Симфонии - Белый Андрей (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗

ст. 28. И сам колдун побежал на призывный голос из палат воровских и виттовых.

ст. 29. Вот несется согбенный и старый… Простирая руки… Развевается плащ… багряный… блестят запястья и корона… Звенят кольца и обручи.

ст. 30. И сам старик побежал на призывный голос из палат воровских, из палат виттовых.

ст. 31. Вот… на голой скале… Вечеровы́м блеском осыпанный бледный царь-вор проклинает угодников своих. Грозит сухая рука…

ст. 32. Вот на голой скале озаренный старик! Вот звучит горькая песенка.

ст. 33. И бежит голь к королю своему, и ковыляет убожество к пророку своему… Собираются у старика своего справлять зори багровые.

ст. 34. И пришли… И стали… Все худые, все бледные… старики седые, <де>ти… дети.

ст. 35. Пришли… Стали… Молчат…

ст. 36. Глянул на них царь взором пронзительно-ясным.

ст. 37. Убожество понял и наготу понял вечерний старик.

ст. 38. Пали на колени юродивые, моля о милости.

ст. 39. Потрясая худыми руками, обнимая колени вечернего богача, плача об убожестве своем.

ст. 40. И дрожал вечерний, и молчал вечерний пред бедными.

ст. 41. И бедные не поняли, спрашивая: «Что сие?»………… Справили зори багровые… Настала ночь…… Молчал старик…… Слышался голос из черноты вечной, бездонной, пустой, но небесной……….. Горели звезды……… Голос Вечности великой, Вечности Правящей…

ст. 42. Плакал старик многовековой о ничтожестве своем.

ст. 43. Плакал люд темный о ничтожестве своем.

ст. 44. Была тишина пред грозовым ненастьем…

ст. 45. Уж желтые тучи неслись бесформенными клоками, озаренные гаснущим пожарищем.

ст. 46. Уже птицы и звери укрылись в жилищах своих, и все рыбы ушли на дно морское.

ст. 47. Кто-то Грозящий, кто-то Бредовый навалился на бедную землю.

ст. 48. Вот, вот — все слетит с места, все полетит к бесконечному…… и уже в воздухе стоит бесконечное………… Уже льются песни на фоне Вечности Святой, Вечности Суровой, Великой Вечности!

§ 16 (Adagio)

ст. 1. Дерево: патриарх многовечный. Чудовищно запрокинулось в немом, но безумном экстазе… с иссохшими ветвями к небу… Просит бури.

ст. 2. Летит буря.

ст. 3. Взревел сухой дуб, изломанный титан.

ст. 4. И песне внимали.

ст. 5. И как будто горькие слезы, и как будто поздние слезы искупления проли́лись над бедной землей.

ст. 6. То не дерево пело… То дитя, больное и замученное.

ст. 7. Вот заревой нищий, весь трепет и песня… Склонился народ и внимал песне.

ст. 8. И как будто идет Бог Ветхого Завета… И как будто склонились деревья…… Тронулись в поле одинокие былинки… Бог Ветхого Завета, помилуй нас.

ст. 9. Рассы́пались города. Пустыня засыпала золото и роскошь… Шелк и бархат — все, все это скрылось навеки из мира.

ст. 10. Ужас и бред сменились чем-то смутным, чем-то неопределенным… Какой-то горькой печалью.

ст. 11. И уже ведун не ведун, а нищий весь седой, весь смиренный.

ст. 12. Вот он удаляется молиться Тому, кто вдруг заговорил в нем… Кого все забыли, но Кто никого не забывал; всех любил и печалился за всех.

ст. 13. Вот человечество забывается, как больное дитя в люльке… Вот Кто-то Незримый и Ласковый ходит по бедной земле.

ст. 14. И раскачивает люльку больного ребенка, и покрывает его поцелуями…

ст. 15. Никого… Одни облака — титаны небес и степей — поднялись над горизонтом… И застыли на небе… И, застывши, плывут и плывут.

ст. 16. Спи, спи, измученное дитятко! Спи до радостного пробуждения…

ст. 17. Никакой ужас, никакая раскаленность не потревожит твоего глубокого сна.

ст. 18. Кто-то весь Радужный, весь Воскресный, Чистый, Убаюкивающий над тобою склонился и крыльями опахивает.

ст. 19. И ласкает, и нянчит спящего…… Тянется черная ночь………. В кипарисовых гробах все спят, все покоятся.

§ 17 (Adagio)

ст. 1. Только один не спит, один не успокоится.

ст. 2. Это тот, кто был богат и страшен; и кто смиренен и кто беден стал.

