Город богов - Крючкова Ольга Евгеньевна (электронные книги без регистрации txt) 📗
На следующий день после того, как путники покинули Куэлап, Игнацио почувствовал недомогание. Ночью монах, пылавший в жару, беспрестанно бредил.
– Килиан! Килиан! – повторял он.
Проводник недоумевал, кого так жалобно зовёт несчастный. Зато Мартин сразу понял, о какой Килиан речь. Бедный его собрат молил о встрече с Богиней Луны, храм которой он посещал у мапуче.
– Сохрани дневник… Записи передай генералу ордена, – дал последний наказ собрату Игнацио, собрав остатки сил.
Через два дня он скончался. Индеец был уверен: это духи чачапойя покарали монаха, нарушившего их покой и унёсшего из Куэлапа ритуальную чашу. Иезуит с кечуа похоронили Игнацио возле одного из горных селений. На его могиле они установили крест, дабы каждый, кто мимо пройдёт, узнал: здесь покоится с миром христианин.
Мартин расплатился с проводником и оставшийся до Лахалько день пути преодолел в одиночестве. Много лет он сопровождал Игнацио, и теперь ему казалось, будто он похоронил в горной деревушке половину самого себя. Достигнув Лахалько, поселения чачапойя и кечуа, он тотчас отправился к местному патеру.
Патер, монах ордена святого Иеронима, принял гостя радушно, отметив, что тот измучен дорогой.
– Я похоронил своего друга и наставника, – поделился горем Мартин.
– Примите искренние соболезнования, брат мой, – посочувствовал патер и продолжил беседу: – Вверенная моему попечению редукция солидная: в ней проживают около тысячи двухсот чачапойя и кечуа. Помощник мой, как и я, монах ордена святого Иеронима. Но он слишком молод и неопытен. Вы же – человек зрелый, многое в жизни повидавший. Буду рад, если вы останетесь в Лахалько и окажете мне посильную помощь. Случается ведь всякое, приходится контролировать даже алькада и коррехидора.
Мартин задумался. Все прошедшие годы он повсюду следовал за Игнацио, а после смерти наставника ощутил пустоту и неуверенность. Миссионер чувствовал, что нуждается в надёжном для труда, раздумий и отдыха пристанище.
– Благодарю вас, патер. Я готов принять ваше приглашение.
– Могу я узнать, к какому ордену вы принадлежите? – поинтересовался патер, ибо чёрное одеяние монаха потеряло свой первоначальный цвет.
– Иезуитов… – коротко ответил Мартин.
Патер смутился, так как недолюбливал иезуитов и доминиканцев, заполонивших не только Европу, но и Новый Свет. Однако желание обрести умудрённого опытом помощника заглушило неприязнь.
Три года Мартин хранил, как реликвию, дневник Игнацио де Оканья. Он так и не осмелился открыть его и прочитать, полагая, что изложенные наставником мысли предназначены исключительно для генерала ордена Клавдия Аквавивы. Но как передать ему дневник?..
Наконец в редукцию Лахалько из Лимы с инспекцией прибыл Диего де Торрес, снискавший себе среди монахов Перу славу человека умного, честного, принципиального, рассудительного, прекрасно владеющего вопросами теологии и философии. Мартин поспешил встретиться с ним и передать дневник Игнацио де Оканья вместе с ритуальной чашей, найденной в Куэлапе.
– Покойный Игнацио вёл этот дневник на протяжении двадцати шести лет. Он наделся, что его записи попадут в руки генерала ордена. Вероятно, в них есть нечто важное, о чём я не знаю, – признался Мартин.
Диего де Торрес принял дневник с благодарностью, ибо по опыту знал, что подобные записи могут хранить ответы на многие вопросы. По возвращении в Лиму де Торрес расположился в университетском кабинете, доставшемся ему по наследству от Хосе де Акосты, и безотлагательно приступил к изучению дневника.
Глава 3
Из дневника монаха-иезуита Игнацио де Оканья
Племя мапуче никогда не подчинялось воинственным инкам. Да и мои соотечественники испанцы до сих пор не могут покорить этих сильных духом людей.
Летом 1596 года я и мой верный друг, монах Мартин де Посода, путешествовали по малоизученным землям Западной Аргентины. В одном из приграничных районов, прилегающих к Чили, мы столкнулись с людьми мапуче. К великому нашему изумлению, они не выказали агрессивности, напротив, увидев наши бедные монашеские одежды, пригласили в свою деревню.
