Соратники Иегу - Дюма Александр (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
— Еще бы, раз я отправил в погоню за ними самого Ролана! У вас есть какие-то новости?
— Есть.
— От кого?
— От их главаря.
— Как, от самого главаря?
— Он имел наглость прислать мне отчет о их последнем нападении.
— Каком нападении?
— Они похитили пятьдесят тысяч франков, которые вы отправили монахам монастыря святого Бернара.
— И что с ними стало?
— С деньгами?
— Да.
— Деньги в руках грабителей, и их главарь сообщает мне, что вскоре передаст их Кадудалю.
— Значит, Ролан убит?..
— Нет.
— Как так?
— Один из моих полицейских убит, убит и командир бригады Сен-Морис, но ваш адъютант цел и невредим.
— Тогда он повесится… — решил Бонапарт.
— К чему? Все равно веревка оборвется: вы же знаете, ему поразительно везет!
— Или отчаянно не везет… Где же рапорт?
— Вы хотите сказать, письмо?
— Письмо, рапорт, что угодно — словом, то, откуда вы узнали эту новость.
Министр полиции протянул первому консулу изящно сложенную бумагу в надушенном конверте.
— Что это такое?
— То, что вы спрашивали.
Бонапарт прочел на конверте: «Гражданину Фуше, министру полиции. Париж, собственный дом».
Он развернул письмо; оно гласило следующее:
«Гражданин министр, имею честь уведомить Вас, что пятьдесят тысяч франков, предназначенных монахам монастыря святого Бернара, попали к нам в руки вечером 25 февраля 1800 года (старого стиля) и что ровно через неделю они перейдут в руки гражданина Кадудаля.
Операция прошла вполне успешно, если не считать прискорбной гибели Вашего полицейского и командира бригады Сен-Мориса. Что же касается г-на Ролана де Монтревеля, то имею удовольствие Вам сообщить, что с ним ничего дурного не случилось. Яне забыл, что именно он в свое время провел меня в Люксембургский дворец.
Я только потому беру на себя смелость писать Вам, гражданин министр, что г-н Ролан де Монтревель, по моим предположениям, слишком занят сейчас и так рьяно преследует нас, что не может известить Вас лично.
Но я убежден, что в первую же свободную минуту он пошлет Вам обстоятельный доклад со всеми подробностями, которых я не имею ни времени, ни возможности Вам сообщить.
В обмен на услугу, которую я Вам оказываю, прошу Вас, гражданин министр, не откажите в любезности без промедления известить г-жу де Монтревель, что сын ее жив и здоров.
Морган.
Белый Дом, дорога из Макона в Лион. Суббота, девять часов вечера».
— Черт побери! — вскричал Бонапарт. — Экая наглая бестия! — И прибавил со вздохом: — Какие храбрые командиры, какие полковники вышли бы из этих молодцов!
— Будут ли приказания, гражданин первый консул? — осведомился министр полиции.
— Никаких. Это уж дело Ролана: здесь затронута его честь. Раз его не убили, он сумеет им отомстить!
— Значит, вы больше не намерены заниматься этим делом?
— Нет, по крайней мере, сейчас.
И Бонапарт обернулся к своему секретарю.
— У нас есть дела поважнее! — заявил он. — Не правда ли, Бурьенн? Бурьенн утвердительно кивнул головой.
— Когда вы прикажете явиться к вам, гражданин первый консул? — спросил министр.
— Будьте здесь сегодня вечером, ровно в десять. Через неделю мы переезжаем.
— Куда вы изволите направляться?
— В Тюильри.
Фуше невольно вздрогнул.
— Я знаю, это не вяжется с вашими убеждениями, — продолжал первый консул. — Но я все беру на себя, вам остается только повиноваться.
Поклонившись, Фуше направился к выходу.
— Погодите! — крикнул Бонапарт. Фуше обернулся.
— Не забудьте сообщить госпоже де Монтревель, что сын ее цел и невредим! Это самое меньшее, чем вы можете отплатить гражданину Моргану за оказанную вам услугу.
И он повернулся спиной к министру полиции, а тот вышел из кабинета, кусая себе губы до крови.