§ 18

ст. 1. В пустыне дикой стоит мелодия Вечности и песни в унылых сагах.

ст. 2. И равнины в покое, и песни на горизонте в унылых сагах.

ст. 3. Проходят дни за днями, проходят года, десятки лет в бешеном потоке Вечности… Встает солнце….. И садится солнце….. И пески поют суровую песню… И никого… И кости погибших порою торчат из песку.

ст. 4. Настает Архангельская ночь холода и чистых стремлений. И субботний закат красен и весь объят холодным огнем.

ст. 5. Спускается Архангельская ночь холода и чистых стремлений.

ст. 6. Гаснут вечерние зори.

ст. 7. Кучи титанов степных точно глыбы гор на горизонте.

ст. 8. Плывут из-за горизонта титаны синие и тают, и тают.

ст. 9. Точно само зло, испаряются они в чистоте и суровости.

ст. 10. У самого края небес один, один, взволнованный, синий, великан застыл, распростертый в замирающем огне заката.

ст. 11. С подъятыми к небу руками.

ст. 12. Застыл в последней вспышке злобы. Застыл, и спустилась ночь.

ст. 13. В ту пору один, один, взволнованный, старый, бродил он в холодном закате: тот, кто был богат и злобен и кто беден, одинок стал.

ст. 14. Уже много веков все спят, все покоятся… Только один он не уснет, не успокоится, а грехи мировые, грехи кровавые замаливает.

ст. 15. Встает солнце, и садится солнце, и пески поют унылую сагу.

ст. 16. И просил он покоя и снисхождения.

ст. 17. Но не было покоя, ни снисхождения. Суровая пустыня молчала. Стонали пески, проносясь в отдалении.

ст. 18. Настала ночь холода и чистых стремлений, но пустыня молчала. Зажглись звезды крупные и молчали.

§ 19

ст. 1. Ночь… Тысячелетия бегут… Все ночь.

§ 20 (Adagio)

ст. 1. Летит ураган в пустыне мировой, пустыне холодной.

ст. 2. И небеса затянуло, и горизонты: море песков несется в пустыне, море песков над пустыней… Летит ураган в пустыне мировой, пустыне холодной.

ст. 3. Чей голос в буре звучит небывалым призывом?

ст. 4. Кто, тусклый, стоит в песках?

ст. 5. Сквозь холод, сквозь мглу звезды мигают, подернутые сухой тучей.

ст. 6. Но кто, тусклый, стоит в песках, кто кричит в небеса?

ст. 7. Прося покоя и снисхождения. Нет ни покоя, ни снисхождения.

ст. 8. И пески напрасны, и напрасны крики. Все заглушает буря, все затмевает Самум холодный.

ст. 9. И сильна Вечность, и не перекричать Вечность… Что-то титаническое, что-то неестественно великое!..

ст. 10. Задыхаясь Самумом холодным, полузасыпанный, обливается слезами.

ст. 11. Песок душит и хрустит на зубах.

ст. 12. Ослепли глаза старые… Падает проклятый, погибший.

ст. 13. Наваливается зыбь сухая… Не выкопать, не выкопать старого.

ст. 14. И, умирая, нищий славит Всевышнего; и, умирая, светлеет.

ст. 15. Наконец громадный порыв бури застилает старого… Тянется черная ночь…

§ 21 (Adagio)

ст. 1. Это был тот, кто смиренен, кто беден стал; над бедным телом его песочный курган возвышается в безмолвии тихом небес.

ст. 2. Так лечу я… меж бурь, меж туманов… светит бледная луна.

ст. 3. Так слышу я — голоса заоблачные, голоса примирения, голоса тихие.

ст. 4. Так — вижу я, что и ворон прощается; так знаю я — и убийца прощается: он боролся, страдал, ища Бога, Господа моего.

ст. 5. Вон туманы встают, и вздыхают, и стелются…

ст. 6. Вон откуда-то издали прощение и счастие… И уже никто не потерпит ни за любовь свою, ни за песни свои, ни за безумие свое.

ст. 7. И пустыня в покое. Под холмом покоятся горькие кости.

ст. 8. Дитя, настрадалось!.. Во сне придет твое детство!

ст. 9. Горькая луна — бледная, мертвая, катится в небесах.

ст. 10. Настрадалось!.. Холодные туманы!.. Бледная, мертвая, катится в небесах!

ст. 11. Вздыхают порывы бури улетающей, «еще порывы» последней бури.

ст. 12. Уже нет ледяной пропасти: не клокочет бессмысленная плоть…

ст. 13. Страждущий Иуда получает утешение. Жизнь улетает из камышей кротким призраком. Роза наклоняется над прудом… Шепот серебра в лунной сказке.