Располагалась она в горах на ровном плато, окружённом горами. Я сразу определил, что моим соотечественникам было бы трудно завоевать это индейское поселение, по сути, крепость, обустроенную в удобном для обороны месте. Деревню окружал высокий частокол, под его прикрытием даже маленькая горстка людей могла оказывать достойное сопротивление.
Над частоколом возвышались четыре дозорные башни, я заметил на них часовых. Стены прорезали небольшие бойницы, из которых удобно вести прицельный огонь. Ко всему, крепость была окружена глубоким сухим рвом, преодолеть его наскоком не представлялось возможным.
Мне наказали идти за проводником след в след, ибо все подходы к селению сплошь усеяны ловушками, ямами с остро отточенными кольями, замаскированными тростником, травой и цветами. Это могила для любого всадника, попади он туда.
По мосту, перекинутому через сухой ров, мы миновали надёжно укреплённые ворота и оказались внутри крепости. Дома мапуче, сложенные из местного камня, окружали небольшую площадь с установленными на ней несколькими деревянными ритуальными столбами. Часто индейцы совершали около них свои обряды, судили и наказывали провинившихся. Среди строений размерами и отделкой выделялся дом, принадлежавший, по всей видимости, вождю.
Именно туда нас и проводили, где пожилая женщина накормила меня и Мартина кукурузной кашей. Утолив голод, мы и вовсе почувствовали себя уверенно. Я хорошо знал язык кечуа, и мне было известно, что мапуче, имея тесные контакты с этим племенем, владеют их наречием. Я поблагодарил хозяйку и попытался узнать её имя. Женщина, увы, не удостоила меня ответа.
Дом разделялся на две части шерстяным пологом, вероятно, изготовленным из шерсти ламы. Он распахнулся, и перед нами предстал крепкий загорелый мужчина, облачённый в длинную тунику, перехваченную кожаным ремнём. Чёрные, слегка раскосые глаза цепко впились в нас. Нос, крупный, с горбинкой, тонкие тёмно-коричневые губы, волевой подбородок, резко очерченные скулы – всё подчёркивало его избранность и высокое происхождение. Волосы мапуче были заплетены в косу. Голову перехватывал широкий кожаный шнур, украшенный серебряными бляшками. Таким я впервые увидел здешнего вождя. В дальнейшем, имея возможность разглядеть правителя наилучшим образом, я отметил, что лицо его, мужественное, хранившее печать ума и мудрости, по-своему красиво.
Возникнув на пороге своего жилища, вождь не спешил начать с нами разговор. Тогда я и заговорил с ним на языке кечуа:
– Благодарю тебя за приют и угощение. Могу ли я узнать твоё имя?
– Я вождь здешнего племени мапуче, – с достоинством сообщил хозяин дома. – Имя моё Гуалемо. Ты, монах, давно, видно, обосновался в наших краях, если знаешь кечуа.
– Да, почтенный вождь, я много лет странствую по Перу. Молодым человеком прибыл сюда, а недавно мне исполнилось сорок шесть лет. Больше половины жизни я провёл среди индейцев, неся им слово Божие и истинную католическую веру, – ответил я.
Вождь усмехнулся.
– Истинную веру, говоришь, монах? Это твоя вера во Христа, распятого на кресте, велит испанцам уничтожать наш народ?! А как же ваша заповедь: не убий?
Я изумился теологическим познаниям индейца.
– Откуда тебе известны христианские заповеди? – спросил я.
– Ты не первый монах, который посещает наше селение. Одного из них я приказал убить, ибо он шпионил в пользу испанцев, – хладнокровно сообщил вождь и воззрился на меня своим цепким взором.
– Я – не шпион губернатора Лойолы, – мгновенно отреагировал я, ибо вовсе не хотел быть принесённым в жертву местным богам.
– Ты знаешь Лойолу, этого жалкого негодяя? – надменно спросил Гуалемо.
Я действительно был знаком с нынешним правителем губернии, потомком первого генерала нашего ордена Игнацио Лойолы, но взглядов его не разделял и жалким бы не посчитал никогда. Губернатор отличался жестокостью как по отношению к своим подчинённым, так и к местному населению.
