Первородство - Мартынов Леонид Николаевич (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
1 ы не имеешь на это права
В ночь, когда ветер восточный — трубач
Трубит долгий сигнал ледостава».
Слушай!
Вот мой ответ —
Реки Тишины нет.
Нарушена тишина.
Это твоя вина.
Нет!
Это счастье твое.
Сам ты нарушил ее.
Ту глубочайшую Тишину.
У которой ты был в плену.
101
НУВШИННА
Цвела кувшинка на Руси...
В пруду, где дремлют караси.
Купался ты. И вдруг она
Всплыла, как будто бы со дна.
И ты спросил ее во тьме:
— Цветок! В своем ли ты уме?
А если я тебя сорву?
— Сорви! Не бойся. Оживу!
...Кувшинкам трудно — до вершин.
Кувшинкам хочется в кувшин,
Хотя бы очень небольшой,
Но с человеческой душой.
102
ПИРЕТРУМ
Всю страсть, которая имелась,
И всех своих желаний зрелость
Он отдал вам. А где их целость?
Вы точно черная монашка.
...Так, черноморская ромашка
Качается под знойным ветром,
А получается —
Пиретрум!
103
СПОР
— Искусство — это подвиг! —
Я убеждал сестру. —
Искусство — это подвиг! —
Она в ответ:
— Умру!
— Нет, не умрешь! Ты сильной,
Сказал я. — быть должна! —
А день был душный, пыльный...
Крутые времена!
104
РАВНОПРАВЬЕ
Я знаю.
Что женщины
Тоже крылаты.
Мне ведомо это —
Ведь я не ребенок.
За матриархатом
Был век амазонок.
Кому ж равноправье свое отдала ты?
Открою глаза
И увижу я тотчас
Бесстрашных разведчиц
И яростных летчиц.
Густые леса и святые пустыни
Расскажут, какие у нас героини.
И были они и останутся явью.
А ты?
Где оно?
Где твое равноправье?
Зачем в обнаженный комочек ты сжалась,
Держась лишь за праве на слабость и жалость?
Ведь ты ж величава. Ответь не лукавя,
Кому отдала ты свое равноправье,
105
Ссылаясь на слабость и нежность здоровья?
Ведь ты же его заработала кровью.
А летчицы
В небе летают и ныне,
Актрисы
По сцене идут, как богини.
Ты знаешь про это.
Я был твой поклонник,
Я был твоего равноправья сторонник.
Я им и остался.
При чем же здесь сонник,
Свеча и обличие карточной дамы?
Ведь ты же была героинею драмы!
106
В МИРЕ СОРНЫХ ТРАВ...
За горизонтом,
В мире сорных трав,
Где блещут солонцовые плешины,
Лежат ничком старинные машины.
Старинные....
Сказавши так, я прав.
Агрикультура знает много тайн.
Таинственен и сложен чрезвычайно
И вовсе не походишь на комбайн
Ты, предок современного комбайна!
Не лошадьми ль толкаемый вперед,
Возник из австралийского ты зноя?
Австралия!
Там все наоборот!
А вот еще чудовище иное:
Котлы, каких не видывал и ад, —
К их тяжким чревам ржавчина пристал
Вы не жалели черного металла,
Конструкторы, полсотни лет назад!
И напролом ломилась эта сила,
Как будто паром был он сыт и пьян.
Такой Ойль-Пуль.
И вот его могила,
107
И шелестит вокруг него бурьян!
Здесь.
За холмами,
В мире сорных трав.
Где над солончаковою плешиной
Крушины ствол возвысился, коряв.
Стою я перед мертвою машиной
И отхожу, ни слова не сказав.
Но думаю:
Всегда бывает так!
Еще недавно твердь под ним дрожала.
Все грохотало
И толпа зевак.
Ликуя, как за чудищем, бежала.
И вот теперь
На грани роковой
Лежит недвижен, ржав, тяжеловесен...
А иногда
Бывае! таковой
Судьба людей, идей
и старых песен.
108
ЭРЦИНСНИЙ ЛЕС
Я не таил от вас
Месторожденья руд.
Пусть ваш ласкает глаз
Рубин, и изумруд,
И матовый топаз,
И золотой янтарь,
Я звал вас много раз
Сюда —
Недавно,
Встарь!
