Женская война (др. перевод) - Дюма Александр (читать книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
Нанон и Каноль познакомились очень просто. Каноль служил лейтенантом в полку де Навайля; ему захотелось получить чин капитана; для этого он должен был написать письмо к герцогу д’Эпернону, главному начальнику пехоты. Нанон, по своему обыкновению, прочла письмо, подумала, что дело может быть выгодно в денежном отношении, и назначила Канолю деловое свидание. Каноль выбрал из старинных фамильных драгоценностей превосходный перстень, стоивший, по крайней мере, пятьсот пистолей (это было все-таки дешевле, чем купить роту), и отправился на свидание. Но на этот раз сердцеед Каноль, уже прославившийся любовными победами, расстроил все расчеты и меркантильные надежды мадемуазель де Лартиг. Он в первый раз видел Нанон; она в первый раз видела его; оба были молоды, хороши и умны. Встреча прошла во взаимных комплиментах; о деле не было сказано ни слова, однако ж оно устроилось. На другой день Каноль получил патент на чин капитана, а драгоценный камень перешел с его руки на палец Нанон не в виде награды за удовлетворенное честолюбие, а как залог счастливой любви.
V
История достаточно объясняет нам, почему Нанон поселилась вблизи селения Матифу. Мы уже сказали, что в Гиени ненавидели герцога д’Эпернона. Ненавидели также и Нанон, удостоив чести считать ее злым гением герцога. Бунт выгнал их из Бордо и заставил бежать в Ажен; но и в Ажене тоже начались беспорядки. Однажды на мосту опрокинули золоченую карету, в которой Нанон ехала к герцогу, и наша героиня неизвестно каким образом оказалась в реке. Каноль спас ее. Другой раз ночью загорелся дом Нанон. Каноль вовремя пробрался в ее спальню и вынес ее из огня. Тогда Нанон подумала, что третья попытка может жителям Ажена удаться. Хотя Каноль покидал ее как можно реже, однако не всегда же он мог быть при ней в минуту опасности. Она воспользовалась отсутствием герцога, который решил объехать свое губернаторство, и его конвоя в тысячу двести человек (между ними были и солдаты полка де Навайля), чтобы отправиться из Ажена одновременно с Канолем. Из окон кареты она насмехалась над чернью, которая охотно разнесла бы эту карету на куски, но не осмеливалась.
Тогда герцог и его возлюбленная выбрали (или, лучше сказать, Каноль тайно выбрал за них) домик и решили, что Нанон поживет в нем, пока отделают для нее дом в Либурне. Каноль получил отпуск, по видимости для завершения семейных дел, а в действительности для того, чтобы иметь право уехать из полка, вернувшегося в Ажен, и не слишком удаляться от селения Матифу, в котором его спасительное присутствие было теперь нужнее, чем когда-либо. В самом деле, события начинали принимать грозный оборот. Принцы Конде, Конти и Лонгвиль, арестованные 17 января и заключенные в Венсен, могли дать четырем или пяти партиям, на которые разделилась тогда Франция, повод к гражданской войне. Ненависть к герцогу д’Эпернону (все знали, что он совершенно предан двору) беспрестанно увеличивалась, хотя можно было подумать, что дальше ей уже увеличиваться было некуда. Катастрофа, которой желали все партии, сами не понимавшие в том странном положении, в каком находилась Франция, что они делают, становилась неминуемой. Нанон, как птичка, предчувствующая бурю, исчезла с горизонта и скрылась в своем зеленом гнездышке, ожидая там безмолвно и в неизвестности развязки событий.
Она выдавала себя за вдову, ищущую уединения; так называл ее и метр Бискарро.
Накануне того дня, с которого начали мы наше повествование, герцог д’Эпернон посетил прелестную затворницу и объявил ей, что уезжает на неделю. Тотчас после его отъезда Нанон послала через сборщика податей, своего протеже, письмо к Канолю, который, пользуясь отпуском, жил в окрестностях Матифу. Только, как мы уже рассказывали, подлинная записка была вырвана из рук посланного и Ковиньяк вместо нее послал собственноручно сделанную копию. На это приглашение и ехал беспечный капитан, когда виконт де Канб остановил его шагах в четырехстах от цели.
Остальное мы знаем.
