Сорок пять(изд.1979) - Дюма Александр (книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Гул одобрения был ответом на эти слова.
На глазах у братьев выступили слезы; они вполголоса обменялись несколькими словами.
— Что с герцогом? — спросил Жуаез.
— Судя по всему, он погиб, — ответил Анри.
— Это горестный для Франции день… — молвил адмирал. Обернувшись затем к своим людям, он громко объявил: — Не будем понапрасну терять время, господа! По всей вероятности, как только вода спадет, на нас будет произведено нападение; мы окопаемся здесь, пока не получим продовольствия и достоверных известий.
— Но, монсеньер, — возразил кто-то, — кавалерия не сможет действовать: лошадей не кормили со вчерашнего дня.
— На нашей стоянке имеется зерно, — сказал лейтенант, — но как быть с людьми?
— Если есть зерно, — ответил адмирал, — мне больше ничего не надо; люди будут есть то же, что и лошади.
— Брат мой, — прервал его Анри, — прошу тебя, дай мне возможность хоть минуту поговорить с тобой наедине.
— Я займу этот поселок, — ответил Жуаез. — Выбери подходящее помещение и дожидайся меня.
Анри вернулся к своим спутникам.
— Теперь вы среди войска, — сказал он Реми. — Послушайтесь меня, спрячьтесь в том помещении, которое я подыщу; не следует, чтобы кто бы то ни было видел вашу госпожу.
Реми и Диана заняли помещение, которое, по просьбе Анри, ему уступил лейтенант ониских кавалеристов, с прибытием Жуаеза ставший всего-навсего исполнителем приказаний адмирала.
Около двух часов пополудни герцог де Жуаез под звуки труб и литавр вступил со своими частями в поселок и издал строгий приказ, дабы предупредить всякие бесчинства.
Затем он велел раздать людям ячмень, лошадям овес, тем и другим — питьевую воду; несколько бочек пива и вина, найденных в погребах, были, по его распоряжению, отданы раненым, а сам он, объезжая посты, подкрепился на глазах у всех куском простого хлеба и запил его стаканом воды. Повсюду солдаты встречали адмирала как избавителя возгласами любви и благодарности.
— Пусть только фламандцы сунутся сюда, — сказал Жуаез, оставшись с глазу на глаз с братом. — Я их разобью наголову и даже съем, ведь я голоден как волк. А теперь расскажи мне, каким образом ты очутился во Фландрии? Я был уверен, что ты в Париже.
— Брат мой, жизнь в Париже стала для меня невыносимой, вот я и отправился к тебе во Фландрию.
— И все это по-прежнему от любви? — спросил Жуаез.
— Нет, с отчаяния. Клянусь тебе, Анн, я уже не влюблен; моей страстью стала отныне неизбывная печаль.
— Брат мой, — воскликнул Жуаез, — позволь сказать тебе, что женщина, которую ты полюбил, — дурная женщина!
— Почему?
— А вот почему, Анри: если от избытка добродетели человек не считается со страданиями других, — это уже не добродетель, а изуверство, свидетельствующее об отсутствии христианского милосердия.
— Брат мой, брат мой! — воскликнул Анри. — Не клевещи на добродетель! Ведь ты так добр, так велико душен!
— Быть великодушным по отношению к людям бес сердечным — значит дурачить самого себя.
— Брат мой, — с кротчайшей улыбкой сказал Анри, — какое счастье для тебя, что ты не влюблен! Но прошу вас, господин адмирал, перестанем говорить о моей безумной любви и обсудим военные дела.
— Согласен, ведь разговорами о своей безумной любви ты, чего доброго, и меня сведешь с ума.
— Ты видишь, у нас нет продовольствия.
— Знаю, и я уже нашел способ его раздобыть.
— Каким образом?
— Я не могу двинуться отсюда, пока не получу известий о других частях армии; ведь здесь выгодная позиция, и я готов защищать ее против сил, в пять раз превосходящих мои собственные; но я вышлю отряд смельчаков на разведку: во-первых, они соберут мне нужные сведения, а во-вторых, добудут продовольствие, — эта Фландрия в самом деле прекрасная страна.
— Не такая уж прекрасная, брат мой.
