Творения - Хлебников Велимир (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
Барышня Смерть. Вот какой строгий. (Надевает платочек.) И вправду беда. Ну, чего смотришь, проклятый? В харчевне мертвецов нельзя пить чужими стаканами.
Среди мертвецов некоторое оживление и у некоторых за меловой маской — огонь живых. Они шевелятся концами бровей, рта.
Барышня Смерть. (берет хлыст). Назад, проклятые! Назад, в смерть! (Щелкает хлыстом.) На кого теперь их оставлю? Сидите смирно. (Уходит.)
Двенадцать, которые прилипли к стенам, как скамья мертвых, оживают; некоторые зажигают спички: «Позвольте прикурить». — «Благодарю вас». Другие сладко позевывают, потягиваясь: «Ох-хо-хо!»
Барышня Смерть. Нет дома соседки. А здесь все повскакали. Уйди ты! Что надо? Еще зарубит.
Тринадцатый. У меня ни капли сострадания. Я весь из жестокости.
Барышня Смерть. (перебегает к двенадцати и усаживает их). Сидите, ястребы. Голову я потеряла.
Тринадцатый. Я, тринадцатый, спрашиваю — голова пустая? Барышня Смерть. Пустая, как стакан.
Тринадцатый. Вот и стакан для меня. Дай твою голову.
Барышня Смерть. Вот не соображу, что делать; будь полная, знала бы.
Тринадцатый. Идет? Ставка на глупость смерти. Барышня Смерть. Идет.
Тринадцатый. Ты стояла когда-то на доске среди умных изящных врачей, и проволока проходила кости и выходила в руку, в паутине, а череп покрыт надписями латыни. Ну?
Барышня Смерть. (потупившись). Да. Нас было три на цепи.
Тринадцатый. Отвинти свой череп. Довольно! Чаша тринадцатого гостя. А вместо него возьми мой носовой платок. Он еще не очень грязен и надушен (разворачивает).
Барышня Смерть. Повелитель! Ты ужаснее, чем Разин. Хорошо. А нижнюю челюсть оставь мне. На что тебе она? (Закидывает косы и отвинчивает череп, передает ему.) Не обессудь, родимой.
Тринадцатый. (передает носовой платок). Не обессудь, родная.
Барышня Смерть. С носовым платком плохо видно. Сам налей себе. В черном бочонке, в черном твоя вода. Слушай! Не обмани меня! Как женщина, когда ее ведут в застенок, обнимает ноги палача, так я обнимаю и целую твои. Я ослепла. Я не вижу. Мой череп у тебя, у силача.
Тринадцатый. В первый раз в жизни я очень тронут таким добросердечным раскаянием. Смерть валяется в ногах у меня.
Двенадцать посетителей. Ты не обманешь, но мы обманем: мы невольники у стены, в глазах у которых скоро будет по государству червей, мы заклинаем: обмани!
Барышня Смерть. Я не увижу ни букашек, ни пира в харчевне: горе мне, я слепа, я обнимаю ноги; ты хотел, угрожал, требовал квас мертвых. Он в бочонке, а мой в голубом. Не перемешай их. Смотри: дочь могил, как березовый веник у твоих ног, — молит и заклинает. А если ты маятник между «да» и «нет», — то имей сердце!
Тринадцатый. Ты сама нальешь напитки.
Барышня Смерть. Но где мой череп? Где глаза? Слушай, я знаю, ты победил (ищет голову). Что теперь мне подскажет мой носовой платок? Ничего! Я победила или умираю? (Вскакивает.) Больше свиста свирелей из берцовых костей человека! Треска позвонков! Ударов в тазы! Больше лютней из узких мизинцев! Вы, двенадцать, вы хитро перешептываетесь. Среди вас я бродила с хлыстом. Теперь тоже не растерзаете меня. Прочь! Прочь!
Я налью две чаши — жизни и смерти — и сделаюсь иной, невкусной, беленой у дороги. Теперь выбирай.
Тринадцатый. Сама выбери.
Барышня Смерть. Я слепа.
Тринадцатый. Поэтому и выбери.
Барышня Смерть. Я пью, — ужасный вкус. Я падаю и засыпаю. Это зовется «Ошибкой Барышни Смерти». Я умираю (падает на подушки).
Двенадцать оживают толчками по мере ее умирания. Веселый пир освобожденных.
