Королева викингов - Андерсон Пол Уильям (читать книги онлайн бесплатно регистрация txt) 📗
До начала зимних штормов и снегопадов, затруднявших плавание, король разослал повсюду гонцов. Теперь же, когда пришла пора схода тингов, вожди и законоговорители должны были сообщить народу о королевских предложениях и начать работу. Он не думал, что кто-то станет возражать. Напротив, это был один из тех законов, которые народ должен был единодушно признать мудрым. Кроме того, к тому времени в Норвегии, находившейся под его рукою, царил постоянный мир, почти всегда стояла хорошая погода, урожаи и уловы рыбы радовали. Никто не хотел восставать против него или хотя бы спорить с ним теперь, когда он тоже находился в дружбе с богами его подданных.
Все же он не мог не обращать внимания на разговоры о том, что у него не было сыновей. Действительно, казалось странным, что он не обращал внимания на женщин. Так мог, но не был обязан вести себя христианский священник. В странах, где господствовала Церковь, священники часто имели жен. Было известно, что женитьба могла не позволить священнику достичь более высокого ранга, но ведь все равно епископов не могло быть очень много. Ну, а все короли имели королев или, по крайней мере, наложниц. Любой род в Норвегии был бы более чем счастлив, если бы увидел свою дочь хоть в той, хоть в иной роли. Неужели этого во всех остальных отношениях выдающегося человека тревожила какая-нибудь хворь? И что будет со страной после его смерти?
Заранее оповестив хёвдингов, король Хокон лично отправился в поездку по Рогаланду. Таким образом он намеревался почтить окрестных вождей, обсудить с ними то, что они могли желать ему сказать, а его дом в Хаугаре тем временем слуги должны были привести в порядок. Среди тех, у кого он гостил, был хёвдинг Ослауг Торкельсон. Он имел дочь по имени Гида, миловидную и учтивую деву, которая привлекла внимание короля. Они вели между собой не так уж много разговоров, однако их беседы были веселыми. И по прошествии недолгого времени король удивил многих, отправив к Ослаугу послов с просьбой руки его дочери. В качестве утреннего свадебного подарка он обещал дать не только золото и серебро, но и принадлежавшее ему подворье с окрестными землями.
Свадьбу сыграли на Рождество, вскоре после того, как народ, собравшийся в Хаугар, совершил жертвоприношения в рощах богов и на кургане короля Харальда Прекрасноволосого, и прошла она очень весело. Брак был освящен подобающим старинным способом. Пир был богатым и длился целую неделю.
Оказавшись в кровати с Гидой, Хокон сделал все то, что полагалось мужчине. Ему нравилось ее округлое лицо с курносым носом и вьющиеся каштановые локоны.
XXI
Дни становились все короче и темнее; приближалась зима. В доме Харальда Эйриксона и вокруг него жизнь била ключом, но Брайтнот пребывал отдельно от этой жизни, подобно мертвому дереву на берегу реки. Молодой король принял его как какого-то мелкого фермера, явившегося по вызову, и некоторое время терзал вопросами по поводу силы и слабостей Хокона Воспитанника Ательстана. Брайтнот ответил, что он, как священник, ничего о таких вещах не знает. Харальд нахмурился и после этого почти не обращал внимания на гостя. Кроме того, Брайтнот не был здесь нужен и в качестве священника. Когда король со своими домашними решал посетить мессу — что бывало нечасто, — он отправлялся в церковь города Ольборга.
Однако по просьбе матери он все же предоставил англичанину пищу и кров. Гуннхильд распорядилась выделить для него стоявшую на отшибе хижину неподалеку от дома, в котором жила сама; хижину как следует вычистили, забили щели и снабдили хотя и скромной, но вполне достаточной обстановкой. Там Брайтнот мог укрываться от неотесанных слуг, думать свои думы и молиться.
