Корсары Ивана Грозного - Бадигин Константин Сергеевич (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
— Начинай.
Раздался громкий, пронзительный сигнал, повторенный два раза. Фитильщики приложили дымящиеся фитили к затравникам. Загремели выстрелы, окрестность заволокло едким дымом. Из пушки «Золотой лев» вылетали шестипудовые ядра. За первым залпом последовал второй, третий… Стрельба длилась около двух часов не переставая. В городе начались пожары. Под защитой пушек русские воины потащили к стенам тяжелые осадные лестницы.
Крепостные пушки города Вейсенштейна сделали несколько выстрелов и смолкли.
К царю приблизился воевода и боярин Василий Голицын.
— Великий государь, время к городу приступать.
Царь Иван кивнул головой.
Ударили полковые барабаны, заиграли трубы. Пушки умолкли. Русские войска лавой устремились к крепости. Раздался громкий боевой клич.
Царь снял шапку и перекрестился. Сняли шапки и перекрестились окружавшие царя воеводы.
Воцарилось тревожное ожидание.
— Великий государь, — сказал боярин Голицын, — в передовом полку у князя Федора Ивановича одним воеводой прибыло.
Царь Иван оторвал взгляд от бежавших к крепости воинов, хмуро посмотрел на боярина.
— Григорий Лукьянович, Малюта Скуратов, второй дворовый воевода, пожелал идти приступом на стены вместе с передовым полком, — пояснил Голицын.
— Гриша! Зачем, разве я хотел этого?
Царь рванул коня, словно желая догнать своих воинов. Сделав несколько скачков, он возвратился на прежнее место и снова стал смотреть на стены. Его зоркий глаз заметил грузного воина, широкого в плечах, первым подбежавшего к лестнице. Из крепостных амбразур послышались пищальные выстрелы. Сверху осажденные бросали на русских ратников камни и лили кипящую смолу…
Воеводы переглянулись. Боярин Голицын не смог сдержать злорадной улыбки.
Поднятый боевым сигналом, Малюта Скуратов побежал вместе со всеми к крепости. Звериный рев вырывался из его горла. С налившимися кровью глазами он был похож на бешеного быка. Одним из первых Малюта влез на стену.
Вытащив из-за пояса привычное оружие, топор с широким лезвием, он замахнулся на высокого шведа, первого попавшегося ему на глаза. Замахнулся… и больше ничего не видел и не слышал.
Подбежавший на помощь товарищу другой швед тяжелым мечом отрубил голову Малюте Скуратову.
Через несколько часов крепость Вейсенштейн была взята. Посланные царем слуги нашли лысую голову тайного советника и его изуродованное тело.
Царь Иван взял в руки голову, долго смотрел в открытые мертвые глаза. Лицо царя задергалось, борода полезла на сторону.
Тем, кто наблюдал за ним, казалось, что он заплачет.
— Великий государь, Григорий Лукьянович завещал похоронить его в монастыре Иосифа Волоцкого, где покоятся его отец и сын, — раздался вкрадчивый голос Бориса Годунова.
— Похоронить почетно там, где он завещал, — сказал царь. Он осторожно, из рук в руки, передал бородатую голову Борису Годунову.
Вздыбив коня, царь Иван поскакал тяжелым галопом к открытым воротам крепости.
За царем поскакали телохранители, воеводы и бояре.
Глава сорок первая. ЛАСКОВОЕ СЛОВО ЛУЧШЕ МЯГКОГО ПИРОГА
Небольшой отряд вооруженных всадников приближался к сельцу Молоди. Солнце только что скрылось за темной стеной леса, и было еще совсем светло. Впереди, на высоких ухоженных жеребцах, ехали Михаил Иванович Воротынский и Никита Романович Одоевский. Немного поотступя — вооруженные слуги.
Небольшой бревенчатый мост через спокойную и чистую реку Рожаю, и всадники поднялись в горку, к деревянной церкви Вознесенья, окруженной крестьянскими избами.
Стременной воеводы Воротынского постучался в поповский дом, самый обширный среди трех десятков сельских домишек.
Дородный поп Василий вышел встречать именитых гостей. Имя Михаила Воротынского — победителя крымского хана Девлет-Гирея — славилось по всей Русской земле, а среди жителей сельца Молоди почиталось особо.
