Иголка в стоге сена (СИ) - Зарвин Владимир (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
Моток веревки, брошенный им в лицо татя, заставил Волкича отступить, и, воспользовавшись сей заминкой, Тур обеими руками вцепился в железное топорище секиры.
Он надеялся обезоружить разбойника, но молодой, сильный тать легко вырвал топор из рук старого казака и нанес ему удар лезвием поперек живота.
Застонав, Тур осел наземь. Второй удар Волкича должен был добить его, но теперь навыручку побратиму пришел Газда. Прыгнув навстречу татю, он ударом ноги в грудь оттолкнул его от раненого товарища.
Волкич устоял на ногах и замахнулся на казака секирой. Рванув из ножен саблю, Газда попытался отбить удар татя клинком, но раненая рука ему плохо повиновалась, и Волкич без труда выбил из его пальцев оружие.
— Ну что, отвоевался, холоп? — злобно оскалил он зубы, преграждая казаку путь к выходу. — Сейчас ты отправишься к своему рыжему дружку!
— Труби в рог! — простонал Тур. — Труби, брат!..
Отступать Газде было некуда, защищаться нечем. Перед взором его маячила вражья секира, занесенная для удара. Казак понял, что если не протрубит сейчас, то уже не сделает сего никогда.
Сорвав здоровой рукой с пояса охотничий рог, он изо всех сил подул в него. Вырвавшись из затхлого полумрака конюшни, резкий звук пронзил утреннюю тишь и разнесся над миром, будя спящих во всех углах постоялого двора.
Трубя, Газда не рассчитывал, что это спасет ему жизнь, но именно так и вышло. При звуке рога рука Волкича дрогнула, и удар, способный развалить казака от шеи до бедра, пришелся в столб коновязи.
Ярость на лице убийцы сменилась животным ужасом. Забыв о Газде, он метнулся к своему коню, вскочил в седло и стрелой вылетел на подворье.
Газда продолжал дуть в рог, разрывая тишину хриплыми звуками. Сон, навеянный зельем Харальда, оказался нежданно хрупким. На голос рога из всех строений постоялого двора выбегали, на ходу обнажая оружие, люди Воеводы.
Чертыхнувшись, Волкич погнал коня к воротам, но тут же был вынужден его осадить: ворота, предусмотрительно отворенные им для побега, кто-то вновь запер на засов.
Путь к спасению был отрезан, тать очутился в западне. Проклиная всех и вся, он погнал Вороного вдоль частокола в отчаянной попытке отыскать в нем какую-нибудь брешь.
Со всех сторон к Волкичу бежали стражники. Одного из жолнежей, схватившего его коня за узду, тать пнул в лицо сапогом, другого — огрел плетью.
Но Волкич уже нашел то, что искал. В одном месте частокол был намного ниже, чем в других, и это давало разбойнику шанс вырваться на свободу.
Давя конем всех, кто вставал на его пути, он помчался к облюбованной им бреши. Тать не знал, возьмет ли Вороной преграду, но сознавал, что другого пути к спасению у него нет.
Тем временем шум на постоялом дворе разрастался. Разбуженный переполохом, из своего ночного убежища показался Воевода. Не проспавшись от хмеля, он едва понимал, что происходит, но громче всех кричал, распекая жолнежей за неповоротливость.
В считанные мгновения постоялый двор был на ногах. Но одного из постояльцев не пришлось будить, поскольку он и не думал смыкать глаз этой ночью.
Затаившись в отведенной ему избе, фон Велль ждал минуты, когда пленный тать обретет свободу. И услыхав долетающие со двора крики, он понял, что у Волкича что-то пошло не так с побегом.
Как всегда в минуты опасности, сознание Командора работало безотказно. Волкич не должен был вновь попасть в руки Воеводы, и тевтонец принял решение убить татя. Рывком поднявшись с устланного шкурами ложа, он взял самострел, колчан со стрелами и поспешил на улицу.
Увиденное там едва ли обрадовало рыцаря. Волкич гонял на взмыленном коне по подворью, уворачиваясь от Воеводиных жолнежей и сшибая их с ног. Видя, что у него нет шансов вырваться из западни, Руперт натянул рычагом тетиву самострела и вложил в желобок тяжелую, каленую стрелу.
«Даже если он преодолеет изгородь, жолнежи его настигнут! — пронеслось в мозгу фон Велля. — Что ж, придется вернуть деньги шведам!..»
