Поэтический космос - Кедров Константин Александрович "brenko" (книги онлайн бесплатно TXT) 📗
…Идея абсолютного пространства, которое для Бруно было освобождением, стала для Паскаля лабиринтом и бездной. Этот страшился Вселенной и хотел поклоняться Богу, но Бог для него был менее реален, чем устрашающая вселенная. Он сетовал, что небосвод не может говорить, сравнивал нашу жизнь с жизнью потерпевших кораблекрушение на пустынном острове. Он чувствовал непрестанный гнет физического мира, чувствовал головокружение, страх, одиночество и выразил их другими словами: «Природа — это бесконечная сфера, центр которой везде, а окружность нигде«…И колебания рукописи показывают, что Паскаль начал писать: «Устрашающая сфера, центр которой везде, а окружность нигде».
Совсем иначе выглядит эта сфера у Л. Толстого, ибо она заполнена человеком, его духовным бесконечным пространством.
У Андрея Белого это духовное пространство слилось с телесно-физическим.
В свое время К. Э. Циолковский в статье «Животное космоса» создал образ человека-сферы как идеального обитателя космического пространства, о чем подробнее впереди. Светящийся шар, питаемый светом, — это действительно оптимальное решение для жизни во вселенной Ньютона; но во вселенной Эйнштейна, пожалуй, более уместна модель Андрея Белого. Здесь сфера Циолковского как бы вывернута через себя внутрь и наружу, ей даны координаты других измерений. Такие геометрические преобразования возможны в неевклидовой геометрии, что опять возвращает нас к неевклидовой геометрии живого вещества.
А что если интуиция подсказала Белому не фантастический, а вполне реальный прообраз человека космического? Существо, наделенное внутренне-внешним восприятием пространства, никогда не могло бы указать на границы своего тела: ведь любая веха означала бы, что здесь пролегает межа между человеком и космосом. Для героя Андрея Белого такой грани нет. Он объемлет космос изнутри и снаружи, как косточка обнимается с мякотью персика. В метафоре Белого «мякоть» — это весь зодиак, но что мешает включить Сюда весь «внешний» космос?
Учение Вернадского о ноосфере не конкретизирует, какими путями расширяется область разума в мироздании. Вероятно, не последнее место занимает в этом процессе психологическое и художественное обживание некоторых реальностей мироздания. Многие из них напрямую связаны с космологическим выворачиванием, пережитым писателем.
Есть две реальности вселенной, где возможна антропная инверсия (выворачивание), о которой рассказывает Андрей Белый. Это черные дыры и тела, мчащиеся со скоростями, близкими к световой. Если чисто условно поместить туда наблюдателя-человека, он увидел бы ту картину, которая открылась Лизаше в романе «Москва». Теперь продолжим мысленный эксперимент и буквально поэтапно проследим, что открылось бы нашему наблюдателю.
Поскольку моделей подлета к черной дыре несколько, мы воспользуемся обобщенной картиной, данной астрономом И. А. Климишиным в книге «Релятивистская астрономия».
Сначала перед космическим путешественником, летящим с релятивистской скоростью, возникает так называемый «горизонт мировых событий», который он успешно пересечет за ограниченный отрезок времени, например за полчаса, если черная дыра величиной с наше солнце. Однако для наблюдателя, который со стороны следит за путешественником, его подлет к черной дыре будет длиться вечно…
Здесь сразу два необычных феномена. Во-первых, для того, чтобы увидеть, нужны двое — «путешественник» и «наблюдатель». Во-вторых, одно и то же явление для одного вечно, для другого временно. Если мы перекодируем эти явления на знакомый нам язык душевных переживаний, хорошо отраженный в литературе, то столкнемся с двумя вполне знакомыми литературоведу реальностями: двойничеством героя и относительность художественного времени. «Наблюдатель» и «путешественник» — это один и тот же «двойник». В знакомом уже описании Андрея Белого герой сам поднимается над собой и объемлет себя собой — Зодиаком.
Относительность времени уже знакома нам по ощущению князя Мышкина. «Для Бога один день как тысяча лет и тысяча лет как один день». Ныне человек вполне созрел для такого понимания времени.
