Том 2. Стихотворения (Маленькие поэмы) - Есенин Сергей Александрович (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
„Я обещаю вам Инонию!“ — Но ничего ты, братец, обещать не можешь, ибо у тебя за душой гроша ломаного нет, и поди-ка ты лучше проспись и не дыши на меня своей миссианской самогонкой! А главное, все-то ты врешь, холоп, в угоду своему новому барину!» (газ. «Возрождение», Париж, 1925, 12 октября, № 132, выделено автором).
Своего рода ответом И.А.Бунину стал анализ «Инонии» в контексте всего творчества Есенина, вскоре проведенный В.Ф.Ходасевичем:
«Прямых проявлений вражды к христианству в поэзии Есенина до „Инонии“ не было, — потому что и не было к тому действительных оснований. По-видимому, Есенин даже считал себя христианином. Самое для него ценное, вера в высшее назначение мужицкой Руси, и в самом деле могло ужиться не только с его полуязычеством, полухристианством, но и с христианством подлинным. Если и сознавал Есенин кое-какие свои расхождения, — то только с христианством историческим.
<…> Есенин в „Инонии“ отказался от христианства вообще, не только от „исторического“, а то, что свою новую истину он продолжает именовать Исусом, только „без креста и мук“, — с христианской точки зрения наиболее кощунственно. Отказался, быть может, с наивной легкостью, как перед тем наивно считал себя христианином, — но это не меняет самого факта.
Другое дело — литературные достоинства „Инонии“. Поэма очень талантлива. Но для наслаждения ее достоинствами надобно в нее погрузиться, обладая чем-то вроде прочного водолазного наряда. Только запасшись таким нарядом, читатель духовно-безнаказанно сможет разглядеть соблазнительные красоты „Инонии“.
„Инония“ была лебединой песней Есенина как поэта революции и чаемой новой правды. Заблуждался он или нет, сходились или не сходились в его писаниях логические концы с концами, худо ли, хорошо ли, — как ни судить, а несомненно, что Есенин высказывал, „выпевал“ многое из того, что носилось в тогдашнем катастрофическом воздухе. В этом смысле, если угодно, он действительно был „пророком“. Пророком своих и чужих заблуждений, несбывшихся упований, ошибок, — но пророком. С “Инонией“ он высказался весь, до конца. После нее ему, в сущности, сказать было нечего. Слово было за событиями. Инония реальная должна была настать — или не настать. По меньшей мере Россия должна была к ней двинуться — или не двинуться. <…> Раньше, чем многие другие, соблазненные дурманом военного коммунизма, он увидел, что дело не идет не только к Социализму с большой буквы, но даже и с самой маленькой. Понял, что на пути в Инонию большевики не попутчики. <…>
История Есенина есть история заблуждений. Идеальной мужицкой Руси, в которую верил он, не было. Грядущая Инония, которая должна была сойти с неба на эту Русь, — не сошла и сойти не могла. <…> Он думал, что верует во Христа, а в действительности не веровал, но, отрекаясь от Него и кощунствуя, пережил всю муку и боль, как если бы веровал. <…>
И, однако, сверх всех заблуждений и всех жизненных падений Есенина остается что-то, что глубоко привлекает к нему. Точно сквозь все эти заблуждения проходит какая-то огромная, драгоценная правда. Что же так привлекает к Есенину и какая это правда? Думаю, ответ ясен. Прекрасно и благородно в Есенине то, что он был бесконечно правдив в своем творчестве и пред своею совестью, что во всем доходил до конца, это не побоялся сознать ошибки, приняв на себя и то, на что соблазняли его другие… Правда же его — любовь к родине, пусть незрячая, но великая» (журн. «Современные записки», Париж, 1926, <кн.> XXVI, с. 308–311, 312–313, 322; выделено автором).
Пророк Иеремия «за 41 год своей пророческой жизни всюду был преследуем и гоним, зато после смерти, когда стали сбываться все его пророчества, он удостоился глубокого почитания иудеев. <…> Как памятники проповеднической деятельности прор<ока> Иеремии остались: 1) книга его имени; 2) книга Плач; и 3) Послание» («Полный православный богословский энциклопедический словарь», том I, СПб., <б.г.>, стб. 1037). Книга пророка Иеремии и Плач Иеремии входят в Ветхий Завет.
Золотое словесное яйцо. — См. пояснение к заключительной строфе «Преображения» (с. 335 *).
