Санджар Непобедимый - Шевердин Михаил Иванович (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
Обернувшись к бойцам, стоявшим молча, с суровыми лицами, Кошуба приказал:
— Не спускайте с этих… божьих людей глаз. Тут недавно один божий человек удрал прямо на глазах, — он не без иронии посмотрел на Джалалова и Курбана, и их лица начали медленно наливаться краской.
Сам он быстро зашагал к плотине.
Собственно говоря, плотины уже не было.
Груды гальки, обломки скал, хворост, глыбы конгломерата, камни громоздились в полном беспорядке. Вода рвалась с ревом в промоины и бреши, билась и кипела в ямах. Казалось, здесь недавно произошел горный обвал, перегородивший дерзкий поток.
Примерно около половины сооружения сохранилось, но река упорно размывала его и угрожала окончательно стереть с лица земли.
Прыгая с камня на камень, карабкаясь вверх и вниз по мокрым глыбам, командир и сопровождавшие его Джалалов и Курбан с большим трудом перебрались через поток.
Здесь, на высоком берегу, копошились несколько человек. Полуголые, в рубищах, почерневших от грязи и пота, с засаленными тряпками вместо чалм, босые люди работали с остервенением, со злобой. Их было немного, не больше десятка. За шумом потока они не заметили приближения комбрига.
С величайшим трудом, напрягая последние силы, они волокли к плотине при помощи волосяных арканов громадные шершавые валуны. Пот лился по их влажным спинам, рты были широко раскрыты, запекшиеся губы потрескались, хриплое дыхание с бульканием вырывалось из впалых грудей.
Почти все работавшие были глубокими стариками.
Только когда Кошуба добрался вплотную до строителей, ему стало понятно, чем они заняты. Старики задались целью спасти уцелевшую часть плотины.
Они пытались укрепить ее конец острым зубом, врезавшимся в середину потока. В этом месте вода яростно кидалась на хрупкое сооружение и медленно, но методически отгрызала кусок за куском. Старики сбрасывали в поток камни и обломки скалы, притащенные с высокого скалистого берега. Но сколько ни летело вниз камней, все они даже без всплеска бесследно исчезали в рычащей, белой от пены пучине…
— Что вы делаете? — крикнул комбриг первому попавшему ему навстречу старику. — Вы без пользы тратите время и силы.
— Салом, таксыр командир, — хрипло ответил старик, — отойди, отойди, мы спешим… не мешай.
Он волочил крупный черный обломок скалы. Старик изнемогал от усталости, но не остановился даже тогда, когда Кошуба заговорил с ним.
— Мы спешим, — кричал он, раскачиваясь, чтобы новым рывком сдвинуть с места тяжесть. Жилы надулись у него на руках, грубая шерстяная веревка врезалась в плечи. Он страдал ужасно, все лицо его перекосилось от боли, но он с отчаянием обреченного стремился всем телом вперед.
— Эй, ухнем! — вдруг закричал командир. — Подмогните!
И он навалился всем телом на каменистую глыбу. К нему подскочил Курбан, и камень легко сдвинулся с места. Старик сначала не понял, что случилось, и сделал легко несколько шагов, но вдруг он обернулся и посмотрел через плечо. Лицо его озарилось страдальческой улыбкой.
«Никогда я не забуду его лица, — говаривал впоследствии Кошуба. — На сердце стало горячо. Я увидел, что старик потрясен. Ведь по старым понятиям я для него был всемогущим начальником, господином, и вдруг я работаю рука об руку с ним, как подлинный друг, кровный брат. Все перевернулось у него в голове».
Пока камень волокли по ребру плотины, старик отрывисто выкрикивал:
— Плотина… разорил, разрушил ее хаким. Все пропало: сады, огороды, виноград. Все! Все засохнет, умрет… Но придут спокойные времена, кончится война, народ образумится, не будет бессильно стонать, опустив руки, взывая к небу… Народ придет сюда работать. Когда придет, не знаю, но придет. Год, полтора будет работать и исправит зло, сделанное хакимом. А сейчас… сейчас надо оградить от злобы реки то, что осталось, уцелело. Скоро летний паводок начнется. Вода поднимется и съест плотину по камешку. И сейчас уже трудно… ой, как трудно! Три дня работаем, и ничего не выходит…
— Почему, — закричал Кошуба, чтобы заглушить грохот потока, — кишлачники не идут, не работают вместе с вами?