Далее: момент пересечения «горизонта мировых событий» (сферы Шварцшильда), к сожалению, навеки разлучит двойников — наблюдателя и путешественника. Сколько бы ни посылал сигналов из черной дыры путешественник, наблюдатель их не увидит. Однако о существовании друг друга они должны знать, иначе невозможен отсчет полета. Образно говоря, путешественник для наблюдателя — некий теневой двойник, которого он не видит, мнимая величина, √-1. Уместно снова вспомнить книгу П. Флоренского «Мнимости в геометрии», где он выдвинул гипотезу о физической реальности мнимых величин; и хотя в модели подлета к черной дыре наблюдатель присутствует как условность, правомерно высказать предположение, что здесь кроется не только физическая, но и какая-то реальность, связанная с нашим душевным миром. В пользу этого говорит сформировавшийся ныне антропный принцип. Он свидетельствует о тончайшей связи между живым веществом и физическими постоянными вселенной, а принцип неопределенности Гейзенберга говорит о невозможности отражения любой физической реальности на микроуровне без поправки на минимальные искажения, вносимые «наблюдателем». Таким наблюдателем на уровне микромира является физический прибор, опять же созданный человеком.
Итак, «путешественник» благополучно пересек горизонт мировых событий, и здесь пошло разделение с его двойником — наблюдателем, оставшимся в нашем мире. С ним произойдет еще одно чудо, именуемое физиками «опространствливание времени».
Что такое, спросите вы, и я с удовольствием замечу, что никаких аналогий в художественном мире не нахожу, а, стало быть, речь идет о некоей еще не освоенной писателями и художниками реальности.
Наконец время начинает дробиться, становится дискретным. Опять незнакомое явление. Впрочем, здесь аналогиивозможны. В критические моменты жизни, перед лицом смертельной опасности перед человеком нередко проносится вся его жизнь, уместившаяся как бы в одно мгновение; и вся жизнь в виде множества мгновений, и все они в одной точке переживаемого мига — вполне знакомое ощущение. В литературе это даже стало штампом — воспоминание всей жизни в единый миг.
Однако самое интересное начинается после пересечения горизонта событий, когда путешественник, оторвавшись от наблюдателя, минуя миг-вечность, опространствленное и дискретное время, устремится к центру черной дыры, к знаменитой точке сингулярности. Здесь он в буквальном смысле вывернется наизнанку и вылетит в другую вселенную, причем выворачивание — перемена внутреннего на внешнее — перевернет соответственно пространственное время: «Наблюдатель за короткое время (по его часам) увидит, находясь внутри сферы Шварцшильда, все будущее вселенной! Что будет потом? В момент остановки внутри шварцшильдовой сферы наблюдатель перестанет видеть ту вселенную (в ее далеком будущем), из которой он «выскочил». После этого… наблюдатель начнет двигаться наружу и через некоторое время (по его часам) опять пересечет шварцшильдовскую сферу. И тогда он увидит совершенно другую вселенную» (Шкловский И. Вселенная, жизнь, разум. М., 1976)
Замечу, что от внимания астрофизики не ускользает, что произошло бы с человеком в таком пространстве, если бы он действительно оказался внутри черной дыры и вывернулся в другую вселенную. «Наблюдатель начнет наблюдать вселенную со все растущим фиолетовым смещением. Расчеты показывают, что при этом количество падающей… лучистой энергии будет конечно. Это означает, что никакой катастрофы ни с наблюдателем, ни с его космическим кораблем не произойдет». Иначе обстоит дело при самом подлете к черной дыре. Здесь путешественник будет «растянут», «разорван», «расплющен» — все это так. Но не будем забывать, что когда-то такие же термины применялись по отношению к гипотетическому космонавту, пожелавшему выйти за барьер тяготения с космической скоростью. Однако космонавты живы, летают, так что поживем — увидим.
Астрофизик Н. С. Кардашов считает такие путешествия в будущем вполне достижимыми. «Путешествие в заряженную черную дыру эквивалентно машине времени, которая дает возможность покрывать бесконечно большие интервалы времени за малые собственные времена» (Климишин И. А. Релятивистская астрономия. М. 1983).
