Завтрашний ветер - Евтушенко Евгений Александрович (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
ливо для себя определить, но которого прикосновение
к себе ты непрерывно чувствуешь, ибо ты связан
с этим организмом неразрывной пуповиной».
Но вот отрывок из письма одного молодого поэта:
«В ваше время было больше событий, дававших вам
чувство страны, народа, истории. Пусть еще детски-
ми глазами, но вы видели Великую Отечественную,
вы пережили времена бурных столкновений, споров.
Сейчас связи между людьми, явлениями становятся
более разомкнутыми, трудноуловимыми. Все услож-
нилось, подразделилось на множество несообщаю-
щихся сосудов...»
Я задумался над встревожившим меня письмо:'.
Да, все усложнилось, но это не оправдание. Не мо-
жет быть такого времени, когда нет событий, даю-
щих чувство страны, народа, истории. События эти
могут не быть столь очевидными, как война, но они
происходят внутри психологической структуры обще-
ства, внутри самого этого молодого поэта.
Как же можно искать собственную личность не
в гражданственности, а в бегстве от нее? Вот что
писал по этому поводу Герцен: «...великий художник
не может быть несвоевременен. Одной посредствен-
ности предоставлено право независимости от духа
времени».
Дальше молодой поэт пишет: «Сейчас, когда на
индивидуальность человека наступает НТР, когда
80 миллионов телезрителей одновременно смотрят на
Штирлица или Магомаева, задача писателя, на мой
взгляд, состоит не в гражданственности, которая раз-
мывает индивидуальные черты, а в сохранении лич-
ности...»
Опасения насчет телевидения небезосновательны.
Насчет НТР — сомнительны. Евгений Винокуров по
этому поводу не без остроумия заметил насчет одно-
го пассажа из Вознесенского: «Чего он меня робо-
тами стращает! У нас водопровод то и дело отклю-
чают, лифты между этажами застревают, а он —
роботы да роботы...»
Каждый молодой писатель должен вносить в граж-
данственность литературы свои личные черты, чер-
ты новых, родившихся вместе с ним тайн, которых
никто — ни его дед, ни отец, ни литературные учи-
теля — не может так чувствовать всей кожей, как
он сам.
Валентин Распутин был мальчиком, когда нача-
лась Великая Отечественная война. Но он сумел
описать сибирскую деревню того времени с порази-
тельной силой. Но возвращаюсь к письму молодого
поэта. Мы должны честно взглянуть в глаза друг дру-
гу и признать опасное существование общественной
апатии среди части молодежи. Эта апатия скрывается
иногда за отличными школьными или студенческими
отметками, за высокими производственными пока-
зателями, за бодрыми речами на собраниях, за ис-
правным хождением на субботники.
Откровенно циничная апатия не так опасна. Но
такой она бывает не всегда. Апатия особенно опасна
тогда, когда хитро применяет мимикрию обществен-
ной активности. Мы трусливо облегчим себе жизнь,
если попытаемся представить дело так, будто эта апа-
тия лишь продукт посторонних влияний. Задумаемся
лучше: а нет ли нашей вины, вины старших, в этой
апатии молодых? Ведь мы, старшие, должны говорить
молодежи гораздо больше того, что она сама знает
об истории, о настоящем. Особенно жаль, что иногда
хорошие, чистые ребята, не ставшие ни откровенны-
ми циниками, ни лукавыми мимикристами,— таких
в нашей молодежи большинство, — все-таки иногда
не проявляют общественной активности, как бы стес-
няясь, что их примут за мимикристов. Вот в чем, как
мне кажется, разгадка боязни гражданственности у
многих внутренне благородных, талантливых моло-
дых писателей. Но разве можно от этого вместо борь-
бы с цинизмом и мимикризмом поддаваться общест-
венной апатии? Вот что писал об этом Некрасов:
«Равнодушие, все терпящая или холодно насмешли-
вая апатия, участие в явлениях жизни и действи-
тельности какое-то полупрезрительное, бессильное —
это качества, не очень почтенные и в отдельной лич-
ности, а в целой литературе господство их было бы
чем-то сокрушительным в высшей степени...» Некра-
сову вторит другой наш учитель — Салтыков-Щедрин:
«Литература, пропагандирующая бессознательность и
беспечальное житие на авось, конечно, не может иметь
особенных шансов навсегда покорить мир своему
влиянию, но она может значительно задержать дело
прогресса и наносить ему по временам такие удары,
которые будут тем чувствительнее, что представите-
ли прогресса все-таки люди и в этом качестве к пере-
несению ударов не всегда равнодушны».
Молодой поэт, автор письма ко мне, выражал опа-
сение, что гражданственность размывает индивидуаль-
ные черты лица писателя. Исторически неграмотное
опасение. Подлинная гражданственность и безли-
кость несовместимы, как несовместимы литература и
бюрократизм. Черты лица писателя размывает лишь
водянистый эрзац гражданственности. Но между во-
инствующей гражданственностью и этим эрзацем —
пропасть. Гражданственность не размывает, а созда-
ет лицо писателя. Можем ли мы представить лицо
Пушкина без «Во глубине сибирских руд...», Лермон-
това без «На смерть поэта», Некрасова без «Размыш-
лений у парадного подъезда», Блока без «Двенадца-
ти», Маяковского без «Во весь голос», Пастернака без
«Высокой болезни», Есенина без «Анны Снегиной»,
Твардовского без «Василия Теркина», Смелякова без
«Строгой любви»? Вопреки досужим «советологам»,
доказывающим разрыв гуманистических традиций рус-
ской литературы девятнадцатого века и послеоктябрь-
ской литературы, социалистическая гражданственность
впитала все священные традиции нашей классики.
Хочу сказать автору этого письма и всем вступаю-
щим в литературу: сегодня эти традиции принадле-
жат вам, молодым, и я уверен, что вы их достойно
продолжите. Вы — это наши надежды, Вы — это то,
что мы не успели сделать. Вы — наше продолжение.
Поэтому каждая ваша хорошая строчка говорит нам
о ненапрасности нашей жизни, а каждая плохая
ранит.
В поэзии мы просто истосковались по сильным, му-
жественным, гражданственным стихам. Так называе-
мый технический уровень поэзии сейчас заметно по-
высился, а вот личностный уровень упал — он без
гражданственности невозможен. В этом есть какой-
то нравственный дефект, ибо гражданственность —
это нравственность в действии. Читая некоторые сти-
хи, не ощущаешь живой, думающей личности автора,
остается непонятным — за что и против чего автор.
Наугад открываю поэтический альманах: «Мир под-
лунный отражая, день и ночь бежит ручей. Я теперь
тебе чужая, да и ты теперь ничей». Апатия в чистом
виде. «Пыль растекается по-над травой буднично-се-
рая, как амальгама, так начинается день трудовой,
неповторимый в истории БАМа». А это уже поху-
же — апатия, мимикрически играющая в обществен-
ную активность.
Есть такое глазное заболевание — «сужение поля
зрения». Это заболевание, к сожалению, распростра-
нено сейчас в поэзии, и не только молодой. Сужение
поля зрения приводит к тому, что мир попадает в сти-
хи только крошечными кусочками, раздробленно, без
чувства взаимосцепляемости явлений. Боязнь граж-
данственности есть слагаемое многих болезней: бояз-
ни себя, боязни сильных чувств, боязни острых, но-
жевых тем, боязни мыслей, боязни поисков новой
формы для нового содержания. Вместе с тем сумма
этих боязней иногда сочетается с беззастенчивой бо-
язнью быть незамеченным, толкающей не на построе-