Индикоплов Козьма (Косма) — византийский купец и путешественник (VI век н. э.), автор сочинения «Христианская топография», где на основе Библии была изложена теория строения Вселенной.
Чтобы поле… / / Выращало ульями злак, / / Чтобы зерна… / / Озлащали, как пчелы, мрак. — Эти строки прокомментированы (в связи с поэмой «Преображение» выше (с. 332–333 *).
Стая туч… / / Слово стая… волков… — Мифологическое происхождение этого образа (с отсылкой к Аф. I, 736) впервые констатировал Б.В.Нейман (сб. «Художественный фольклор», М., 1929, <вып.> 4/5, с. 215).
На реках вавилонских мы плакали. — Парафраза Пс. CXXXVI, 1.
Говорю вам — вы все погибнете… — Ср.: «Нет, говорю вам; но если не покаетесь, все так же погибнете» (Лк. XIII, 3 или 5).
Олипий — Олипий (Алипий) Печерский; первое из имен русских иконописецев (XII век), дошедшее до наших дней. Впоследствии канонизирован.
Не построить шляпками гвоздиными / / Сияние далеких звезд. — О мифопоэтическом источнике этого образа см. в пояснении к словам «Звездами вбитая высь» из «Иорданской голубицы» (с. 342 *).
Слава в вышних Богу / / И на земле мир! — Слова из Лк. II, 14; при богослужении предшествуют шестопсалмию на утрени.
Радуга, как лук. — Параллель этим словам в «Поэтических воззрениях…» (Аф. I, 349) обнаружена Б.В.Нейманом (сб. «Художественный фольклор», М., 1929, <вып.> 4/5, с. 215).
Радуйся, Сионе…— начало стихиры на «Господи воззвах», поемой на 8-й глас субботнего богослужения малой вечерни («Православный богослужебный сборник», М., 1991, с. 145). Сион — гора в Иерусалиме; символически — царство Божие на небесах и на земле.
Назарет — см. выше в примечаниях к «Певущему зову» (с. 297 *).
Небесный барабанщик (с. 69). — Журн. «Красный офицер», Киев, 1919, № 3, <июль>, с. 9 (ст. 17–32); журн. «Всевобуч и спорт» (обл.: «Красный всевобуч. Октябрь»), М., 1919, № 1, с. 43; сб. «Конница бурь», М., 1920, <кн. 1>, с. <7–9>; ОРиР.
Авторизованный список рукой неустановленного лица — в макете сб. «Вече», 1919 (РГАЛИ).
Печатается и датируется по наб. экз. (вырезка из ОРиР с пометой Есенина — «поставить после Инонии» и авторской датой: «1918»).
В.А.Вдовин назвал авторизованный список РГАЛИ (1919) «самым ранним текстом, которым мы располагаем» (сб. «Есенин и современность», М., 1975, с. 62). На этом основании было затем предложено датировать «Небесный барабанщик» 1919-м годом, поскольку в упомянутом списке поэмы есть строки: «Что нам плюющий иконами / / В волжскую синь Колчак?», а наступление последнего на Красную Армию началось 4 марта 1919 г. (Там же). Однако отождествление самого раннего из известных ныне текстов поэмы с ее первоначальным текстом в настоящее время нельзя провести на строго документальной основе — автографы произведения неизвестны. Поэтому предложение исследователя пока может приниматься во внимание лишь как одна из гипотез.
Об обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших первой попытке опубликовать поэму, Г.Ф.Устинов вспоминал: «Пред тем, как написать „Небесного барабанщика“, Есенин несколько раз говорил о том, что он хочет войти в коммунистическую партию. И даже написал заявление, которое лежало у меня на столе несколько недель. Я понимал, что из Есенина, с его резкой индивидуальностью, чуждой какой бы то ни было дисциплины, никогда никакого партийца не выйдет. Да и ни к чему это было. Только немного позднее, когда Н.Л.Мещеряков написал на оригинале „Небесного барабанщика“, предназначавшегося мною для напечатания в „Правде“: „Нескладная чепуха. Не пойдет. Н.М.“, — Есенин окончательно бросил мысль о вступлении в партию. Его самолюбие было ранено…» (сб. «Памяти Есенина», М., 1926, с. 83–84). Косвенным подтверждением содержания рассказа Г.Ф.Устинова являются слова самого Есенина из очерка «Железный Миргород» (1923), в первопечатный текст не вошедшие: «…лишь бы поменьше было таких ценителей искусства, как Мещеряков…» (сб. «С.А.Есенин: Материалы к биографии», М., 1993, с. 300).