— Они боятся.
— Кого?
— Хакима боятся.
Они сбросили камень в поток и пошли обратно. На берегу рев воды не был так силен, и говорить стало легче.
— Но ведь хаким убежал, — заметил Кошуба.
Старик сказал, оглянувшись на мазар:
— Хаким убежал, да детки его остались.
— Где?
— Вон там.
И старик осторожно, чтобы не было заметно со стороны, показал в сторону мазара.
— Кто они?
— Они богу молятся. Они сказали: гибель плотины — воля божья. Никто не может идти против воли аллаха всесильного. Кто же не побоится такого заклятия?
— Ну?
— Ну, из кишлака никто не захотел идти.
— Почему же вы пошли?
— Я Азиз — мираб, а те старики тоже были от нашего кишлака приставлены, смотреть за водой. Ну, а мы, по воле бога, прозевали плотину. Мы — причина несчастья. И что нам теперь проклятия Шейхов, мы погубили кишлак, мы погубили народ. Нам все равно теперь умирать. Вот мы и работаем. Надо сохранить, что осталось. Закрепить, чтобы река не сожрала. Потом будет легче построить плотину… Придут люди и опять сделают плотину, через пять лет, через десять лет.
— А почему не раньше? — проговорил, слегка задыхаясь, Кошуба. Он снова толкал большую глыбу, помогая старику.
— Командир… Об этой плотине думали сто лет, прежде чем построить. Двадцать раз начинали и бросали. Как начнут, — чинары посадят. Вон какие деревья выросли, пока раздумывали, а строили двадцать лет, а может, и больше. Поработают, поработают… и бросят. А там река опять все разорит. Снова начинают. Сразу видно, что ты не знаешь этого дела… Неопытный ты. А мы всю жизнь на арыках.
— Хорошо, я неопытный… Ну, а сколько, по–твоему, старик, нужно времени, чтобы перегородить реку опять?
Старик подумал и горько вздохнул:
— Много, много времени. Не доживу я, не увижу я, не смогу я больше посидеть в тени своего урюка. Он уже через месяц потеряет листву, он засохнет за это лето до корня. О!.. А я сажал его, когда сын родился, а у меня теперь внук взрослый. Эх, мой садик, мой садик…
Когда камень полетел в поток и старик поднял голову, лицо его было в слезах.
Один за другим брели, сгорбившись, старцы. Они тащили камни, землю, но все это было ничто по сравнению с разрушительной силой дикой стихии.
А один старик, весь трясущийся, совсем дряхлый, тащил в дрожащих руках небольшие камешки и, разевая беспомощно беззубый рот, покрикивал:
— Братья, еще усилие! Ох, братья, еще усилие!
Сбросив вниз еще одну глыбу, командир той же неверной дорогой перебрался через поток. У чинаров к этому времени уже собрался весь красноармейский отряд. Поодаль остановились на отдых табором кишлачники, шедшие в изгнание. Их было несколько сотен. Гнетущее впечатление производила эта безмолвная толпа: ни возгласа, ни слова, ни смеха не было слышно. Даже дети не плакали. Они лишь боязливо жались к взрослым. И только их огромные голодные глаза взывали к состраданию. Лица женщин были мертвенно бледны. Они с полнейшим безразличием глядели на плотину, на строгих подтянутых бойцов, на сытые физиономии шейхов. Ни малейшего интереса нельзя было прочитать в их пустых взглядах…
Комбриг прошел мимо них, поглядывая по сторонам и бормоча что–то себе в усы.
Без команды бойцы выстроились и подтянулись при приближении комбрига.
— Дневка! — крикнул Кошуба. — Вольно… — Он вскочил на конгломератовый выступ и обратился к своим: бойцам: — Товарищи, вы видите? — Он показал рукой на реку, плотину, на копошащиеся на ней в потоке солнечных лучей фигурки стариков. — Здесь произошло злое дело. Бек своими руками разрушил плотину. Эксплуататор мстит народу, трудящемуся люду, крестьянам. Сам–то он сбежал, богатства, денежки прихватил с собой, а вот землю не унесешь в кармане. А что в здешних краях земля без воды?.. Ну, какие мнения на этот счет?
— Надо помочь! Подсобить надо! — раздались голоса бойцов.