Воротынский слез с коня, снял шлем и, расправив бороду, первым подошел под благословение.
— Примешь нас, святой отец?
— Входите, входите, дорогие гости. Если бы упредили меня, колокольным бы звоном встретил.
Князь Воротынский махнул рукой:
— Пустое.
Воеводы вошли в дом. Поповский слуга подал путникам умыться с ковша, принес расшитое узорами полотенце. А у стола уже хлопотала попадья, еще молодая, румяная женщина.
Ратники разошлись по крестьянским домам, иные пошли промочить горло в корчму.
Молодинский поп жил небогато, но на стол поставил лучшее, что у него было. Он потирал руки, кланялся, желая всячески показать, как он рад гостям.
— В прошлый вторник, — вспомнил поп, — ровно год миновал после победы. Я молебен в церкви справил, за благоденствие твое, боярин, молился, убиенных воинов поминал.
— Спасибо, отец Василий.
— У нас слух идет, — продолжал поп, — не утишил грозный царь свое сердце. Опять на Москве кровь льется. Хоть и отменил он опришнину, одначе лютует, как прежде.
Воротынский вздохнул, взглянул на Одоевского.
— А куда вы, государе бояре, путь держите?
— Царь и великий князь Иван Васильевич к себе призывает, — с неохотой ответил Никита Одоевский, — в Александрову слободу едем.
— Кровавая яма — Слобода царская, будь она проклята! А правду ли говорят, что ляхи нашему царю корону отдают? Другие говорят, будто они царевича Федора на царствие просят и хочет будто наш великий государь латинскую веру принять.
— Не может того быть, чтобы наш государь латинянином стал, — с негодованием сказал Воротынский.
— И я так думаю, — заторопился поп. — А еще слышно было, требует он себе от ляхов исконную русскую землю Киевскую и будто тамошние жители благоприятствуют в том нашему государю.
Молодинский поп Василий еще о многом расспрашивал воевод. Оно и понятно: нечасто заезжали к нему в дом столь именитые гости. Разговор велся бы еще долго, но Михаил Воротынский устал в дороге. Он решил встать рано, чтобы к вечеру не спеша добраться к Москве.
Попадья мягко постелила ему, и боярин, потянувшись перед сном, потушил свечу и закрыл глаза.
Едва засветило, воеводы проснулись и стали собираться. Хозяин потчевал гостей на дорогу парным молоком с только что испеченными пшеничными ватрушками.
Еще не взошло солнце, по дворам пели третьи петухи, когда отряд боярина двинулся к Москве по большой серпуховской дороге.
Воротынскому вдруг захотелось побывать на месте прошлогодних боев. Поежившись от утреннего холодка, он повернул коня и по берегу реки стал пробираться сквозь густой кустарник. Его конь шумно подминал грудью молодую поросль ивняка и бузины.
За воеводой повернули остальные.
Над рекой и по низинам лежала плотная пелена тумана. Кое-где, разорвав ночное покрывало, торчали зеленые ветви. Невидимые в тумане, крякали и плескались в воде утки.
От шумевшего по камням ручейка, впадавшего в Рожаю, воевода свернул вправо, и вскоре между деревьями показалась возвышенность. Высокий плетнёвый забор тянулся вдоль возвышенности. Это была молодинская крепость, возле которой разыгрался знаменитый бой.
Вслед за Воротынским и ратники подъехали к вылазным воротам. Отсюда в решающий час вырвался из крепости сторожевой полк Дмитрия Хворостинина… В ушах князя раздался его зычный, раскатистый голос. Вот здесь, на этой земле, потоками лилась кровь. После боя земля была завалена мертвыми телами. Целую неделю хоронили погибших оставшиеся в живых.
И сейчас на земле валялось сломанное оружие: ржавые мечи, сабли, много побитых, разрубленных шлемов и кольчуг… А рядом, чуть в стороне от крепости, желтела высокая рожь с тяжелым налившимся колосом.
Михаил Иванович молча слез с лошади, снял шлем. Спешились, сняли шлемы и остальные.
— Да будет вам земля пухом, любезные други, — прошептал Воротынский. — Никогда не забудет вас Русская земля.
Сунув ногу в стремя, он заметил мальчишечьи белобрысые и вихрастые головы, торчавшие из-за плетня.
В крепости собрались все деревенские мальчишки. У них горели глаза от возбуждения и зависти.
