Выпусти птицу! - Вознесенский Андрей Андреевич (хороший книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
если зритель не «на ты».
Было зябко от надежд,
стало пусто напоследь.
Было нечего надеть,
стало незачем надеть.
Я б сожгла его, глупыш.
Не оцените кульбит.
Было страшно полюбить,
стало некого любить.
Художники ужинают в парижском ресторане «Кус-кус»
I
Мой собеседник – кроткий,
баско́й!
Он челюсть прикрыл бородкой
как перчаточкою боксер.
«Кус-кус» на меню не сетует – повара не учить!
Мой фантастический собеседник
заказывает – дичь.
«Коровы летают?
Летают.
Неси.
Короны летают? Но в аут.
Мерси».
А красный Георгий на блюде
летел на победных крылах,
где как лебединые клювы,
копыта на белых ногах!
И парочкой на излете
ночном
кричали Тристан и Изольда,
обнявшись, как сендвич с мечом.
Поэты – не куропатки.
Но если раздеть догола,
обломок ножа под лопаткой
сверкнет, как обломок крыла.
А наши не крылья – зонтики
стекают в углу, как китч.
Смакует мой гость: «Экзотика!
Отличнейшая дичь!»
II
Голодуха, брат, голодуха!
Ухо
а ля Ван-Гог. . . . . 150 000 крон
фаршированный вагон
всмятку. . . . . 1000 персон
пятка
съеденного Рокфеллера мл. (Новая Гвинея). . . 10 000 000 000
неочищенная фея. . . . . на 2 персоны
цветочная корзинка Сены
с ручкою моста. . . . . 2 франка
Ирисы. . . . . 2 франка
полисмены в фенах
сидящие, как Озирисы. . . . .
Дебре семилетней выдержки. . . . .
роман без выдержки и урезки. . . . .
Р. Фиш (по-турецки). . . . . 5000 экз.
шиш с маслом. . . . . 450 000
хлеб с маслом. . . . .
блеф с Марсом. . . . . 1 000 000 000 000 000
«Мне нравится тот гарсон
в засахаренных джинсах с бисером»
Записываем:
«1 фиат на 150 000 персон,
3 фиата на 1 персону
Иона. . . . . 2 миллиона лет
сласти власти. . . . . 30 монет
разблюдовка в стиле Людовика
винегрет. . . . . нет
конфеты „Пламенный привет“. . . . . нет
вокальный квинтет. . . . . нет
Голодуха, брат, голодуха
особо в области духа! –
а вместо третьего
мост Александра III. . . . . 188?»
Голодуха, брат, голодуха
от славы, тоски, сластей,
чем больше пропустишь в брюхо,
тем в животе пустей!
Мы – как пустотелые бюсты,
с улыбочкою без дна,
глотаешь, а в сердце пусто –
бездна!
«Рубаем (испанск.), Андрюха!»
Ешь, неизвестно что,
голодуха, брат, голодуха!
Есть только растущий счет.
А бледный гарсон за подносом
летел, не касаясь земли,
как будто схватясь за подножку,
когда поезда отошли…
Ах, кто это нам подмаргивает
из пищ?
Мой собеседник помалкивает –
отличнейшая дичь!
В углу драматург глотает
противозачаточные таблетки.
Завтра его обсуждают.
Как бы чего не вышло!..
На нем пиджачок, как мякиш –
что смертному не достичь.
Отличная дичь – знай наших!
Послушаем, что за спич?
III
На дубу написано «Валя».
Мы забыли, забыли с вами,
не забыли самих названий,
позабыли, зачем писали!
На художнике надпись «сука»,
у собаки кличка «Наука»,
«Правдолюбец» на самодержце.
Ты куда, «Аллея Надежды»?
И зачем посредине забора
изреченье: «Убей ухажора»?
На Луне – «Дж. Армстронг, с любовью»
и «Прогресс» на Средневековье
И, уверовав в слов тождественность
в одиночнейшем из столетий,
кто-то обнял доску, как женщину.
