Стихи - Гарсиа Лорка Федерико (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
В четвертом часу под утро в постель он лег, обессилев, пустые стены терзая глазами, полными крыльев. Тяжелый рассвет хоронит под бурым песком селенья на миг приоткроет розу, на миг процветет сиренью. Колодцев тугие вены в кувшины сливают эхо. В изгибах корней замшелых шипит, извиваясь, эфа. Амнон на кровати стонет, затихнет на миг - и снова спаленное бредом тело обвито плющом озноба.
Фамарь голубою тенью, в немой тишине немая, вошла - голубей, чем вена, тиха, как туман Дуная.
- Фамарь, зарей незакатной сожги мне грешные очи! Моею кровью горючей твой белый шелк оторочен. - Оставь, оставь меня, брат мой, и плеч губами не мучай как будто осы и слезы роятся стайкою жгучей! - Фамарь, концы твоих пальцев, как завязь розы, упруги, а в пене грудей высоких две рыбки просятся в руки...
Сто царских коней взбесились качнулась земля от гула. Лозинку под ливнем солнца до самой земли пригнуло. Рука впивается в косы, шуршит изодранной тканью. И струйки теплым кораллом текут по желтому камню.
О, как от дикого крика все на земле задрожало. Как над сумятицей туник заполыхали кинжалы. Мрачных невольников тени по двору мечутся немо. Поршнями медные бедра ходят под замершим небом. А над Фамарью цыганки, простоволосы и босы, еле дыша, собирают капли растерзанной розы. Простыни в запертых спальнях метит кровавая мета. Светятся рыбы и грозди влажные всплески рассвета.
Насильник от царской кары уходит верхом на муле. Напрасно вдогонку стрелы нубийцы со стен метнули. Забили в четыре эха полков голубые луны. И ножницы взял Давид и срезал на арфе струны.
Федерико Гарсиа Лорка
Федерико Гарсиа Лорка
Поэт в Нью-Йорке 1929 - 1930 - Стихи об одиночестве в Колумбийском университете. - Возвращение с прогулки. Перевод С. Гончаренко - 1910 (Интермедия). Перевод А. Гелескула - История и круговорот трех друзей. Перевод А. Гелескула
- Негры. - Нрав и рай негров. Перевод А. Гелескула - Ода королю Гарлема. Перевод Ю. Мориц - Покинутая церковь (Баллада о великой войне). Перевод А. Гелескула
- Улицы и сны. - Пляска смерти. Перевод Инны Тыняновой - Панорама толпы, которую рвет (Сумерки Кони-Айленд). Перевод А. Гелескула - Город в бессонице (Ноктюрн Бруклинского моста). Перевод А. Гелескула - Слепая панорама Нью-Йорка. Перевод А. Гелескула - Рождество. Перевод А. Гелескула - Заря. Перевод А. Гелескула
- Стихи озера Эдем-Милс. - Двойная поэма озера Эдем. Перевод Ю. Мориц - Живое небо. Перевод А. Гелескула
- На ферме. Перевод А. Гелескула - Малыш Стэнтон. - Корова. - Девочка, утонувшая в колодце. (Гранада и Ньюбург)
- Введение в смерть. Перевод А. Гелескула - Маленькая бесконечная поэма. - Ноктюрн пустоты. - Пространство с двумя могилами и ассирийской собакой. - Руина. - Земля и луна.
- Возвращение в город. - Нью-Йорк (Описание и обвинение). Перевод Инны Тыняновой - Иудейское кладбище. Перевод Ю. Мориц - "Луна наконец запнулась о белый косяк табуна..." Перевод А. Гелескула
- Бегство из Нью-Йорка. Перевод А. Гелескула - Маленький венский вальс. - Вальс на ветвях.
- Поэт приезжает в Гавану. Перевод А. Гелескула - Сон кубинских негров.
СТИХИ ОБ ОДИНОЧЕСТВЕ В КОЛУМБИЙСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ
ВОЗВРАЩЕНИЕ С ПРОГУЛКИ
Я в этом городе раздавлен небесами. И здесь, на улицах с повадками змеи, где ввысь растет кристаллом косный камень, пусть отрастают волосы мои.
Немое дерево с культями чахлых веток, ребенок, бледный белизной яйца,
лохмотья луж на башмаках, и этот беззвучный вопль разбитого лица,
тоска, сжимающая душу обручами, и мотылек в чернильнице моей...
И, сотню лиц сменивший за сто дней, я сам, раздавленный чужими небесами.
1910
(Интермедия)
Те глаза мои девятьсот десятого года еще не видали ни похоронных шествий, ни поминальных пиршеств, после которых плачут, ни сутулых сердец, на морского конька похожих.
Те глаза мои девятьсот десятого года видели белую стену, у которой мочились дети, морду быка да порою - гриб ядовитый и по углам, разрисованным смутной луною, дольки сухого лимона в четкой тени бутылок.
Те глаза мои все еще бродят по конским холкам, по ковчегу, в котором уснула Святая Роза, по крышам любви, где заломлены свежие руки, по заглохшему саду, где коты поедают лягушек.
Чердаки, где седая пыль лепит мох и лица, сундуки, где шуршит молчанье сушеных раков, уголки, где столкнулся сон со своею явью. Там остались и те глаза.
Я не знаю ответов. Я видел, что все в этом мире искало свой путь и в конце пустоту находило.
В нелюдимых ветрах - заунывность пустого пространства, а в глазах моих - толпы одетых, но нет под одеждами тел!
ИСТОРИЯ И КРУГОВОРОТ ТРЕХ ДРУЗЕЙ
Эмилио, Энрике и Лоренсо.
Все трое леденели: Энрике - от безвыходной постели, Эмилио - от взглядов и падений, Лоренсо - от ярма трущобных академий.
Эмилио, Энрике и Лоренсо.
Втроем они сгорали: Лоренсо - от огней в игорном зале, Эмилио - от крови и от игольной стали, Энрике - от поминок и фотографий в стареньком журнале. И всех похоронили: Лоренсо - в лоне Флоры, Эмилио - в недопитом стакане, Энрике - в море, в пустоглазой птиие, в засохшем таракане.
Один, второй и третий. Из рук моих уплывшие виденья китайские фарфоровые горы, три белоконных тени, три снежных дали в окнах голубятен, где топчет кочет стайку лунных пятен.
Эмилио, Энрике и Лоренсо. Три мумии с мощами мух осенних, с чернильницей, запакощенной псами, и ветром ледяным, который стелет снега над материнскими сердцами, втроем у голубых развалин рая, где пьют бродяги, смертью заедая.
Я видел, как вы плакали и пели и как исчезли следом, развеялись в яичной скорлупе, в ночи с ее прокуренным скелетом, в моей тоске среди осколков лунной кости, в моем веселье, с пыткой схожем, в моей душе, завороженной голубями, в моей безлюдной смерти с единственным запнувшимся прохожим.
Пять лун я заколол над заводью арены и пили веера волну рукоплесканий. Теплело молоко у рожениц - и розы их белую тоску вбирали лепестками, Эмилио, Энрике и Лоренсо. Безжалостна Диана, но груди у нее воздушны и высоки. То кровь оленья поит белый камень, то вдруг оленьи сны проглянут в конском оке.
