Становой хребет - Сергеев Юрий Васильевич (прочитать книгу .TXT) 📗
Председатель собрания, старый большевик, предложил голосовать. Одним махом взметнулись сотни рук…
Преступниками оказались, как раз, те обюрократившиеся аппаратчики, которых бичевала Тоня в своих выступлениях. Те самые, пролезшие в щели кабинетов и занявшие тёплые места.
Смотритель дальнего прииска и управляющий прииском Незаметный. Чего им не хватало? Трудно сказать… Но они сколотили шайку и планировали большие дела.
Четыре бандита были приговорены к расстрелу, остальные — к длительным срокам заключения, в том числе две женщины, активные члены банды.
16
Откуда этот ферт выискался в Незаметном — никто духом не знал. Даже Игнатий, увидав его впервые, опешил в недоумении. Здоровенный белобрысый детина, лет за тридцать, с ярко-голубыми глазами и до неприличия красивым лицом, форсил так, что старый приискатель поразился подобной бесшабашности.
Парня, словно поместили в ледник, когда царили буйные времена разгула фарта, а потом отморозили и выпустили на свет Божий, в укор нынешним старателям за их скромность. На нём топорщились непомерной бабьей юбкой новёхонькие плисовые шаровары со множеством стрелок.
Алела атласная рубаха с позолоченными или золотыми пуговками. Кособочилась на голове пижонская клетчатая кепка с лаковым козырьком. На поясе золотились цепи, которые ныряли к часам в два кармана.
Разило от франта за версту наипервейшими духами. Всё это разом напомнило Парфёнову легендарные богатые ключи — «золотые алтари», волчьи драмы приискательства, мытарства золотишника настоящих кровей.
Игнатий угадал под этим внешним лоском — истинного карымца, так называли и почитали опытных старателей родом с реки Карым, как стальное кайло выкованного в горниле бед и невзгод, горячего и необузданного в достижении любой задумки.
Такие люди могут спать на голой земле, презирают золото и алчность людишек из «жилухи». Они умеют и могут — всё!
Лениво, с крайне огорчительной миной на лице, в показной тоске и скуке на недостойную суету вокруг, вышагивал он по дороге, поигрывая кистями нарядного кушака. Парфёнов не стерпел, окликнул.
— Эй, варнак! Откель ты выискался такой нарядный? — он подошёл и с удивлением стал трогать одежду парня. — Вот это удивил! Да двое часов на нём, да кушак расписной, да хромовые сапожки со скрипом. Ну и ну-у-у…
— Отвяжись, дед. Знай своё предназначение в жизни, топай куда шёл, — досадливо огрызнулся тот и опять поскучнел.
— Да-а… знатно одет, видать, пожива добрая была, промотать скорей норовишь и полететь с сидором опять за сопочки.
— Я — царь природы — Петюнчик Вагин, имею смертельную ненависть к дензнакам и намерен их перевести насовсем.
— Ишь ты-ы! — развеселился Игнатий. — Да ты, оказывается, самородно-красноречивый, в философиях кумекаешь. А я-то думал, дурень старый, что ты какой-то карнах, напыжился, срамотит приискательское дело в бабьих нарядах. Где пошил обновы?
— Тебе, какое дело, сказано, катись, — ловко сплюнул через зубы Петюнчик и раскурил папироску.
— Так шьёт одна модистка в Иркутске, Софа Кривая.
— А ты, откель знаешь? — в подёрнутых ленивой истомой глазах парня мелькнула искорка заинтересованности.
— Гиблое твоё дело, раз у Софки шитво заказывал, ободрала она тебя напрочь. Гульбанили, небось, у её подруги Ритки, по прозвищу Золотая Сиська?
— Гульбанили, — совсем уж удивился Петя, — всё верно говоришь. Но только я не авантюрист и проходимец какой-то, а владыка природы и фарта… Ты чё, дед, Вагина досель не знаешь?
— Сохача знаю, Вагина нет.
— Тю-у, нашёл чем хвалиться, мы с Сохачом — дружки гробовые, кто же его не знает. Дюже фартовый, дюжей меня, владыки тайги.
— Колоритная личность с классовой гнильцой — вот, кто ты, — хохотнул Игнатий, потом разом посуровел, — раз ты с Сохачём водился, то покажь немедля документы. А ну, покажь?
— Ты кто такой, чтобы требовать?! Счас как долбану меж рог и копыта на стороны отлетят, — устало отпихнулся Петя.