Нанон ждала Каноля так, как ждет влюбленная женщина, то есть десять раз в минуту смотрела на часы, беспрестанно подходила к окну, прислушивалась ко всякому стуку, посматривала на красное великолепное солнце, которое скрывалось за горою и уступало место сумраку. Сначала постучались в парадную дверь; Нанон выслала Франсинетту. Но это был мнимый поваренок, который принес ужин. Нанон выглянула в переднюю и увидела лжепосыльного от метра Бискарро, а тот заглянул в спальню и заметил там накрытый столик с двумя приборами. После этого Нанон приказала Франсинетте разогревать ужин, печально притворила дверь и вернулась к окну, из которого даже при ночной темноте можно было видеть, что на дороге никого нет.
Но внезапно другой стук, не похожий на первый, раздался у задних ворот домика. Нанон вскрикнула: «Вот он!». Но, боясь ошибиться, она молча и неподвижно стояла в своей комнате. Через минуту дверь отворилась и на пороге появилась Франсинетта, печальная, смущенная, с запиской в руках. Молодая женщина увидела бумагу, бросилась, вырвала ее из рук служанки, распечатала и прочла со страхом.
Письмо поразило Нанон как громом; она очень любила Каноля, но у нее честолюбие почти равнялось любви. Теряя герцога д’Эпернона, она лишалась будущего своего счастья, а может быть, даже и приобретенного состояния. Однако ж она была женщина умная. Погасив свечу, которая могла выдать ее, она подбежала к окну и вовремя выглянула: четыре человека подходили к домику и были уже близко, не более как в двадцати шагах. Человек в плаще шел впереди; в нем Нанон тотчас узнала герцога. В эту минуту в комнату вошла Франсинетта со свечой. Нанон с отчаянием взглянула на приготовленный стол, на два прибора, на два кресла, на две вышитые подушки, которые дерзко белели на фоне занавесок из темно-красной камки, наконец, на свой соблазнительный ночной туалет, превосходно гармонировавший со всеми этими приготовлениями.
«Я пропала», — подумала она.
Но почти в ту же минуту ее быстрый, находчивый ум вернулся к ней, и она улыбнулась. С необыкновенной быстротой она схватила стакан, приготовленный для Каноля, и бросила его в сад; вынула из футляра золотой бокал с гербом герцога, поставила его прибор возле своего; потом, дрожа от страха, но с улыбкою на лице спустилась по лестнице и подошла к двери в ту самую минуту, как раздался громкий и торжественный удар.
Франсинетта хотела отпереть дверь, но Нанон удержала ее руку, оттолкнула и с быстрым взглядом, который у уличенных женщин так хорошо дополняет мысль, сказала:
— Я ждала герцога, а не Каноля. Подавай ужин, скорей!
Потом она сама отперла и, бросившись на шею человеку с белым пером, лицо которого приняло самое суровое выражение, воскликнула:
— А, стало быть, сон не обманул меня! Пожалуйте, дорогой герцог, все готово, будем ужинать.
Д’Эпернон стоял в недоумении; но ласки хорошенькой женщины всегда приятны, поэтому он позволил ей поцеловать себя.
Однако, вспомнив тотчас, что имеет в руках неотразимые доказательства измены, он отвечал:
— Позвольте, сударыня, прежде ужина нам непременно нужно объясниться.
И, сделав знак рукой своим спутникам, которые почтительно отошли, впрочем, недалеко, сам он вошел в дом тяжелыми шагами.
— Что с вами, дорогой герцог? — спросила Нанон с веселостью, разумеется притворной, но очень похожей на настоящую. — Не забыли ль вы чего-нибудь здесь с прошлого раза, что так внимательно осматриваете комнату?
— Да, я забыл сказать вам, что я не такой дурак, как Жеронт, которого выставляет господин Сирано де Бержерак в своих комедиях. Забыв сказать вам про это, я лично являюсь, чтобы вы в этом убедились.
— Я вас не понимаю, монсеньер, — сказала Нанон очень спокойно и простодушно. — Объяснитесь, прошу вас.
Герцог поглядел на два стула, со стульев взгляд его перешел на два прибора, с двух приборов на две подушки и тут задержался дольше. Лицо герцога покраснело от гнева.
Нанон предвидела все это и ждала последствий осмотра с улыбкой, которая позволяла увидеть ее зубы, белые как жемчужины. Только эта улыбка отзывалась чем-то болезненным; и эти белые зубки ее, верно б, скрежетали, если бы не были сжаты от страха.
