Завтрашний ветер - Евтушенко Евгений Александрович (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
ванно. Но почему эта индианка была лишена воз-
можности читать и открыть для себя Сервантеса,
Шекспира, Свифта, Рабле, Достоевского? Разве эта
индианка И миллионы ей подобных не есть вина
истории перед человечеством? Что может сделать та-
кая индианка, целомудренная в своем неведении, пе-
ред угрозой ядерной войны?
Питер Устинов в своей речи на форуме сказал:
«Человеческое тело есть микрокосмос всего челове-
чества... Бесполезно говорить: «Что бы ни случилось
с телом, руки должны быть хорошо вымыты и нама-
ннкюрены». Руки могут быть хорошо вымыты и нама-
пнкюрены, но если распадется тело, то они отвалят-
ся тоже...» Нельзя отделить культуру от жизни все-
го человечества, бессмысленно чистенько мыть куль-
эмиграции, «Колокол», ибо набат и восстание сове-
сти всегда были связаны.
Поэт Кедрин писал о войне:
Снаряд случайно в колокол ударил,
и колокол, сердясь, заговорил.
Роль колокольную снова взяли на себя поэты на-
шего поколения. Вознесенский писал:
Колокола, гудошники...
Звон. Звон.
Вам, художники
всех времен!
Функция большого искусства — это функция ко-
локола, будящего заснувшую совесть.
Когда того или иного художника критикуют толь-
ко за то, что он смотрит на мир (по русскому идео-
матическому выражению) только с собственной ко-
локольни, то на самом деле счастье, что у него есть
своя собственная колокольня. Лишь бы она не пре-
вратилась ни в башню из слоновой кости, ни в бюро-
кратическое кресло, ни в трибуну для риторической
болтовни, ни в персональный бункер.
В США в магазине сувениров я увидел лосьон
для бритья под именем «Либерти белл» («Колокол
свободы»). Это был стеклянный колокольчик, сделан-
ный в форме миниатюрного колокола, когда-то про-
возгласившего независимость Соединенных Штатов.
При виде этого бестактного, вульгаризированного
символа я с горечью вспомнил строки Тютчева:
О если бы живые крылья
души, парящей над толпой,
ее спасали от насилья
бессмертной пошлости
людской.
Когда изначально талантливые художники ком-
мерциализируются и смотрят на мир с колокольни по-
зорного благоразумия, как говорил Маяковский, то из
колоколов, будящих совесть, они превращаются
в парфюмерные, стеклянные пародии на колокола.
Я многое люблю в искусстве Америки, но как стыдно
видеть появляющиеся на страницах журнала «Тайм»
«паблисити» золотых часов «Ролекс», когда их ре-
кламируют не какие-нибудь кинокомики второго сор-
та, а известные писатели и крупнейшие музыканты.
КОЯФЯНО, имя Данте можно зарифмовать с именем
Итальянского игристого вина «Асти Спуманте». Но мо-
жем ли мы представить великого поэта на коммер-
ческой рекламе этого вина, а Чайковского на рекла-
ме с бутылкой водки? «Неприлично, господа!» — как
выразились бы об этом чеховские интеллигенты, за-
стенчиво, но взволнованно поправляя свое пенсне. Как
можно, разменивая колокольный звон на звон монет,
рекламировать какие-то часы «Ролекс» в то время,
когда часы истории отбивают свои тревожные удары?
Я говорю об этом не из паникерства. Но мораль-
ная безответственность перед лицом истории не ме-
нее разлагает, чем паника. Зачем колоколам лили-
путизироваться до сережек, побренькивающих в ушах
всемирной пошлости? Те, кто капитулирует перед
агрессией всемирной пошлости, могут так же капи-
тулировать и перед агрессией всемирной войны.
Сейчас есть целое кинонаправление — своего рода
«ужасология». Это — то женщины-вампиры, свои-
ми очаровательными зубами прокусывающие шеи
возлюбленных, то дети, внутрь которых вселился
антихрист, то зловещие чудовища из других галактик.
