Стихи - Гарсиа Лорка Федерико (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Веселый озноб танцевал на сырых куполах дребезжащих, и мрамор луны отражал равнодушно пепел фамилий и смятые ленты. И те приходили, кто ест, прячась от нас за колоннами, и ослы с белозубыми мордами, и костоправы искусные. В море зеленых подсолнухов так жалобно плакало кладбище и было единым ропотом, и было единым стоном всех тряпичных губ и картонных. И крещеные спали, словно дети, когда, смежая веки безусловно навеки, молча вскрыл свои собственные вены иудей, услышав первые стоны.
* * *
Луна наконец запнулась о белый косяк табуна. Луч лилового света, отпрянув от раны, спроецировал на небо сцену обрезания мертвых младенцев.
Кровь текла по горам, и спешили к ней ангелы, но зефирными были чаши - и кровь потекла в башмаки. Колченогая свора зажгла свои трубки, и от запаха жженого рога посерели губы несчастных, которых рвало в подворотнях. А с юга засушливой ночи долетали протяжные крики это свечи луны задымились на бедрах коней. Портняжка, кроивший пурпур, заманил к себе трех блаженных и, заперши двери, в окно им показывал череп. Три блаженных тем временем утешали верблюда, который боялся, что к утру непременно застрянет в игольном ушке. Крест был поднят, и гвозди вбиты. Гвозди, вбитые в кость так, что звезды ржавели от крови. Все глаза отвели - и тогда небеса оголились и раздался неслыханный голос, а фарисеи сказали: - У проклятой коровы, наверно, разбухло вымя. Горожане захлопнули двери, и ринулся дождь, возомнив, что размочит сердца, мутный вечер наполнился хрустом и треском, и незримые плотники стали обтесывать город.
- Проклятая эта корова, наверно, взбесилась, продолжали твердить фарисеи. Но кровь поднялась до колен, и нечистые духи пузырили болотную воду над стенами храма. Все явственней было спасенье - от этой жизни. И луна омывала ожоги коней. Распевая псалмы, выходили на свет лихорадки, и лягушки зажгли очаги по речным берегам. - Эта чертова, чертова, чертова эта корова спать не даст, - фарисеи твердили и шли по домам, по дороге пиная пьяных и плевок за плевком избавляясь от привкуса жертвы. А за ними, печально блея, бежала кровь.
И на том завершилось, и проснулась земля, разливая дрожащие дымные реки.
БЕГСТВО ИЗ НЬЮ-ЙОРКА
МАЛЕНЬКИЙ ВЕНСКИЙ ВАЛЬС
Десять девушек едут Веной. Плачет смерть на груди гуляки, Есть там лес голубиных чучел и заря в антикварном мраке. Есть там залы, где сотни окон и за ними деревьев купы... О, возьми этот вальс, этот вальс, закусивший губы.
Этот вальс, этот вальс, полный смерти, мольбы и вина, где шелками играет волна.
Я люблю, я люблю, я люблю, я люблю тебя там, на луне, и с увядшею книгой в окне, и в укромном гнезде маргаритки, и в том танце, что снится улитке... Так порадуй теплом этот вальс с перебитым крылом.
Есть три зеркала в венском зале, где губам твоим вторят дали. Смерть играет на клавесине и танцующих красит синим и на слезы наводит глянец. А над городом - тени пьяниц... О, возьми этот вальс, на руках умирающий танец.
Я люблю, я люблю, мое чудо, я люблю тебя вечно и всюду, и на крыше, где детство мне снится, и когда ты поднимешь ресницы, а за ними, в серебряной стуже, старой Венгрии звезды пастушьи и ягнята и лилии льда... О, возьми этот вальс, этот вальс Я люблю навсегда.
Я с тобой танцевать буду в Вене в карнавальном наряде реки, в домино из воды и тени. Как темны мои тростники!.. А потом прощальною данью я оставлю эхо дыханья в фотографиях и флюгерах, поцелуи сложу перед дверью и волнам твоей поступи вверю ленты вальса, скрипку и прах.
""
ВАЛЬС НА ВЕТВЯХ
Раз, и два, и три листья мелькнули в окне. Рыбка плывет по луне. Не спит река, но века море поет во сне. Лес отпевает принцесс. Мгла ему свечи зажгла. Вторит монашка в дупле. Девочка ждет на ветле. Звякнула шишками ель, ищет пернатую трель. Но кровью истек соловей в певчей печали своей. И все печальнее мне, потому что и раз, и два, и три листья проплыли в окне. И скрипач с головой из стекла и картонная скрипка, и мгла, и свеченье снегов и седин с целым миром один на один. Тени мертвых и мрамор немой! Муравейник рассвета зимой! Где-то молится лес, отпевая принцесс, где-то мед на цветке. Лягушата в реке. Приближается сумрак в лавровом венке. Станет небо для ветра высоким плетнем, и гонимые ветки запляшут на нем по одной над луной, и вдвоем над ручьем, и втроем, и по-прежнему врозь, чтобы мрамору крепче спалось.
ПОЭТ ПРИЕЗЖАЕТ В ГАВАНУ
СОН КУБИНСКИХ НЕГРОВ
Если ночь будет лунной, поеду в Сантьяго-де-Куба, поеду в Сантьяго. Запрягу вороные буруны и поеду в Сантьяго. Заколышется лунное пламя. Поеду в Сантьяго. Когда пальмы замрут журавлями, поеду в Сантьяго. Когда станет медузой коряга, поеду в Сантьяго. Поеду в Сантьяго с Фонсекою рыжеволосым. Поеду в Сантьяго. К Ромео, Джульетте и розам поеду в Сантьяго. О Куба! О, ритмы сухого гороха! Поеду в Сантьяго. О, гибкое пламя, зеленая кроха! Поеду в Сантьяго. Кайманы. Табак. Тростниковые струны. Поеду в Сантьяго. Ведь я говорил, что поеду в Сантьяго запрягу вороные буруны и поеду в Сантьяго. Шпоры бриза и рома. Поеду в Сантьяго. Кораллы и дрема. Поеду в Сантьяго. Песок и прилив бездыханный. Поеду в Сантьяго. Белый зной. Восковые бананы. Поеду в Сантьяго. Зеленый твой сахар, о Куба! О, радуга вздоха и праха! Поеду в Сантьяго.
Федерико Гарсиа Лорка
Федерико Гарсиа Лорка
Плач по Игнасьо Санчесу Мехиасу 1935 Перевод М. Зенкевича I УДАР БЫКА И СМЕРТЬ Било пять часов пополудни. Было точно пять часов пополудни. Принес простыню крахмальную мальчик в пятом часу пополудни. И корзину с известью негашеной в пятом часу пополудни. А над всем этим - смерть, одна только смерть в пятом часу пополудни.
Вата взлетела, подхвачена ветром, в пятом часу пополудни. Стекло и никель посеяла окись в пятом часу пополудни. Голубка вступила в бой с леопардом в пятом часу пополудни. И было бедро пропорото рогом в пятом часу пополудни. И гулко ударил большой колокол в пятом часу пополудни. Трезвон хлороформа и дымной крови в пятом часу пополудни. В трауре улиц безмолвные толпы в пятом часу пополудни. А сердце быка так яростно билось в пятом часу пополудни. Когда заморозились капли пота в пятом часу пополудни и стала арена желтее йода в пятом часу пополудни, то смерть положила личинки в рану в пятом часу пополудни. Било пять часов пополудни, было точно пять часов пополудни.