Сборник стихов - Ахмадулина Белла Ахатовна (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
Там, где персики,
персики,
персики, Где сияет и пахнет земля, Там, где держатся пчелы за пестики Белоснежных цветов миндаля...
Я такой же, как в прежние годы, Седина моя в счет не идет. Но душа моя, вырвавшись в горы, В Карталинии
клич
издает!
В ПОЕЗДЕ
Между нами - лишь день расстоянья. Не прошло еще целого дня. От тебя - до меня, до сиянья Глаз твоих, провожавших меня.
А за окнами горы и горы. Деловое движенье колес. День. О господи! Годы и годы Я твоих не касался волос!
Я соседа плечом задеваю. "Эхе-хе!"-я себе говорю. Разговор о тебе затеваю. У окошка стою. И курю.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Я говорю вам: научитесь ждать! Еще не все! Всему дано продлиться! Безмерных продолжений благодать не зря вам обещает бред провидца: возобновит движение рука, затеявшая добрый жест привета, и мысль, невнятно тлевшая века, все ж вычислит простую суть предмета, смех округлит улыбку слабых уст, отчаянье взлелеет тень надежды, и бесполезной выгоды искусств возжаждет одичалый ум невежды... Лишь истина окажется права, в сердцах людей взойдет ее свеченье, н обретут воскресшие слова поступков драгоценное значенье.
31 ДЕКАБРЯ
Этот день - как зима, если осень причислить к зиме, и продолжить весной, и прибавить холодное лето. Этот день - словно год, происходит и длится во мне, и конца ему нет. О, не слишком ли долго все это?
Год и день, равный году. Печальная прибыль седин. Развеселый убыток вина, и надежд, и отваги. Как не мил я себе. Я себе тяжело досадил. Я не смог приручить одичалость пера и бумаги.
Год и день угасают. Уже не настолько я слеп, чтоб узреть над собою удачи звезду молодую. Но, быть может, в пространстве останется след, или вдруг я уйду - словно слабую свечку задую.
Начинаются новости нового года и дня. Мир дурачит умы, представляясь блистательно новым. Новизною своей Новый год не отринет меня от медлительной вечности меж немотою и словом.
СОБЛЮДАЮЩИЙ ТИШИНУ
...В этом мире, где осень, где розовы детские лица, где слова суеты одинокой душе тяжелы, кто-то есть... Он следит, чтоб летели тишайшие листья, и вершит во вселенной высокий обряд тишины.
КОНЕЦ ОХОТНИЧЬЕГО СЕЗОНА
Октябрь. Зимы .и лета перепалка. Как старый фолиант без переплетапотрепанная ветром ветхость парка. И вновь ко мне взывает перепелка
Зовет: - Приди, губитель мой родимый. Боюсь я жить в моем пустынном поле. Охотник милосердный и ретивый, верши судьбу моей последней боли.
Но медлю я в ночи благословенной, украшенной созвездьями и тишью. И безнадежно длится во вселенной любовь меж мной и этой странной птицей.
С ТЕХ ПОР
Сколько хлопьев с тех пор, сколько капель, сколько малых снежинок в снегу, сколько крапинок вдавлено в камень, что лежит на морском берегу, сколько раз дождик лил по трубе, сколько раз ветерок этот дунул, сколько раз о тебе, о тебе, сколько раз о тебе я подумал!
x x x
"О милая!"-так я хотел назвать ту, что мила, но не была мне милой. Я возжелал свободы легкокрылой, снедал меня ее пустой азарт.
Но кто-то был - в дому, или в толпе, или во мне... Он брал меня за ломоть и прекращал моих движений легкость, повелевая помнить о тебе.
Он был мой враг, он врал: "Прекрасна та"Ты, стало быть. Ты не была прекрасна. Как мне уйти, я думал, как прокрасться туда, где нет тебя, где пустота?
Как он любил, как он жалел твою извечную привычку быть любимой! Все кончено. Побег необходимый я никогда уже не сотворю.
Но кто он был, твоим глазам, слезам столь преданный, поникший пред тобою? Я вычислял, и мудростью тупою вдруг вычислил, что это был я сам.
ЛИРИЧЕСКИЙ РЕПОРТАЖ
С ПРОСПЕКТА РУСТАВЕЛИ
Ошибся тот, кто думал, что проспект есть улица. Он влажный брег стихии страстей и таинств. Туфельки сухие, чтоб вымокнуть, летят в его просвет.
Уж вымокла Как тяжек труд ходьбы красавицам! Им стыдно или скушно ходить, как мы. Им ведомо искусство скольжения по острию судьбы.
Простое слово чуждо их уму, и плутовства необъяснимый гений возводит в степень долгих песнопений два слова: "Неуже-ели? Почему-у?"
Ах, неуже-ели это март настал? Но почему-у так жарко? Это странно! Красавицы средь стекол ресторана пьют кофе - он угоден их устам.
Как опрометчив доблестный простак, что не хотел остаться в отдаленьи! Под взглядом их потусторонней лени он терпит унижение и страх.
Так я шутил, так брезговал бедой, покуда на проспекте Руставели кончался день. Платаны розовели. Шел теплый дождь. Я был седым-седой.
Я не умел своей душе помочь. Темнело небо - медленно и сильно... И жаль мне было, жаль невыносимо Есенина в ту мартовскую ночь.
ДАЧНАЯ СЮИТА
Старомодные тайны субботы соблюдают свой нежный сюжет. В этот сад, что исполнен свободы н томленья полночных существ,
ты не выйдешь - с таинственным мужем, ты в столовой сидишь допоздна. Продлевают ваш медленный ужин две свечи, два бокала вина.
И в окне золотого горенья все дыханье, все жесты твои внятны сердцу и скрыты от зренья, как алгетских садов соловьи.
Когда бы я, не ведая стыда, просил прохожих оказать мне милость иль гения нелепая звезда во лбу моем причудливо светилась,
вовек не оглянулась бы толпа, снедаемая суетой слепою. Но я хотел поцеловать тебя и потому был окружен толпою.
Пойдем же на вокзал! Там благодать, там не до нас, там торопливы речи. Лишь там тебя смогу я целовать в честь нашей то ль разлуки, то ли встречи.
СЕВЕРНАЯ БАЛЛАДА
Только степи и снег. Торжество белизны совершенной. И безвестного путника вдруг оборвавшийся след.
Как отважился он
фамильярничать с бездной вселенной? В чем разгадка строки, ненадолго записанной в снег?
Иероглиф судьбы,
наделенный значением крика, человеческий след, уводящий сознанье во тьму...
И сияет пространство, как будто открытая книга, чья высокая мудрость Вовеки невнятна уму.
ОчКИ
Памяти Симона Чиковани
Вот кабинет, в котором больше нет Хозяина, но есть его портрет. И мне велит судьбы неотвратимость Сквозь ретушь отчуждения, сквозь дым Узнать в лице пресветлую родимость И суть искусства, явленную им.
Замкнул в себе усопших книг тела Аквариум из пыли и стекла... Здесь длилась книг и разума беседа, Любовь кружила головы в дому. И это все, что кануло бесследна, Поэзией приходится уму.