Барышня Смерть (подымая голову). Дайте мне «Ошибку г-жи Смерти» (перелистывает ее). Я все доиграла (вскакивает с места) и могу присоединиться к вам. Здравствуйте, господа!
23 ноября 1915
«Сверхповести»
228. Дети Выдры
1-й парус
Море. В него спускается золотой от огня берег. По небу пролетают два духа в белых плащах, но с косыми монгольскими глазами. Один из них касается рукой берега и показывает руку, с которой стекают огненные брызги; они, стеная, как лебеди осенью в темной ночи, уносятся дальше. Издали доносится их плач.
Берег вечно горит, подымая костры огня и бросая потоки лавы в море; волны бьются о красные утесы и черные стены.
Три солнца стоят на небе — стражи первых дней земли. В верхнем углу площадки, по закону складней, виден праздник медведя . Большой черный медведь сидит на цепи. Листвени Севера . Вокруг него, потрясая копьями, сначала пляшут и молятся ему, а потом с звуком бубен и плясками съедают его. Водопад лавы падает с утесов в море. Дети Выдры пролетают, как нежно-серебристые духи с белыми крылами.
Волны время от времени ударяют о берег. Одно белое солнце, другое, меньшее, — красное с синеватым сиянием кругом и третье — черное в зеленом венке. Слышны как <бы> слова жалобы и гнева на странном языке. В углу занавеси виден конец крыла. Над золотым берегом показывается крылатый дух с черным копьем в руке, в глазах его много злой воли. Копье, шумя, летит, и красное солнце падает, точно склоняясь к закату, роняя красный жемчуг в море; земля изменяется и тускнеет. Несколько зеленых травинок показалось на утесе, сразу прыгнув. Потоки птицы.
Встав на умершее солнце, они, подняв руку, поют кому-то славу без слов. Затем Сын Выдры, вынув копье и шумя черными крылами, темный, смуглый, главы кудрями круглый, ринулся на черное солнце, упираясь о воздух согнутыми крыльями, — и то тоже падает в воды. Приходят олени и звери.
Земля сразу темнеет. Небу возвращается голубой блеск. Море из черного с красными струями стало зеленым. Дети Выдры подают друг другу руку и впервые опускаются на землю. В дневной жажде они припадают устами к холодной струе, сменившей золотой поток лавы; он надевает на руку каменный молоток и раскалывает камень. Всюду травы, деревья, рощи берез. Он сгибает березу, роняющую листья, в лук, связывает прядью волос.
Показывается маленький монгол с крыльями.
Озирая курган прежних спутников, одинокое солнце закатывается в грустных облаках.
Покачивая первые дни золотого счастья, Матерь Мира — Выдра показывается на волнах с рыбой в зубах и задумчиво смотрит на свои дела.
Первый дым — знак жизни над той пещерой, куда привел их мотылек.
Дети Выдры сидят у костра вдвоем и растапливают свои восковые крылья. Сын Выдры говорит, показывая на белое солнце: «Это я!»
Черный конь морских степей плывет, летит вода из круглой ноздри около круглого глаза. Кто-то сидит на нем, держа в руках слоновую доску и струны.
То первые дни земного быта.
Крупный морской песок. Ребра кита чернеют на берегу. Морские кони играют в волнах. Одинокий естествоиспытатель с жестянкой ходит около них, изучая мертвые кости кита. Дочь Выдры берет в морскую раковину воды и льет за воротничок ученому. Он морщится, смотрит на небо и исчезает.
Небо темно-серое. Дочь Выдры окутана волосами до ног. Дождь. Письма молнии. Прячась от нее, они скрываются в пещере. Небо темнеет. Крупные звезды. Град. Ветер. Площадь пересекает черный самобег . Дикие призывные звуки. Здесь стон разбившегося насмерть лебедя и дикое хрюканье носорога. В темноту брошены два снопа света, из окна наклоняется истопник в шубе и, протягивая руку, кричит: «Туда», — и бросает на песок сумку. Страшный ветер. Дрожа от холода, они выходят, берут привезенные одеяла. Они одеваются. На нем пуховая шляпа. Дочь Выдры в черной шубке; на ней голубой чепец. Они садятся и уезжают. Бородатый людоконин , с голубыми глазами и копытами, проходит по песку. Муха садится ему на ухо; он трясет темной гривой и прогоняет. Она садится на круп, он поворачивается и задумчиво ловит ее рукой.