Парфёнов, со вздохом, вынул мандат ГПУ и всё же, проверил документы. Они оказались в порядке.
— Значит, Бодайбо гуляет. — Покачал головой и хотел уйти, но теперь уж Вагин хватанул за грудки.
— Ты по какому праву оскорбил меня подозрением? Хоть ты и ЧК, но не забывайся, — от его рывка у Игнатия расстегнулась на груди рубаха и открылся ревущий сохатый на скале, — откуда у тебя такая наколка? — поднял удивлённые глаза Петя. — Подобная лишь у Сохача имеется.
— Я и есть Сохач, ты ж видал в мандате прописано: Игнаха Парфёнов. Это фамилия Сохатого.
— П-правильно, — Петя с ужасом глядел на прихрамывающего здоровенного старика, по рассказам угадывая в нём легендарного приискателя. От брехни, что дружил с Сохачом, покраснел и неуверенно промямлил: — Пойдём для знакомства вмажем по сотке спиртика.
— По должности не могу, да и с тобой рядом от вони сдохнешь. Сколь зазря бабьих духов перевёл, ужасть!
— Нет, ты мне скажи, откедова знаешь Софку Кривую и Ритку? Неужто и Сохач к ним залетал?
— Хэ! — Игнатий рассеянно почесал затылок. Ясно дело, лет эдак с десяток назад тоже обнову у Софки шил. Опосля этого, очухался под Читой в телячьем вагоне, среди навоза. Гол, как сокол и башка чугунная, чем они меня опоили, досе не знаю.
— Точно! — возрадовался Петя. — От стервы наглющие! Со мной такая же история вышла, слава Богу, что эти обновки заранее с другом в гостиницу отправил. Вот идиётки, сколько же они, за все годы, нашева брата облапошили?!
— Ладно, айда ко мне в гости, раз молошными братьями оказались. Ты ведь, только с дороги и жить не приспособился где?
— Точно! — оскалил ровные и белые зубы Петя. — Как ты обо всём знаешь, ума не приложу.
— Ладно, пошли, владыко штанов, пристрою на ночь. Тут землячество бодайбинцев широкое, завтра сведу с ними, иди работай.
Быковы уже перебрались в свой дом, но Тоне вздумалось прийти к Игнатию за оставшимися вещами. Едва она перешагнула через порог, как Петя мгновенно напыжился и преобразился: в глазах разлилась медовая томность и ласковость.
— Ты стойку не делай на замужнюю бабу, — с ухмылкой предостерег Игнатий, — проходи, Тоня, чайку испей с нами.
— Плевать, что замужняя — эта баба станет моей, слово Пети Вагина. Нехай замужняя, сидай, подруга, будем разговоры говорить.
Тоня, оскорблённая вызывающей наглостью незнакомца, сердито сдвинула брови.
— Откуда ты приволок это музейное чучело дореволюционного ухаря, Игнатий?
— Да вот, старый знакомец приблудился с Бодайбо. Уймётся…
— Пускай не хамит, не то плохо будет.
— Ух, да ты, оказывается, самостоятельная девка! Всё одно, не упрямься, от меня не отлипнешь, — расправил плечи Вагин, — не такие красотки мне ноги мыли, а потом и воду пили. Смазливая ты до ужасу и силишься казаться недоступной, а всё одно баба. Все вы одинаковые, лапушки милые. Все-е…
Тоне было неприятно говорить с пьяненьким нахалом, она собрала в узел платья, взяла свою сковороду и уже шагнула к выходу, когда на плечи сзади легли сильные руки. Без разговору гвозданула Петю сковородкой в лоб и зло хлопнула дверью. Игнатий немедленно поднялся от стола.
— Вот что, мил человек, к тебе с добром, а ты с дерьмом. Проваливай немедля отсель, не то рёбра помну.
— Малахольная девка, — Вагин потрогал растущую во весь лоб шишку, — ну, погодь, я до тебя доберусь. Ага, нас тут не ждали, а ещё Сохач. Разве так дружков привечают.
С этого дня открылась долгая история изнурительной осады Тони Быковой залётным красавцем.
Игнатий потом пожалел, что познакомился с «владыкой природы», гнал его от жены Егора, даже колотил ещё разок, забыв в сердцах о своём служебном положении, не дозволяющем применять такой метод воспитания, но Петя ничего не хотел слушать и настырно добивался своего.
Настолько он был избалован своей неотразимостью, что в его голове не укладывалось, что им может пренебречь обычная баба. Им-то, Петей Вагиным, брезговать?!
