отвечал. Когда же стук повторился, послышался хриплый голос привратника, спросившего у стучавшего, кто он такой и чего он хочет в такой поздний час.
– Это я скажу только твоему господину, – отвечал незнакомый голос. – Иди и позови его.
– Отчего ты не постучался в переднюю дверь? Эта дверь для товаров; пойди налево, к первой двери с морской улицы.
– Нет, мне нужно войти в эту дверь; иди же и позови ко мне Кая Мунация Фауста.
Невольнику пришлось повиноваться.
Явился навклер и спросил в свою очередь незнакомца, кто он такой.
– Фабий Максим, – отвечал голос снаружи.
Запоры пали и дверь отворилась, скрипя на заржавленных петлях.
– Ты?.. Фабий Максим?..
– Да, я; войдем поскорее в комнаты, мне есть о чем поговорить с тобой.
Дверь за ними снова затворилась, и Мунаций Фауст повел неожиданного гостя в таблинум, в свою рабочую комнату.
– Мы одни? – спросил Мунация римлянин.
– Одни.
– Никто не может нас услышать?
– Никто. Подожди, однако.
Выйдя на минуту, Мунаций распорядился, чтобы никто не подходил к таблинуму, и, возвратившись к гостю, сказал ему:
– Теперь говори спокойно.
– Прежде всего, скажи мне, Мунаций, не исчезла ли твоя пламенная любовь к прекрасной вольноотпущеннице Юлии?
– О, Фабий, эта любовь никогда не погаснет в моем сердце.
– Теперь настало время, когда ты можешь получить Неволею.
Мунаций Фауст, в знак сомнения, угрюмо опустил голову. Он слишком долго ждал этой минуты и уже потерял надежду быть счастливым, пока жил Август; да он и не мог надеяться после своего разговора с государем. Однако подняв глаза на Фабия Максима, он спросил его:
– Быть может, устраивается новый заговор?
– Ты отгадал.
Покачав головой, навклер возразил:
– Я знаю, к чему ведут эти заговоры; у меня нет достаточно сил, чтобы бороться против Ливии и цезаря Августа.
– Ты произнес золотые слова, Мунаций, и ты совершенно прав, отрицая заговоры, устраиваемые ветреными головами со слабыми и плохими средствами; но на этот раз речь идет о заговоре другого рода.
– Кто же заговорщики на этот раз?
– Сам цезарь Август!
– Он? Но против кого?
– Выслушай меня.
И тут Фабий Максим стал рассказывать Мунацию подробно о поведении Тиверия после триумфа и все эпизоды, которыми сопровождалась смерть Скрибонии, не скрыв перед Мунацием и разговор Августа с умершей, обещание, данное им ей, словом, все, что известно уже читателю. Затем Фабий продолжал:
– В день похорон Скрибонии Август, запершись со мной в своей сиракузе, сказал мне:
– О Фабий, ты слышал последние слова Скрибонии.
– Да, – отвечал я, – и твои клятвы.
– Могу ли я изменить им?
– Разумеется, не можешь, – заметил я.
– Следовательно, подумаем о средстве для выполнения их.
После этого он высказал мне свое намерение отправиться на остров Пианозу, к Агриппе Постуму, возвратить его из ссылки и объявить своим наследником.
– Он сын твоей Юлии, – сказал я ему, – и ты усыновил его.
– Но это усыновление, – возразил Август, – уничтожено сенатом.
– Потому что этого ты сам желал; оно будет восстановлено по твоему приказу.
– Каким же образом, – продолжал он, – оправимся мы в Пианозу?
– Разве нет у тебя трирем, либурн, не весь ли флот под твоей командой?
– Нет, если это станет известным, Ливия поднимет небо и землю против меня; Тиверий, пожалуй, возвратится на Родос, а ты ведь знаешь, как привязано к нему войско. Необходимо тайным и частным образом совершить поездку на Пианозу; но к кому обратиться в данном случае?
Он призадумался над этим вопросом и стал советоваться с самим собой; тут вспомнил я о тебе и отвечал:
– Есть один человек, который в данном случае мог бы быть нам полезен, но этого человека, о, цезарь, ты оскорбил до глубины души и сделал несчастным.
– Его имя?
– Кай Мунаций Фауст, из Помпеи.
– Это тот, которому я отказал возвратить вольноотпущенницу Юлии?
– Тот самый.
– Теперь он может получить ее.
– В таком случае, дело сделано.
Этими словами Фабий Максим закончил изложение своего разговора с Августом.
– Но, – возразил было на это Мунаций Фауст, – обманутый однажды в своей надежде…
– Понимаю, – перебил его Фабий Максим. – Неволея Тикэ будет доставлена тебе сегодня же, а завтра ты отправишься в Кампанью, чтобы взять Августа на свое судно.