Однако вся эта придуманная ужасология есть тру-
сость, попытка заменить ею реальную угрозу исчез-
новения всего человечества.
Проклятие нашего века — ужас концентрационных
лагерей, где были уничтожены миллионы людей. Но
этот ужас бледнеет перед потенциальным ужасом того,
когда всю нашу планету, как несчастную затравлен-
ную фашистами женщину вместе со всеми ее детьми,
могут сжечь в общей атомной освенцимской печи.
Сейчас людей, которые открыто называются фа-
шистами, — лишь вроде бы незначительные группы.
Даже итальянский кинорежиссер Скуттиери, поста-
вивший откровенную сентиментальную героизацию
фашизма — фильм «Кларетта», где самыми несча-
стными, глубоко обиженными жертвами выглядят
Муссолини и его. любовница, от фашизма открещи-
вается, делает заявление, что он убежденный анти-
фашист. Но дело не в том, как люди себя называют,
а что они на самом деле. Послушать Пиночета, так
это же спаситель демократии, голубь мира! Фашизм
может и не носить свастику на рукаве и зазубривать
со школы совсем другие книги, а не «Майн камиф».
Фашизм — это не столько декларированная идео-
логия, сколько поведение — социальное и даже лич-
ностное. Государственный фашизм — это милита-
ристско-бюрократический концентрат самых низких
инстинктов: инстинкта подавлять другие индивиду-
альности во имя торжества собственной безликости,
инстинкта собственного выживания при помощи фи-
зического уничтожения либо пропагандистского онар-
команивания масс, хватательно-загребательного ин-
стинкта, доходящего от личной корысти до государ-
ственной агрессии. Инквизиция — мать фашизма.
Не случайно преследование кинематографистов в
Голливуде во времена маккартизма американцы сами
назвали средневековым именем «охота на ведьм»,
когда одной из ведьм была объявлена великая амери-
канка Лиллиан Хелман. Но потенциальная атомная
война еще более античеловечна, чем фашизм, ибо фа-
шизм старался культивировать хотя бы одну расу,
а эта война грозит уничтожить все расы. Эта война
уже в своем зародыше — суперфашистка. Эта война
уже в своем зародыше — антивсенародна. Борьба про-
тив этой войны не есть политика, а общее всеспасение.
...Я был в Канаде на маленьком пароходике, со-
вершавшем экскурсию около Ниагарского водопада.
Гордый оптимистический голос гида произнес: «Ниа-
гарская гидроэлектростанция — это самая величай-
шая гидроэлектростанция свободного мира». Это был
обыкновенный человек, отнюдь не милитарист, но он
сам не понимал, что из него говорит «массмедия»,
всунувшая внутрь него опасное чувство превосход-
ства одной части населения планеты над другой, а
все агрессии мира начинаются с мельчайших микробов
превосходства. Деление мира на так называемый мир
свободный и несвободный — это дешевая демагогия,
разрушающая взаимодоверие между народами.
У нас общая мать — земля, у нас общая миро-
вая культура, сложенная из тысячи национальных
культур, общий враг — потенциальная война.
Колокола не только могут оплакивать уже исчез-
нувших.
Колокола должны спасать еще не исчезнувших.
Когда-то во времена исторических войн колокола
переливали на пушки. Сейчас пришло время пушки
переливать на колокола.
ПАДЕНИЕ ДИКТАТУРЫ ПЛЯЖА
(Из итальянского дневника)
Я стоял на месте, где убили Пьера Паоло Пазо-
лини. Полупустырь-полуулица, прячущаяся за спиной
гостиниц и пляжных комплексов Остии. Там — шум-
но шла купально-загоральная жизнь современных
римлян, спасавшихся от июльского удушья, царив-
шего в столице, где статуи и дворцы были, казалось,
раскалены добела от зноя. Здесь — от нестерпимого
