Белые и синие - Дюма Александр (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
— Таким образом, — сказал Бонапарт, пристально глядя на Ожеро, — ты не сомневаешься в том, что, приняв эту меру предосторожности, можешь спокойно покинуть свою дивизию на месяц-другой, не так ли?
— Вот как! — воскликнул Ожеро. — Зачем же мне покидать дивизию?
— Ведь ты просил у меня разрешения съездить в Париж по личным делам.
— Отчасти и по твоим тоже, не так ли? — спросил Ожеро.
— Я думал, — довольно сухо заметил Бонапарт, — что ты не отделяешь своей судьбы от моей.
— Нет, нет, — живо отвечал Ожеро, — и тебе, должно быть, нравится, что я всегда буду скромно довольствоваться второй ролью.
— Разве в Итальянской армии у тебя не такая роль? — спросил Бонапарт.
— Да, конечно, но, чтобы получить ее, я немного постарался, и, возможно, обстоятельства не всегда будут складываться настолько благоприятно.
— Значит, ты понимаешь, — сказал Бонапарт, — что, когда ты окажешься бесполезным в Италии — другими словами, когда обстоятельства изменятся, я найду повод, чтобы ты приносил пользу во Франции.
— Ах, вот как! Послушай, значит, ты посылаешь меня на помощь Республике, не так ли?
— К несчастью, да, у Республики плохие защитники, но даже с такими защитниками она жива.
— Значит, Директория… — начал Ожеро.
— В ней царит раскол, — отвечал Бонапарт. — Карно и Бартелеми склоняются в пользу королевской власти, и на их стороне, надо признать, большинство в обоих Советах. Но Баррас, Ребель и Ларевельер-Лепо твердо стоят за Республику и Конституцию Третьего года, и мы на их стороне.
— Я думал, — сказал Ожеро, — что они бросились в объятия Гоша.
— Да, но не следует их там оставлять; в его армии не должно быть рук длиннее наших, а наши руки должны протянуться через Альпы и в случае надобности снова устроить в Париже тринадцатое вандемьера.
— А почему ты сам туда не едешь? — спросил Ожеро.
— Потому что если бы я отправился туда, то для того, чтобы свергнуть Директорию, а не для того, чтобы поддержать ее, а также потому, что я еще недостаточно много сделал, чтобы играть роль Цезаря.
— И ты отправляешь меня туда, чтобы я сыграл роль твоего заместителя? Хорошо, мне большего не надо. Что я должен там сделать?
— Следует прикончить врагов Франции, не добитых тринадцатого вандемьера. До тех пор пока Баррас будет действовать в интересах Республики, помогай ему изо всех сил, со всей решимостью; если он начнет колебаться, сопротивляйся; если он станет предателем, возьми его за шиворот как последнего из граждан. Если ты не выдержишь, мне потребуется неделя, чтобы прибыть в Париж с двадцатью пятью тысячами солдат.
— Хорошо, — сказал Ожеро, — мы постараемся выдержать. Когда я должен ехать?
— Как только будет готово письмо, которое ты повезешь Баррасу.
Затем, обернувшись к Бурьенну, он сказал:
— Пиши.
Бурьенн держал перо и бумагу наготове. Бонапарт продиктовал ему следующее:
«Гражданин член Директории!
Я посылаю к тебе Ожеро, мою правую руку. Для всех он приехал в Париж в отпуск, чтобы уладить личные дела. Доя тебя он советник, который идет одним путем с нами. Он предоставит в твое распоряжение свою шпагу, и я уполномочил его сказать тебе, что в случае необходимости ты можешь взять из итальянской кассы один, два и даже три миллиона.
Деньги — нервы войны, особенно гражданской войны.
Я надеюсь услышать через неделю, что Советы очищены и клуба с улицы Клиши больше не существует.
Привет и братство. Бонапарт.
P.S. Что это еще за рассказы о грабителях дилижансов и шуанах, которые слоняются по большим дорогам Юга под именем Соратников Иегу? Задержите четверых или пятерых этих негодяев и накажите их в назидание другим. Б.»
Бонапарт перечел, по своему обыкновению, письмо и поставил подпись новым пером, отчего его почерк не стал более разборчивым. Затем он запечатал письмо и вручил его гонцу.
— Прикажите выдать Ожеро двадцать пять тысяч франков из моей кассы, Бурьенн, — сказал он.
После этого он обернулся к Ожеро со словами:
— Когда у тебя кончатся деньги, гражданин генерал, ты попросишь их у меня.
