Собрание стихотворений и поэм - Гамзатов Расул Гамзатович (электронные книги без регистрации .txt) 📗
4
…Рассвет окрасил стены точно к сроку, Трель телефона словно трубный глас. – Buenos dias! Нам пора в дорогу. Сеньор Гамзатов, ожидаем вас.
И вот уже над облачной завесой Лечу я в мексиканской синеве. В салоне две прелестных стюардессы, Живой эпиграф к будущей главе.
Одна – метиска. Белая – другая. Улыбчивые, движутся легко. Они хлопочут, кофе предлагая, Несут кокосовое молоко.
О Мексика! Мне гул испанской крови В твоей индейской слышится крови. Две девушки, два звонких предисловья К рассказу о Республике Любви.
Пристегнуты ремни. Опять сниженье И двигателей приглушенный гром. И окруженный пальмовою тенью Уютный солнечный аэродром.
А на земле – жарища. Губернатор С улыбкой говорит: – В такие дни, Как нынешний, у нас почти экватор. Сегодня сорок градусов в тени…
Встречает нас радушная Мерида, Сияет полуостров Юкатан. Мне в качестве испытанного гида В попутчики старик индеец дан.
Мы с ним в глаза друг другу заглянули, И чуть не вскрикнул я: –Абуталиб! – Мне кажется, у нас в родном ауле Мы точно так же встретиться могли б.
Мне говорят: – Ваш гид, сеньор Гамзатов, Незаменим. Прислушайтесь к нему… – И старожилу Мексиканских Штатов Я, улыбнувшись, крепко руку жму.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Послушай, что дед этот скажет. Его неподкупны слова.
Николай Тихонов
1
Мой славный гид, всезнающий и мудрый, Чей лик изваян солнцем и ветрами, Мне говорит: – Прошли тысячелетья С тех пор, как я родился на земле…
Такие лица, созданные кистью Великого художника Риверы, Я видел на торцах столичных зданий, Встречал в Паласио Насиональ.
Глаза такие на меня глядели С многофигурных росписей настенных, С неповторимых многоцветных фресок, Запечатлевших время и народ.
У города Чечен-Итца´, где горы Остроконечны, словно пирамиды, Мне говорит мой меднолицый спутник: «Возможно, я ровесник этих гор…»
Мы освежились влагой родниковой, Прохладой заповедною омылись. Мне кажется и впрямь тысячелетним Индеец, продолжающий рассказ:
– …Но, может быть, я в Азии родился, Откуда через Беринговы воды, В ту пору не имевшие названья, Привел я соплеменников сюда.
Тут златокожие Адам и Ева Все начинали сызнова, средь этих Песков и скал и кактусов колючих Они, а не прославленный Колумб.
Я говорю от имени сошедших На здешний берег, я – извечный голос Переселенцев, что во время оно Вдохнули жизнь в безлюдный континент.
Здесь до меня все было безымянно – Пространства суши и просторы неба. Я дал названья рекам и вершинам, Созвездиям придумал имена.
Мне стали домом дикие ущелья, Служили кровом пальмовые листья, Потом вигвамы я воздвиг, и храмы, И пирамиды мощные вознес.
А календарь мой солнечный! Вздымаясь По лестнице, следи за ходом тени, Которую отбрасывают четко Ступени месяцев, недель и дней.
Я – Циолковский древности. Я космос Хотел постигнуть. Я добром засеял И землю, и заоблачные выси, Не ведая, что где-то зреет зло.
Язык, что мною создан для общенья, Был продиктован красотою мира, Сияньем дня, мерцаньем звездной ночи, Не знал он слов – «Тюрьма, насилье, казнь».
Я не давал воинственных названий Ни поселениям, ни нашим детям. Красавицу я называл Звездою, Выносливого юношу – Скалой.
Мы щедрому давали имя Море, Мы кроткую Голубкой называли, Мы нарекали статного Бамбуком, Именовали зоркого Орлом.
О, в чем я провинился перед небом? Я создал письмена не для приказов, Не для угроз и подлых анонимок – Для мудрости, согласья и любви.
Я был миролюбивым и пытливым, Не ведал я порохового дыма, Не знал я огнестрельного оружья, Покуда к нам пираты не пришли.
У нас такой порядок был когда-то: Коль два соседа затевали ссору, Они поврозь в чащобу уходили, Чтоб ярость одиночеством гасить.