Однако постепенно он начал все больше и больше времени проводить с королевой. Они нисколько не скрывали, что королева часто спрашивала советов у своего гостя. Народу это казалось странным, но никто, естественно, даже и не думал о том, чтобы говорить об этом вслух, да еще так, чтобы королева могла случайно эти слова услышать. Никто не пытался подслушивать их разговоры после того, как ледяной взгляд Гуннхильд останавливался на ком-то из слуг. К тому же было ясно, что они разговаривали о вере. И норвежцы, и датчане привыкли видеть их чуть в стороне от всех других во время трапезы и всяких собраний в общем зале, равно как и прогуливавшимися вдвоем по голым полям. Так что никто не мог подумать чего-либо дурного, когда эти двое иногда оставались наедине за закрытыми дверями. Пусть даже Брайтнот и не был на самом деле духовником королевы; все равно есть такие вещи, которые можно сказать только священнику. Кроме того, разве бывало когда-нибудь такое, чтобы королева Гуннхильд настежь раскрывала перед кем-нибудь свою душу?
Не стала она этого делать и теперь. Сказала ему несколько спокойных фраз по поводу того, что близость Брайтнота к Хокону не делает их врагами. Их дружба началась с детства, а мужчину, отрекающегося от своего друга, вообще нельзя считать мужчиной. Да, он поступает совершенно правильно, что носит перстень — она уже успела спросить о его происхождении, — который ему подарил Хокон.
Но она рассчитывала, что он увидит, что и она сама, и ее сыновья вовсе не злодеи. У нее, не раз намекала она, были все основания надеяться на то, что он увидит: они находятся в своем праве. Но, как бы то ни было, ей кажется, будто она вернулась в Йорк. Она уверена, что он, с его добротой и снисходительностью, сможет просветить ее. Ей так много хочется узнать. Даже когда она была королева в той цитадели премудрости, ни один из знатоков церковного учения не снисходил до нее. В лучшем случае они бормотали несколько невнятных слов и начинали уверять, что должны поскорее уйти.
Брайтнот чуть заметно улыбнулся.
— Боюсь, что ты, госпожа, могла вызывать у них слишком сильное почтение.
Она вздохнула.
— Мне так не казалось. Они говорили, что мне, дескать, надо веровать, молиться и творить добрые дела. Что больше от женщины ничего не требуется. Но ты все же сможешь снизойти до меня, ведь правда?
В том состоянии огорчения и одиночества, в котором он пребывал — да к тому же еще не у дел, о чем он все время себе напоминал, — Брайтнот был готов как можно скорее и лучше исполнить ее просьбу. Он также признавался себе, что она хороша собою и что на вид о ее возрасте догадаться невозможно, и к тому же Гуннхильд очень сообразительна.
— То, что Бог един и в то же время имеет три обличья, — это правда, которую я долго стремилась постигнуть. — Так началась одна из первых их богословских бесед. — Ибо, если он как Отец находился на Небесах, в то время как он же в облике Сына ходил по земле, то при чем же здесь Дух святой? Может быть, это нечто наподобие того, как финские колдуны посылают в мир свои души?
— Моя госпожа! — Брайтнот чуть не утратил дар речи. — Никогда даже не думай о таких вещах!
— Прости меня. Я слепа. Я пребываю в поиске. Укажи мне путь.
Пытаясь найти ответы на ее вопросы, он понял, что знал значительно меньше, чем ему прежде казалось. Она не пеняла ему за это, как то делал какой-нибудь языческий римский философ.
— Как можем мы, ничтожные смертные, все понять? — говорила она. — Бог есть одно с нами и миром, который уходит далеко за пределы человеческого окоема.
— Нет, королева, нет, тебя снова влечет к заблуждениям. Бог и его создание не одно и то же.
— Понимаю. Наверно, то, чему меня учили в Финнмёрке, слишком крепко угнездилось во мне. Помоги мне избавиться от этого.
Начиная с этого дня и много, много раз их разговоры возвращались к суевериям тех диких мест.
— Ты, должно быть, слышал много злых и глупых сплетен о том, как я ездила туда и что вынесла оттуда, — говорила Гуннхильд. — В большинстве своем это неправда. И все полностью несправедливо.
А священника мало-помалу увлекало то, что она рассказывала.
— Да, это язычество, — бормотал он, — но ведь почти неиспорченное язычество, не так ли? Любовь к Божьим созданиям может стать началом любви к Богу. — Гуннхильд, долго и тщательно обдумывавшая свои слова, улыбнулась. А ее внутренняя усмешка, которую не мог видеть собеседник, была яростной и жестокой.
