Индийский мечтатель - Штейнберг Евгений Львович (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗

Успехи действительно были немалые. Индийцы впервые столкнулись с чуждым музыкальным строем, который казался им странным и неприятным. Но постепенно они стали привыкать и охотно учились. Лебедев занимался с ними терпеливо и упорно; природная музыкальность и восприимчивость учеников облегчили трудную задачу. Так был создан ансамбль, который хотя еще и не имел права называться настоящим оркестром, однако мог исполнять отрывки из опер и некоторые наиболее легкие оркестровые произведения Глюка, Гайдна, Моцарта.

Впрочем, Лебедев и сам научился здесь многому. Он уже недурно изъяснялся на языке тамили и на одном из местных разговорных диалектов. Познакомился он и с индийской музыкой, с ее своеобразными инструментами, мелодиями, ритмами и обнаружил прелесть там, где большинство иностранцев находило только дикий хаос… В свободные часы Герасим Степанович отправлялся в «черный город». Он любил бродить по пыльным кривым улочкам, толкаться на базарах среди пестрой, шумливой толпы, заходить в лавки и харчевни, осматривать индусские пагоды и мусульманские мечети, слушать песни бродячих музыкантов.

Лебедев был доволен своей жизнью. Только вот эти дожди! Переносить их еще труднее, чем самый сильный зной…

Ему вспоминались летние грозовые ливни родного края, приносящие свежесть и оплодотворяющие иссохшую землю, вспоминались и грустные русские осенние дождички… Нет, здесь было другое: нескончаемое извержение воды, тепличная духота, злокачественные испарения… Ах, как становилось тоскливо на сердце! В такие дни он избегал выходить на улицу, то занимаясь со своими учениками, то читая и размышляя, то коротая время в беседах со своим юным другом.

…Мальчик сидит в углу в своей обычной позе — на корточках, разучивая на флейте какое-то упражнение.

«Поразительное прилежание! — думает Герасим Степанович даже с некоторой завистью. — Он может играть весь день, не ощущая ни усталости, ни скуки. И его сестра, вероятно, такая же: это видно по ее танцу. Настоящее мастерство дается нелегко — нужна неустанная, упорная работа…»

— А в Мадуре теперь, кажется, нет дождей? — спросил Лебедев.

Почему вдруг он вспомнил о Мадуре? Должно быть, потому, что маленькая Кавери находится там…

— Да, — кивнул Сону, — Мадура за горами. Там сухо и прохладно. Мадура хороший город.

Лебедев знал о знаменитом поэте парий — Тиру Валлува  ¹⁵, который, по преданию, жил в Мадуре несколько веков назад вместе со своей ученой сестрой Авийяр. Однажды Тиру явился в прославленную во всей Индии Мадурскую академию. Его хотели прогнать, как выходца из презренной касты, но он гордо сказал ученым мужам:

«Да, я пария, но я не желаю признавать глупые предрассудки, придуманные для того, чтобы унижать людей. Разум подсказывает мне, что я имею неоспоримое право находиться среди вас!»

Тогда, говорит предание, ученые мужи Мадуры подвергли Тиру суровому и придирчивому экзамену, продолжавшемуся четырнадцать дней подряд. Тиру с честью выдержал его и был торжественно принят в академию. Он был первым и последним из «неприкасаемых», удостоившимся такой чести. Имя Тиру благоговейно чтилось всеми низкими кастами, ибо он был их поэтом, их печальником, вдохновенным певцом…

Герасим Степанович любил слушать стихи Тиру Валлува, которые Сону читал, вернее — пел, аккомпанируя себе на вине — инструменте, похожем на лютню.

Вот и сейчас, угадывая желание своего учителя, Сону откладывает флейту и, взяв вину, начинает свой скорбный речитатив:

Герасим Степанович слушает, подперев голову рукой.

«Какая скорбная поэзия! — думает он. — А ведь все верно! Им живется еще хуже, чем нашим крепостным у самого свирепого барина, хуже, чем бурлакам волжским и даже самым обездоленным бродягам на Руси».

А Сону поет:

Сону умолкает. Он всматривается в раскрытую дверь. На веранде какая-то фигура. Потоки воды стекают с головы пришельца, прикрытой листьями. Сону вскакивает и бежит туда.

Герасим Степанович узнает Рангуина… Ну да, разумеется, это Рангуин, заклинатель змей! Но каким образом он очутился здесь? Ведь он вместе со всей труппой отправился в Мадуру… Сону возвращается в комнату.

— Несчастье, сахиб! — восклицает он. — Большая беда!

Комедианты приближались к Мадуре; оставалось пройти еще два-три коса  ¹⁶, но, застигнутые наступившей темнотой, они решили расположиться на ночлег в ограде заброшенной пагоды.

Они крепко уснули, утомленные дорогой, и проснулись среди ночи крепко связанными. Мирные артисты оказались добычей дакоитов — разбойников, наводнявших в те времена всю Индию.

Но жертвами разбойников большей частью становились не богатые и знатные — те путешествовали в сопровождении вооруженных слуг, — а обыкновенные, простые люди: путники, странствующие мелочные торговцы, паломники. Нередко разбойники охотились не столько за деньгами и вещами, сколько за людьми; молодых, крепких мужчин можно было продать в невольники, а красивых девушек — в гаремы мусульманских властителей.

Отняв у комедиантов весь скарб, состоявший из пестрого тряпья, дешевых украшений и побрякушек, они отпустили на свободу всех, кроме Кавери.

— Комедианты и фокусники — товар невыгодный, — рассудил предводитель шайки, дюжий рябой мусульманин с длинными усами и в огромной чалме. — Кому понадобятся такие рабы! А девчонка — дело другое, на нее найдутся хорошие покупатели…

Захватив Кавери с собой, разбойники ускакали. Ограбленные до нитки, комедианты уныло продолжали путь в Мадуру. Но Рангуин не пошел с ними — он направился в противоположную сторону по следам, оставленным лошадиными копытами.

Он шел днем и ночью, разрешая себе спать не больше четырех часов в сутки. Иногда он останавливался в каком-нибудь селении, показывал представление со змеей и получал за это немного пищи и кувшин освежающего тари  ¹⁷.

На утро пятого дня заклинатель змей пришел в город Коимбатор, находившийся на территории Майсурского государства. Обойдя все базары и караван-сараи, он в конце концов встретил того, кого искал. Рябой усатый мусульманин навьючивал на двух ослов тюки, вынесенные из большой лавки. Рангуин сообразил, что это плата за проданную Кавери. Теперь предводитель шайки перестал его интересовать: все свое внимание он перенес на владельца лавки.