Я говорил, что дик
Мой отдаленный край.
Я говорил: — Язык
Деревьев изучай! —
Я звал вас много раз
Сюда, в Эрцинский лес,
Чьи корни до сердец,
Вершины до небес.
Я звал вас много раз
И на степной простор,
Где никогда не гас
Пастушеский костер.
Я звал вас в пыльный рай
109
Необозримых стад.
Делить все, чем богат,
Я был бы с вами рад!
Но посылали вы
Сюда лишь только тех,
Кто с ног до головы
Укутан в темный грех.
Ведь правда было так?
Труби, норд-ост могуч.
Что райских птиц косяк
Летит меж снежных туч!
Косяк безгрешных душ
Ему наперерез.
Пути, зима, завьюжь!
В снегах Эрцинский лес.
В снегах Эрцинский лес,
В снегах Эрцинский лес,
Чьи корни до сердец,
Вершины до небес!
110
МЕТЕЛИ НАЛЕТЕЛИ
Метели
Налетели,
Окошки запотели,
Пупырышки на теле...
Мы скорбны, мы угрюмы,
Я знаю ваши думы,
Когда морозный сон
Сошел на стадион, нагой, как полигон.
И стынут на бульварах, оградах и заборах,
На складах, на амбарах, вокзалах и соборах
Промерзлые пласты звенящей пустоты,
Павлиний хвосты, нет тела у которых.
И сам ты как кристалл, который отблистал.
О ты, студеных скал ничтожная частица,
Во что бы превратиться сегодня ты мечтал?
В мехов пушистый ворох?
— Нет!
В топливо в моторах?
— Нет!
В динамит и порох!
111
ПОДСОЛНУХ
1
Сонм мотыльков вокруг домовладенья
Порхал в нетерпеливом хороводе,
Но, мотыльков к себе не допуская.
Домохозяин окна затворил,
И мне, судьбой дарованному гостю,
Открыл он двери тоже неохотно.
Я понял, что ночное чаепитье
Организовано не для меня.
Я это понял.
Что же было делать?
Вошел я.
Сел к столу без приглашенья.
Густое ежевичное варенье
Таращило засахаренный глаз;
И пироги пыхтели осуждая;
И самопар заклокотал, как тульский
Исправник, весь в медалях за усердье, —
Как будто б я все выпью, все пожру!
— Она приехала! — сказал художник.
И вот я жду: поджавший губки ангел.
Дыша пачулями, шурша батистом.
Старообразно выпорхнет к столу.
112
Но ты вошла...
Отчетливо я помню,
Как ты вошла — не ангел и не дьявол,
А теплое здоровое созданье.
Такой же гость невольный, как и я.
Жена ему?
Нет!
Это толки, враки.
Рожденные в домашнем затхлом мраке,
Ему, который высох, точно посох.
Вовек не целовать такой жены!
Я это понял. Одного лишь только
Не мог попять: откуда мне знакомы
Твое лицо, твои глаза, и губы,
И волосы, упавшие на лоб?
Я закричал:
— Я видел вас когда-то,
Хотя я вас и никогда не видел.
Но тем не менье видел вас сегодня.
Хотя сегодня я не видел вас!
И повторяя:
— Я вас где-то видел,
Хотя не видел...
Чаю?
Нет, спасибо! —
Я встал и вышел.
Вышел на веранду.
Где яростно метались мотыльки.
Ты закричала:
— Возвратитесь тотчас! —
Я на веранду дверь раскрыл широко,
Л. Мартынов
113
И в комнату ворвалось сорок тысяч
Танцующих в прохладе мотыльков.
Те мотыльки толклись и кувыркались,
Пыльцу сшибая с крылышек друг другу,
И довели б до головокружения,
Когда б я не глядел в твои глаза.
2
Не собирался он писать картину,
А вынул юношеские полотна
В раздумий: нельзя ль из них портянки
Скроить себе? И тупо краску скреб.
Затем его окликнули соседи.
Надевши туфли, он пошел куда-то.
Оставив полотнище на мольберте
И ящик с красками не заперев.
Заманчивым дыханием искусства
Дохнули эти брошенные вещи,
И я — хотя совсем не живописец —
Вдруг ощутил стремленье рисовать.
Тут маковое масло из бутыли