XLIV. ПЕРЕСЕЛЕНИЕ
В тот же день, оставшись с Бурьенном, первый консул продиктовал ему следующий приказ, обращенный к консульской гвардии и ко всей армии:
«Вашингтон скончался! Этот великий человек боролся против тирании, он установил в Америке свободу. Его память всегда будет священна для французского народа, для всех свободных людей Старого и Нового Света, в особенности для французских солдат, которые, подобно ему и американским солдатам, сражались за свободу и равенство. Поэтому первый консул приказывает в течение десяти дней вывешивать траурные ленты на всех знаменах и на всех вымпелах Республики».
Первый консул отнюдь не собирался ограничиться этим приказом по армии. Обдумывая способы облегчить свой переезд из Люксембургского дворца в Тюильри, он решил устроить одно из тех пышных празднеств, которыми так хорошо умел не только услаждать взоры, но и воспламенять сердца. Церемония должна была состояться в Доме инвалидов, или, как тогда говорили, в храме Марса. Там он намеревался торжественно открыть памятник Вашингтону и принять из рук генерала Ланна боевые знамена Абукира.
То был излюбленный маневр Бонапарта: столкнув две противоположные идеи, вызвать молнию.
Он чествовал одновременно великого человека Нового Света и военные победы Старого Света, осеняя юную Америку боевыми трофеями Фив и Мемфиса.
В назначенный день от Люксембургского дворца до Дома инвалидов были выстроены конные отряды в шесть тысяч человек.
В восемь часов утра Бонапарт вскочил на коня в большом дворе консульского дворца и по улице Турнон проследовал к набережным в сопровождении генералов своего штаба, из которых самому старшему не было и тридцати пяти лет.
Процессию возглавлял Ланн; за ним шестьдесят гренадеров несли шестьдесят трофейных знамен; далее, на два Лошадиных корпуса впереди штаба, гарцевал на коне Бонапарт.
Военный министр Бертье, встречая кортеж, стоял под сводами храма, опершись на статую отдыхающего Марса; все министры и члены Совета выстроились вокруг него. На колоннах, под сводами, висели стяги Денена и Фонтенуа и знамена первой Итальянской кампании. Два столетних инвалида, сражавшиеся еще под началом маршала Саксонского, вытянулись во фрунт справа и слева от Бертье, словно древние кариатиды. В правом углу, на помосте, был водружен бюст Вашингтона, который предстояло украсить знаменами Абукира. На другом помосте, напротив, возвышалось кресло Бонапарта.
Вдоль боковых приделов храма расположились амфитеатром ряды скамеек, где заняли места представители самого блестящего парижского общества — во всяком случае те, кто сочувствовал идеям предстоящего великого торжества.
При появлении знаменосцев под сводами храма раздались торжественные медные звуки военных фанфар.
Ланн вошел первым и подал знак гренадерам — те попарно поднялись по ступенькам помоста и вставили древки знамен в заранее приготовленные гнезда.
Тем временем Бонапарт под гром аплодисментов занял свое место в кресле на трибуне.
Ланн подошел к военному министру и начал говорить своим зычным голосом, каким так лихо командовал «Вперед!» на полях сражении.
— Гражданин министр! — возгласил он. — Вот боевые знамена турецкой армии, разгромленной на ваших глазах при Абукире! Наша Египетская армия, совершив переход по знойной пустыне, претерпев голод и жажду, столкнулась с неприятелем. Враги гордились своим численным превосходством, своими успехами и считали легкой добычей наши войска, изнуренные усталостью и непрерывными боями. Они не ведали, что французский солдат силен и могуч, ибо умеет переносить лишения и умеет побеждать, что его храбрость возрастает и крепнет в часы опасности. И вот, как вы знаете, три тысячи французов стремительно атакуют восемнадцать тысяч варваров, опрокидывают, преследуют, оттесняют их к морскому берегу, и сила наших штыков приводит мусульман в такое смятение, что они, чуя неминуемую гибель, бросаются в воду и тонут в пучинах Средиземного моря.
В этот знаменательный день были решены судьбы Египта, Франции и Европы, спасенных благодаря мужеству наших солдат.
