Слишком уж зол ветер, катится мир с откоса,
Маленький и круглый.
Знаешь, я стала ведьмой, я отрастила косы,
Темные, как угли.
Ты не иди следом, даже луны лучик
Гибнет в глухой чаще.
Знаешь, я стала ведьмой, это куда лучше,
Чем полоскать чашки.
И не гляди в вечер, с нашими огоньками
Станет любой камнем.
Знаешь, я стала ведьмой с ласковыми руками,
С розовыми щеками.
Я за тебя в ответе? Хватит уже реветь, мы
Взрослые ведь люди…
Знаешь, я стала ведьмой…
Знаешь, я стала ведьмой. Что же теперь будет?…
* * *
Тяжело деревьям зимой, снег ломает ветки в лесу,
Где ты, брат возлюбленный мой, я тебя сегодня спасу.
Воздух пахнет смертным вином, падают слова на лету.
Я бы не пошла к тебе, но розы без тебя не цветут.
- Триста сорок пять воробьев, девяносто волчьих детей,
А кого тоской не убьем, тех закрутим в злую метель…
Что же, раз пришла - проходи, извини уж, нету костра,
Раз уж кличешь братом, поди, может быть, и вправду сестра.
- Сколько я стоптала подошв для тебя, возлюбленный брат,
Что же ты ко мне не идешь, или ты не очень-то рад?…
Побежим скорее домой, руки покрываются льдом…
Или, брат возлюбленный мой, ты забыл уже, где наш дом?…
- A-b-c-d-e-f-g-h, три-четьтре-пять, шесть и семь,
Что за дом? Какой еще «наш»? Я тебя не знаю совсем,
Ты сиди, сиди, не шуми, у меня хлопот на года…
Вычесть двадцать пять из семи и прибавить девять, тогда…
- Брат мой, свет мой, боль моя, жизнь, что с тобой случилось, скажи
Сердце выжгла зимняя ночь… Как тебе сумею помочь?…
Брат мой, мою горечь пойми, повернись ко мне хоть на миг…
Я б тебя согрела - но как?… Ты растаешь в теплых руках.
- А-б-в-г-д-и-е-е… (подпирает щеку плечом)
Мне доступно горе твое, но, прости, а я тут при чем?…
У меня уют и покой, каждый день - покой и уют,
Все, что захочу, - под рукой, остального мне не дают.
У меня - куда ни пойти - чистота метет ветерком…
Ты ж пятнала кровью пути, по которым шла босиком,
Только ты не можешь понять, что уже захлопнулась дверь.
Раньше ты искала меня, что ты будешь делать теперь?
Враг не выдаст, мертвый не съест, и того, что нет, - не лишат.
Lupus homo homini est - это самый выгодный шаг.
Я еще не Каин, но Кай, у меня не брат, ну и что ж?…
Не дрожит в холодных руках ледяной искрящийся нож.
Двадцать девять, тридцать один, сорок восемь,
семьдесят три, Подходи ко мне, подходи, не смотри назад, не смотри.
Поздно уже что-то менять, я держу судьбу на весу…
И не ты спасаешь меня, я тебя сегодня спасу…
- Брат мой, моя боль, моя кровь, что ты говоришь мне, очнись,
Хоть на миг глаза приоткрой, хоть рукой ко мне прикоснись…
Вот, вставай, иди ко мне, ну слишком это злая игра…
Брат мой, у кого ты в плену?., брат мой, милый, братик мой, бра…
* * *
В восьмом классе
Мы начали изучать химию,
Там рассказали, что если что-то нагреть,
Оно плавится и течет каплями,
А потом остывает и становится таким же.
Я спросила у мамы:
«А деревья, когда сгорают,
Тоже должны превращаться в капли,
А потом застывать и становиться такими же?»
«Нет, - ответила мама, - деревья сгорают совсем.
Но это уже органика,
Тебе еще это рано знать».
С тех пор я не люблю химию.
Зачем мне наука,
В которой деревья сгорают
Насовсем?
* * *
Я читаю рассказы,
И в них рассказывают обо мне,
О чем я постоянно думаю.
Наверное, их писал очень мудрый человек.
И на титульном листе должна быть его фотография.
Открываю.
Есть.
Но почему там
Такое жестокое, такое измученное,
Такое безысходное лицо?
Закрою скорее, не смотрю.
И вовсе он пишет не обо мне,
С чего вы взяли?
2006-2007
* * *
И когда ты будешь плакать, что скоро двадцать, то есть четверть жизни вылетела в трубу, не умеешь ни общаться, ни одеваться, и не знаешь - а куда тебе вдруг деваться, только Богу плакаться на судьбу.
И когда тебя не возьмут ни в друзья, ни в жены, а оставят сувенирчиком на лотке, ускользнут, уйдут из жизни твоей лажовой - а тебя из печки вытащат обожженной и оставят остужаться на холодке.
И когда тебе скажут - хочется, так рискни же, докажи, что тоже тот еще человек, ты решишь, что вроде некуда падать ниже, и вдохнешь поглубже, выберешься из книжек - и тебя ударит мартом по голове.
И вода, и этот воздух горячий, блядский, разжиженье мозга, яблоки в куличе. И друзья, котрые все же смогли добраться, обнимают так дико трогательно, по-братски, утыкаются носом в ямочку на плече.
Ты уже такая уютная - в этих ямках от носов твоих женатых давно мужчин, несмеянка, синеглазая обезьянка, под мостом горит Нева нестерпимо ярко, и звенит трамвай, и сердце твое трещит.
А весна всегда отказывает в цензуре, разворачивает знамена, ломает лед, ветер хлещет по щекам золотым безумьем, на распахнутом ветру, на трехкратном зуме, обниматься на бегу, целоваться влет.
И тогда ты будешь буковками кидаться, как остатками несъеденного борща. Твой роман не пережил никаких редакций, вы вообще такие дружные - обрыдагься, то есть даже разбегаетесь сообща.
