Собрание сочинений. Том 1 - Симонов Константин Михайлович (лучшие книги TXT) 📗

И отбывали от ворот.

Гудки последних эшелонов,

Ряды погашенных окон,

И на последнем из вагонов

Последний путевой огонь.

Что ж, добрый путь! Пускай расскажут,

Как прелести чужой земли

Столь приглянулись им, что даже

Иные спать в нее легли!

На кладбище псковском осталась

Большая серая скала,

Она широко распласталась

Под сенью прусского орла.

И по ранжиру, с чувством меры,

Вокруг нее погребены

Отдельно унтер-офицеры,

Отдельно нижние чины.

Мне жаль солдат. Они служили,

Дрались, не зная за кого,

Бесславно головы сложили

Вдали от Рейна своего.

Мне жаль солдат. Но раз ты прибыл

Чужой порядок насаждать -

Ты стал врагом. И кто бы ни был -

Пощады ты не вправе ждать.

Сейчас, когда за школьной партой

"Майн Кампф" зубрят ученики

И наци пальцами по картам

Россию делят на куски,

Мы им напомним по порядку -

Сначала грозный день, когда

Семь верст ливонцы без оглядки

Бежали прочь с Чудского льда.

Потом напомним день паденья

Последних орденских знамен,

Когда отдавший все владенья

Был Русью Орден упразднен.

Напомним памятную дату,

Когда Берлин дрожмя дрожал,

Когда от русского солдата

Великий Фридрих вспять бежал.

Напомним им по старым картам

Места, где смерть свою нашли

Прусски, вместе с Бонапартом

Искавшие чужой земли.

Напомним, чтоб не забывали,

Как на ноябрьском холоду

Мы прочь штыками выбивали

Их в восемнадцатом году.

За годом год перелистаем.

Не раз, не два за семь веков,

Оружьем новеньким блистая,

К нам шли ряды чужих полков.

Но, прошлый опыт повторяя,

Они бежали с русских нив,

Оружье на пути теряя

И мертвецов не схоронив.

В своих музеях мы скопили

За много битв, за семь веков

Ряды покрытых старой пылью

Чужих штандартов и значков.

Как мы уже тогда их били,

Пусть вспомнят эти господа,

А мы сейчас сильней, чем были.

И будет грозен час, когда,

Не забывая, не прощая,

Одним движением вперед,

Свою отчизну защищая,

Пойдет разгневанный народ.

Когда-нибудь, сойдясь с друзьями,

Мы вспомним через много лет,

Что в землю врезан был краями

Жестокий гусеничный след,

Что мял хлеба сапог солдата,

Что нам навстречу шла война,

Что к западу от нас когда-то

Была фашистская страна.

Настанет день, когда свободу

Завоевавшему в бою,

Фашизм стряхнувшему народу

Мы руку подадим свою.

В тот день под радостные клики

Мы будем славить всей страной

Освобожденный и великий

Народ Германии родной.

Мы верим в это, так и будет,

Не нынче-завтра грохнет бой,

Не нынче-завтра нас разбудит

Горнист военною трубой.

"И если гром великий грянет

Над сворой псов и палачей,

Для нас все так же солнце станет

Сиять огнем своих лучей".

1937

П. Антокольскому

Зима. Проспекты все впотьмах,

То снег, то ростепель напала.

Бьют барабаны. На домах

Расклеены указы Павла.

Их много этою зимой, -

Один еще не пожелтеет,

Глядишь, другой уж сверху клеят:

"Размер для шляп - вершок с осьмой,

Впредь не носить каких попало,

Впредь вальс в домах не танцевать,

Впредь Машками под страхом палок

Не сметь ни коз, ни кошек звать..."

Перед дворцом помост сосновый,

На невском ледяном ветру

Здесь второпях возводят новый

Холодный памятник Петру.

Должно быть, в пику Фальконету

В нем будет все наоборот:

В проекте памятника нету

Руки, протянутой вперед,

Ни змея, ни скалы отвесной -

Он грузно станет на плите,

Казенный и тяжеловесный.

Да, времена теперь не те,

Чтоб царь, раздетый, необутый,

Скакал в опор бог весть куда...

Из всех петровских атрибутов

Вы палку взяли, господа;

Ей освященные уставы

Нейдут у вас из головы.

Давно развеян дым Полтавы,

Еще далек пожар Москвы,

Ржавеют в арсеналах пушки,

Зато сияют кивера...

Пять лейб-гвардейцев на пирушке

Решили, что царя пора...

Пора, а что - нам неизвестно.

Но у Гостиного двора

Кинжал какой-то житель местный

Купил, промолвивши: "Пора..."

Пора, а что - мы не дознались,

Но есть донос, что до утра

В трактире в нумере шептались,

Все повторяли: мол, пора...

И в снег, и в хлябь, и в непогоду

Возводят замок у Невы;

Еще в сырых подтеках своды,

А уж кругом копают рвы.

До света, обогнав зарю,

Везут кирпич дорогой зимней -

Такая спешка, словно Зимний

Стал подозрителен царю.

В вороньем гаме, в птичьем грае

И в неразборчивом "ура-а!",

То каркая, то замирая,

К нему доносится: "Пор-р-а..."

Он с детства помнит это слово.

Он в страхе ищет до сих пор,

Где тот гвардеец, тот актер

На роль Григория Орлова?

Как наперед его узнать?

И ночью в поисках измены

Он сам выстукивает стены,

И шпагой тычет под кровать,

И, съежившись, поджав колена,

Не в силах до утра уснуть,

Решается попеременно

То всех сослать, то всех вернуть.

Санкт-петербургской ночью серой,

Пугая сторожей ночных,

Осатанелые курьеры

Несутся на перекладных;

Их возвращают с полдороги,

Переправляют имена:

"Снять ордена, упечь в остроги",

"Вернуть. Простить. Дать ордена".

И в эту ночь к Ямской заставе

Курьер скакал во весь опор.

Он, у ворот коней оставив,

Вбежал на постоялый двор.

Потребовал стакан спиртного

И на закуску что-нибудь

И, нахлобучив шляпу, снова

Готов был ехать в дальний путь.

Но два проезжих офицера,

Пока не улетел в карьер,

Схватили за полу курьера:

"К кому вы, господин курьер?"

"Да что вы, господа, как можно?!

Язык казенный под замком.

Но так и быть..." Он осторожно,

Чуть слышно крикнул петухом...

Господский дом в селе Кончанском

С обеда погружен во тьму.

Везде лампадки, как в мещанском

Добропорядочном дому.

Хозяин экономит свечи,

Он скуповат по мелочам.

Когда не спится, возле печи

Он греться любит по ночам;

Бывает, примостив лучину,

В одном шлафроке, босиком,