Но это надпись на туалете.
И зачем написано «Лошадь»
на мучительной образине,
в чьих смычковых ногах заложена
одна сотая автомашины?
IV
«Кус-кус» пустеет во мраке,
уносят остатки дичи…
«Дикси!»
Но самая вера злющая –
что было бы революцией
название «Революция»
написано на революции!
И, плюнув на зонт и дождик,
в нелепейший из дождищ
уходят под дула художники –
отличнейшая дичь!
Похороны Кирсанова
Прощайте, Семен Исаакович.
Фьюить!
Уже ни стихом, ни сагою
оттуда не возвратить.
Почетные караулы
у входа в нездешний гул
ждут очереди понуро,
в глазах у них: «Караул!»
Пьерошка в одежде елечной,
в ненастиях уцелев,
серебрянейший, как перышко,
просиживал в ЦДЛ.
Один, как всегда, без дела,
на деле же – весь из мук,
почти что уже без тела
мучительнейший звук.
Нам виделось кватроченто,
и как он, искусник, смел…
А было – кровотеченье
из горла, когда он пел!
Маэстро великолепный,
а для толпы – фигляр…
Невыплаканная флейта
в красный легла футляр.
Украли!
Нападающего выкрали!
Тени плоские, как выкройки.
Мчится по ночной Москве
тело славное в мешке.
До свидания, соколики!
В мешковине, далека,
золотой своей «наколочкой»
удаляется Москва…
Перекрыты магистрали,
перехвачен лидер ралли.
И радирует радар:
«В поле зрения вратарь».
Двое штатских, ставши в струнку,
похвалялись наподдавшие:
«Ты кого?» –
«Я – Главнонструктора».
«Ерунда! Я – нападающего!»
«Продается центр защиты
и две штуки незасчитанные!»
«Я – как братья Эспозито.
Не играю за спасибо!»
«Народился в Магадане
феномен с тремя ногами,
ноги крепят к голове
по системе „дубль-ве“».
«Прикуплю игру на кубок,
только честно, без покупок».
Умыкнули балерину.
А певица
на мели –
утянули пелерину,
а саму не увели.
На суде судье судья
отвечает: «Свистнул я.
С центра поля, в честном споре
нападающего сперли».
Центр сперт, край сперт,
спорт, спорт, спорт, спорт…
«Отомкните бомбардира!
Не нужна ему квартира.
Убегу!
Мои ноженьки украли,
знаменитые по краю,
я – в соку,
я все ноченьки без крали,
синим пламенем сгораю,
убегу!
Убегу! Как Жанна д’Арк он, –
ни гугу!
Не притронулся к подаркам,
к коньяку.
„Убегу“ – лицо как кукиш,
за паркет его не купишь.
„Когда крали, говорили –
„Волга“. М-24…“»
Тень сверкнула на углу.
Ночь такая – очи выколи.
Мою лучшую строку,
нападающую – выкрали…
Ни гугу.
Зима
Приди! Чтоб снова снег слепил,
чтобы желтела на опушке,
как александровский ампир,
твоя дубленочка с опушкой.
Отчего…
Отчего в наклонившихся ивах –
ведь не только же от воды, –
как в волшебных диапозитивах,
света плавающие следы?
Отчего дожидаюсь, поверя –
ведь не только же до звезды,
посвящаемый в эти деревья,
в это нищее чудо воды?
И за что надо мной, богохульником, –
ведь не только же от любви, –
благовещеньем дышат, багульником
золотые наклоны твои?
Баллада о ремонтируемых часах
Как архангельша времен
на стенных часах над рынком
баба вывела: «Ремонт»,
снявши стрелки для починки.
Верьте тете Моте –
Время на ремонте.
Время на ремонте.
Медлят сбросить кроны
просеки лимонные
в сладостной дремоте.