Друг другу приходили мы на помощь, Как и у вас в Цада, в ауле горном, Когда вигвам возводят или саклю, Являются соседи подсобить.
Не знали мы дверей, замков, засовов, Не знали воровства и лихоимства, Покуда не подверглись нападенью Армад, несущих смерть и грабежи…
2
…Глаза у провожатого сверкают, Как у людей, написанных Риверой, Индеец говорит о непокорном, Огнеупорном племени своем.
Его земля, подобно птице Феникс, Неоднократно превращалась в пепел И вновь необоримо возникала Из праха, из развалин и золы.
Иссушенная зноем и ветрами, Истерзанная волнами нашествий, Она все тем же солнцем исцелялась И звонкой родниковою водой.
Внимаю гиду, глубже постигая Все то, что гибло здесь и возрождалось, Все то, что создавало племя майя, Все то, что время сохранило нам.
Слепа стихия. Но лишь в малой мере Причастна к разрушеньям и утратам. Тут первым делом зрячие старались – Налетчики, захватчики, враги.
Акрополи индейские исчезли, Разрушены дворцы и мавзолеи, Повалены столбы с резьбой узорной, Зияют раны в теле пирамид.
Вот храм Дождя, храм Солнца. По соседству Храм Кукурузы… Средь камней священных Хозяйничают юркие мангусты, Растут колючки, прячется змея.
У нас в Аварии живет преданье О подвигах отважного Сурхая. Защитник наших гор, в боях с врагами Лишился богатырь обеих рук.
О нем я вспомнил в Мексике, увидев Ряды безруких, безголовых статуй. В чем провинились каменные люди? Кем были изувечены они?
Тут, если землю чуть копнешь, отыщешь Те памятные головы и руки, Что до сих пор свидетельствуют громко О давней незабывшейся беде.
Следы заморских пуль, огня и злобы, Следы на всем, что было не под силу С собою увезти в глубоких трюмах Грабителям, орудовавшим тут.
3
…Мой гид, изображенный многократно Нетленной кистью мастера Риверы, Рассказ неторопливый продолжая, Ведет меня дорогою отцов.
Мы на высокую скалу восходим, Внизу под нами озеро синеет, А в нем когда-то девушек топили, Как повелел жестокий Бог Дождя.
С вершины, сквозь прозрачный полог влаги Мы видим статую на дне озерном, Мы видим бога, лик его зеленый, Нахмуренное черное чело.
Когда земля от засухи стонала, Подводный повелитель гроз и ливней Ждал новых жертв – и, чтоб его задобрить, Красавицы покорно шли ко дну.
Их щедро обряжали, как на свадьбу, Травой умащивали благовонной, На шею надевали бриллианты, Златою цепью украшали грудь.
Невеста в бусах, в серьгах, в ожерельях Летела со скалы звездой падучей… На гибком стане пояс из ракушек Развяжет не жених, а хищный бог.
И юноши, что из-под лапы тигра Цветок срывали для своей любимой, Глядели на избранниц обреченных В бессильном горе, в страхе вековом.
Я слушаю печальное преданье, Взираю на озерные просторы, Как глубока подводная могила, Как до сих пор покорна и тиха!
Я спрашиваю старика: – А много ль На дне лежит и серебра и злата? Несметные сокровища, пожалуй, Хранятся в изумрудной кладовой?
– О нет, – в ответ я слышу, – не осталось Здесь ничего… Разорена могила. Почуяв запах жертвенного клада, Сюда явился северный сосед.
Не растерялись янки. Тут кружились Армады катеров и вертолетов, А водолазы дно перекопали, Все до мельчайшей бусинки собрав.
Теперь техасские миллионеры Или музеи дымного Чикаго Чужим добром, присвоенным бесчестно, Пополнили коллекции свои.
Так, в Лондоне, в Париже, в Лиссабоне Встречаешься то с фризом Парфенона, То с древнею индийскою гробницей, То с расписными масками Анголы, То с роскошью персидского ковра.
…Мой добрый гид, прошу, уйдем отсюда, Отправимся скорей на Остров Женщин. Устал я от печальной этой были, Хочу другие песни услыхать.
Индеец молча трубку набивает И говорит: – Уже готова лодка. Прошу, располагайтесь поудобней, Я докурю – и сразу поплывем.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Если засохнет дерево мужской судьбы, засохнет пять женских судеб.
Услышано в горах
