ЭПИЛОГ
Я прошел не очень много
и не очень мало:
от привала до привада,
от границы до границы,
от криницы до криницы,
от села и до села.
И была моя дорога
и трудна и весела.
Что скрывать:
бывало грустно
и тревожно одному.
В древней крепости у Хуста,
в низких тучах, как в дыму,
я решил: пора домой,
пошатался по дорогам;
я решил: окончен мой
путь по каменным отрогам.
Но меня окликнул вдруг
фольклорист из МГУ:
— Поломалась бричка, друг!
Помоги!
— Что ж, помогу…
Колесо, разбрызгав деготь,
в пыль свалилось па шоссе.
Я бы мог его не трогать,
и поймут меня не все:
я забыл о дальнем доме,
позабыл обратный путь.
Бричка в цокоте и громе
понесла под облака.
Мы лежали на соломе,
захмелевшие чуть-чуть.
Кони встали на подъеме,
как меха раздув бока.
И клубился пар горячий,
будто горн у них внутри.
Только утро звезды спрячет
и почистит медь зари,
фольклорист очки снимает,
умывается росой.
Все на свете понимает
фольклорист из МГУ —
хворост с грохотом ломает,
ходит по лесу босой
и записывает песни
на некошеном лугу.
Песни те, что записали
на некошеной траве,
грянут в лекционном зале
в шумном городе Москве.
Встанут, небо подпирая,
из-за песенной строки
люди сказочного края —
пахари и горняки.
…Мы прощаемся.
И снова
мне, выходит, по пути
с агрономом в плащ-палатке.
— Не могли бы подвезти?
И по селам Верховины
мы кочуем до утра.
А потом на переезде
приглашают шофера:
— Едем с нами на бумажный
комбинат!
— Едем лучше на солотвинскую соль!
— Ты ведь не был в заповедниках
Карпат!
— Пригласить тебя к дорожникам
позволь!
И опять по Закарпатью
я скитаюсь до утра.
…Мы прощаемся.
И снова
мне, выходит, в путь пора.
Нет конца моей дороге
и не ждет меня порог!
Видно, снова в эпилоге
Начинается пролог.
Сентиментальный нежный друг,
Сентиментальный нежный друг,
Тебя спугнул снарядов свист,
Орудий рёв, горящий луг.
Война нас вместе не сведёт,
А для тебя я третий год ношу кленовый лист.
Ведь это всё, что я унёс из Киева тогда.
О Дарницкий проклятый плёс, безумная вода —
тебе не знать их никогда.
Стихи остались на столе,
Они в сраженье не пошли.
Я не припал к родной земле,
Не взял в дорогу горсть земли.
И только он, кленовый лист,
Хранил воспоминаний дрожь
(Его сорвал осенний дождь).
Но жилки красные на нём напомнили мне кровь дорог,
И стон и гомон переправ,
И как мы уходили вплавь,
И как мы падали в пути…
Сентиментальный друг, прости.
Теодор ВОЛЫНСКИЙ (Коннектикут)
Я БЫЛ ПЕХОТОЙ В ПОЛЕ ЧИСТОМ
На телеэкране: израильские солдаты, только что вышедшие из боя. Один из них — самый юный — немного похож на моего ровесника и земляка Семена Гудзенко. Быть может, и этот солдат напишет со временем честные, завораживающие, захватывающие душу строки о боях-пожарищах, о друзьях-товарищах…
Вспоминается сентябрь 1947 года. Семен Гудзенко, статный, красивый, стоит на сцене актового зала Киевского университета и читает на память стихи о недавней поездке в Закарпатье, киевских каштанах и любимой девушке из Братиславы.
Вот колеса по гравию скрипнут.
Колкой гальки осыплется град.
Братиславские голуби вскрикнут
Так тоскливо — и улетят.
Отойдут от казармы машины,
Кто-то бросит солдатам цветы.
Нам придется расстаться, Иржина,
Вон у той пограничной черты…
Пройдет много лет, и я прочту в записной книжке Семена заметки о сущности поэтического творчества: "Поэзия — честность, настоянная на страстности. Если не задыхаешься в любви и горе, стихов не пиши".
…В тот сентябрьский день Гудзенко читал и другие стихи о природе родного края, любовную лирику. Но больше всего — о Великой Отечественной, однополчанах, о рвущихся минах на снежных полях сорок второго года.
Снег минами изрыт вокруг
И почернел от пыли минной.
Разрыв —
И умирает друг,
И значит, смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черед.
За мной одним идет охота.
Ракету просит небосвод
И вмерзшая в снега пехота.
Эти строки еще до выхода в свет первого сборника поэта-фронтовика стали известны миллионам читателей "Красной Звезды", где была опубликована статья Ильи Эренбурга о творчестве Семена Гудзенко. Позднее, в автобиографическом повествовании "Люди, годы, жизнь" знаменитый писатель напомнил о прекрасной и трагической судьбе юноши, создавшего едва ли не самые правдивые строки о войне.