— О! Я говорю о стране, какой создал ее господь, а не о людях — они-то всегда портят его творения. Пойми, Анри, какое безрассудство совершил герцог Анжуйский, какую крупную партию он проиграл, как быстро гордыня и опрометчивость погубили несчастного Франциска! Мир праху его, не будем больше говорить о нем, но ведь он действительно мог приобрести и неувядаемую славу и одно из прекраснейших королевств Европы, а вместо этого он сыграл на руку… кому? Вильгельму Лукавому. А впрочем, знаешь, Анри, антверпенцы сражались храбро!
— И ты тоже, брат мой!
— Да, в тот день я был в ударе, а кроме того, произошло событие, которое меня сильно подзадорило.
— Какое?
— Я сразился на поле брани со шпагой, хорошо мне знакомой.
— Шпагой француза?
— Да, француза.
— И он находился в рядах фламандцев?
— Во главе их, Анри. Эту тайну нужно раскрыть — она несомненно находится в связи с четвертованием Сальседа на Гревской площади.
— Дорогой мой повелитель, ты, к несказанной моей радости, вернулся цел и невредим, а вот мне необходимо наконец что-нибудь совершить!
— Что именно?
— Прошу тебя, назначь меня командиром разведчиков.
— Нет, Анри, нет. Если уж ты хочешь непременно умереть, я найду для тебя более доблестную смерть.
— Брат мой, умоляю тебя, согласись на мою просьбу, я буду осторожен, обещаю тебе.
— Хорошо, я все понял.
— Что же ты понял?
— Ты решил испытать, не смягчит ли ее жестокое сердце тот шум, который подымается вокруг блистательного подвига. Признайся, именно этим объясняется твое необычное упорство.
— Признаюсь, если тебе это угодно, брат мой.
— Что ж, ты прав. Женщины, которые остаются не преклонными пред лицом большой любви, часто дают себя прельстить небольшой славой.
— Стало быть, ты мне поручишь это командование, брат?
— Придется, раз ты этого хочешь.
— Я должен выступить сегодня же?
— Непременно, Анри; ты сам понимаешь, мы не можем дольше ждать.
— Сколько человек ты выделишь в мое распоряжение?
— Самое большее — сто; я не могу ослабить свою позицию. Но дай мне честное слово, что ты вступишь в бой только в том случае, если силы противника будут равны твоим или немногим больше.
— Клянусь!
— Вот и отлично! Из какой части ты возьмешь людей?
— Позволь мне взять сотню ониских кавалеристов, — у меня среди них много друзей. Когда мне выступить?
— Немедленно. Вели выдать паек людям на один день, лошадям — на два дня. Помни, я хочу получить сведения как можно скорее и из надежных источников.
— Еду, брат мой! У тебя не будет никаких секретных поручений?
— Не разглашай гибели герцога; пусть думают, что он у меня в лагере. Преувеличивай численность моего войска; если, паче чаяния, вы найдете тело герцога, воздай ему все должные почести: хоть он и был дурной человек и ничтожный полководец, он все же принадлежал к царствующему дому; вели положить тело в дубовый гроб, и мы отправим его бренные останки в Сен-Дени для погребения в усыпальнице французских королей.
Анри хотел было поцеловать руку старшего брата, но тот ласково обнял его.
— Еще раз обещай мне, Анри, — сказал адмирал, — что эта разведка — не хитрость, к которой ты прибегаешь, чтобы доблестно пасть в бою.
— Брат мой, когда я отправился к тебе во Фландрию, у меня была такая мысль; но теперь, клянусь тебе, я от казался от нее.
Молодые люди снова заключили друг друга в объятия и расстались, но еще не раз оборачивались, чтобы обменяться приветствиями и улыбками.
IX. Поход
Не помня себя от радости, дю Бушаж поспешил к Ре-ми и Диане.
— Будьте готовы через четверть часа, — сказал он, — мы выступаем. Двух оседланных лошадей вы найдете во дворе; вы должны незаметно присоединиться к нашему отряду и ни с кем не говорить ни слова.
Затем Анри вышел на галерею, опоясывавшую дом, и крикнул:
— Трубачи ониских кавалеристов, играйте сбор!
Сигнал гулко разнесся по поселку; лейтенант привел своих людей, и они тотчас выстроились перед домом.
— Солдаты, — обратился к ним Анри, — адмирал де Жуаез назначил меня вашим командиром; он поручил мне произвести разведку. Кто добровольно последует за мной?