XVI. ГРАЖДАНЕ ЧЛЕНЫ ДИРЕКТОРИИ
Гражданину генералу Бонапарту было пора обратить свой взор на граждан членов Директории: как уже было сказано, между пятью избранниками, заседавшими в Люксембургском дворце, произошел открытый разрыв.
Карно и Бартелеми полностью разошлись с Баррасом, Ребелем и Ларевельер-Лепо.
В результате этого правительство не могло оставаться в прежнем составе; одни министры были ставленниками Барраса, Ларевельер-Лепо и Ребеля, а другие — Бартелеми и Карно.
В правительстве было семь министров: полиции — Кошон, внутренних дел — Бенезеш, морского флота — Трюге, иностранных дел — Шарль Делакруа, финансов — Ра-мель, юстиции — Мерлен и военный — Петье.
Кошон, Петье и Бенезеш запятнали себя, перейдя в стан роялистов. Трюге был высокомерен, необуздан и старался все делать по-своему. Делакруа не справлялся со своими обязанностями. Только Рамель и Мерлен, по мнению большинства членов Директории, то есть Барраса, Ребеля и Ларевельера, должны были остаться на своих местах.
Оппозиция, со своей стороны, требовала сменить четырех министров: Мерлена, Рамеля, Трюге и Делакруа.
Баррас уступил ей Трюге и Делакруа, но убрал также еще троих, которые были членами Совета пятисот; их смещение должно было вызвать сильный переполох в обеих Палатах.
Это были, как мы уже сказали, Кошон, Петье и Бенезеш.
Мы надеемся, что читатель не забыл о салоне г-жи де Сталь; как вы помните, именно будущий автор «Коринны» делала политику, почти столь же влиятельную, как политика Люксембургского дворца и ул; ды Клиши.
Госпожа де Сталь, уже назначившая одного министра при монархии, горела желанием назначить другого при Директории.
Жизнь человека, которого она прочила на этот пост, изобиловала бурными событиями и всяческими любопытными перипетиями. Это был мужчина сорока трех лет, принадлежащий к одной из самых знатных семей Франции. Он был хромым от рождения, как Мефистофель, на которого несколько походил лицом и характером; это сходство еще больше усилилось, когда он нашел своего Фауста. Несмотря на то что он был старшим сыном в семье, из-за увечья ему было предназначено служить Церкви, и он стал епископом Отёнским в возрасте тридцати пяти лет. Вскоре началась Революция. Наш епископ приветствовал все ее идеи, был избран в Учредительное собрание, добился там отмены церковных десятин, отслужил обедню на Марсовом поле во время праздника Федерации, благословил знамена Республики, принял новый закон о духовенстве и посвятил в сан епископов, присягнувших конституции, в результате чего папа Пий VI отлучил его от церкви.
Людовик XVI послал его в качестве помощника нашего посла г-на де Шовелена в Лондон, где он в 1794 году получил предписание сен-джемского кабинета выехать из страны и одновременно получил из Парижа известие о том, что Робеспьер вынес постановление об его аресте.
Эти две санкции принесли ему удачу: он был разорен, уехал в Америку и вновь разбогател, занимаясь торговлей. Он вернулся во Францию всего лишь три месяца назад.
Его звали Шарль Морис де Талейран-Перигор.
Госпожа де Сталь, чрезвычайно умная женщина, была очарована умом этого обаятельного человека; она заметила глубину, таившуюся под напускным легкомыслием своего нового друга. Она познакомила его со своим тогдашним чичисбеем Бенжаменом Констаном, и тот свел его с Баррасом.
Баррас пришел в восторг от нашего прелата. После того как г-жа де Сталь представила его Бенжамену Констану, а Бенжамен Констан — Баррасу, Баррас представил его Ларевельеру и Ребелю. Он покорил их так же, как покорял всех, и было решено, что его сделают министром иностранных дел вместо Бенезеша.
Пятеро членов Директории собрались на совещание, чтобы тайным голосованием избрать членов нового правительства, призванных сменить членов прежнего кабинета, которые должны были уйти в отставку. Карно и Бартелеми не подозревали о тайном сговоре трех своих коллег и полагали, что смогут им противостоять. Но они были разочарованы, когда увидели, что трое единодушно подали голоса за отставку тех, кто должен был уйти, за сохранение тех, кто должен был остаться, и за назначение тех, кто должен был войти в состав правительства.