Командор вскинул оружие, целясь в спину своего подопечного.
Волкич брал разгон, собираясь преодолеть последнее препятствие, отделяющее его от воли. Руперт понял: еще миг — и пускать стрелу будет поздно.
Он плавно нажал рычаг спускового механизма. Глухо щелкнул стопор, басовито взвыла тетива, и стрела, со свистом пронзая морозный воздух, рванулась к цели.
Волкичу так и не удалось птицей перелететь гребень частокола. В миг, когда Вороной отталкивался копытами от земли, в шею его наездника с хрустом вошла стрела.
Удар был так силен, что наконечник стрелы раздробил татю шейные позвонки, вырвал язык и вышел наружу меж зубов, словно змеиное жало.
Жгучая боль пронзила беглеца, лишив его сил. Словно сноп, поваленный бурей, он рухнул наземь, захлебываясь собственной кровью. Плоть была ему больше не подвластна, Волкич не чуял ни рук, ни ног, словно голова была отделена от остального тела.
Он лежал на снегу, словно большая нелепая кукла, и по лицу его пробегала смертная судорога. Зубы татя стучали о наконечник стрелы, зрячий глаз, налитый кровью, казалось, готов был выпрыгнуть из глазницы от переполняющего его ужаса.
Взором, обращенным в ад, Волкич видел длинные вереницы убитых им людей. Зарезанные и расчлененные, со снятой кожей и вырванными глазами, они надвигались на татя из багровой тьмы, протягивали к нему изуродованные руки.
А впереди всех жуткая в своей наготе шествовала Настасья Колычева, заживо сожженная Волкичем в собственном доме.
Огонь обезобразил лицо былой красавицы, но Волкич сразу же узнал ее. Только теперь улыбка Настасьи больше походила на оскал, а глаза пылали жаждой отмщения.
От ее взора татя прошиб холодный пот. Он уже знал, как поступит с ним бывшая любовь. Сухая, словно сожженная ветка, рука, медленно поднялась, указуя на своего убийцу скрюченным пальцем.
До Волкича долетел ее смех. Хриплый, но в то же время пронзительный, он вначале звучал тихо, но вскоре стал нарастать. Вторя ему, захохотали другие мертвецы, радующиеся скорой расправе над своим мучителем.
Смех Настасьи перешел в призывный клич, и, повинуясь ему, орда убиенных ринулась на Волкича со всех сторон. Все, кого он приносил в жертву Тьме, теперь сами терзали его зубами и ногтями, рвали и растаскивали по частям.
В отчаянии он возопил, моля своих покровителей о спасении, но ответом ему были лишь зубовный скрежет да злорадный смех мертвецов…
…Боярин так и не дождался подмоги. Утратив способность мучить и убивать, он потерял ценность в глазах Тьмы, и она отвернулась от него, как отворачивалась от множества других негодяев, закончивших свой земной путь.
Жуткий, исполненный ужаса вопль огласил мрачные глубины преисподней, но никто не откликнулся на него и не пришел Волкичу на помощь. Демоны предали своего слугу.
Глава 51
Дмитрий Бутурлин проснулся от громких криков, долетавших со двора. Почуяв неладное, он прицепил к поясу саблю и поспешил на улицу.
Худшие из опасений боярина оправдались. Волкич, каким-то чудом избавившись от пут, носился по двору на взмыленном коне и выискивал место, где можно было бы перемахнуть частокол.
Люди Воеводы бежали к нему со всех сторон, силясь догнать беглого татя и стащить с коня, но Волкич от них уворачивался, награждая стражников ударами плети.
Дмитрий горько пожалел о том, что у него под рукой нет аркана. С его помощью он мигом бы спешил татя, как давеча сделал это на ливонской границе. Но аркан вместе с остальным снаряжением Бутурлина остался в конюшне, и пока бы боярин бегал за ним, Волкич мог перемахнуть частокол и вырваться на свободу.
В отчаянии Дмитрий бросился за ним вдогонку, надеясь одолеть врага голыми руками. Но смерть настигла Волкича прежде, чем Бутурлин смог до него дотянуться. Что-то отрывисто свистнуло в воздухе, и тать, раскинув руки, повалился навзничь.
Подбежав к нему, Дмитрий увидел короткую толстую стрелу, торчащую из окровавленного рта убийцы. Несколько мгновений Волкич еще был жив. Зубы его скрежетали о черенок стрелы, зрячий глаз метал в сбежавшихся людей ненавидящие взгляды.
