Укололо молодца, –
Не любил людей спесивых,
И, обиду затая,
Он сказал, вздохнув лениво:
– Всё же Тёркин – это я…
Смех, волненье.
– Новый Тёркин!
– Хлопцы, двое…
– Вот беда…
– Как дойдёт их до пятёрки,
Разбудите нас тогда.
– Нет, брат, шутишь, – отвечает
Тёркин тот, поджав губу, –
Тёркин – я.
– Да кто их знает, –
Не написано на лбу.
Из кармана гимнастёрки
Рыжий – книжку:
– Что ж я вам…
– Точно: Тёркин…
– Только Тёркин
Не Василий, а Иван.
Но, уже с насмешкой глядя,
Тот ответил моему:
– Ты пойми, что рифмы ради
Можно сделать хоть Фому.
Этот выдохнул затяжку:
– Да, но Тёркин-то – герой.
Тот шинелку нараспашку:
– Вот вам орден, вот другой,
Вот вам Тёркин-бронебойщик,
Верьте слову, не молве.
И машин подбил я больше –
Не одну, а целых две…
Тёркин будто бы растерян,
Грустно щурится в огонь.
– Я бы мог тебя проверить,
Будь бы здесь у нас гармонь.
Все кругом:
– Гармонь найдётся,
Есть у старшего.
– Не тронь.
– Что не тронь?
– Смотри, проснётся…
– Пусть проснётся.
– Есть гармонь!
Только взял боец трёхрядку,
Сразу видно: гармонист.
Для началу, для порядку
Кинул пальцы сверху вниз.
И к мехам припал щекою,
Строг и важен, хоть не брит,
И про вечер над рекою
Завернул, завёл навзрыд…
Тёркин мой махнул рукою:
– Ладно. Можешь, – говорит, –
Но одно тебя, брат, губит:
Рыжесть Тёркину нейдёт.
– Рыжих девки больше любят, –
Отвечает Тёркин тот.
Тёркин сам уже хохочет,
Сердцем щедрым наделён.
И не так уже хлопочет
За себя, – что Тёркин он.
Чуть обидно, да приятно,
Что такой же рядом с ним.
Непонятно, да занятно
Всем ребятам остальным.
Молвит Тёркин:
– Сделай милость,
Будь ты Тёркин насовсем.
И пускай однофамилец
Буду я…;
А тот:
– Зачем?..
– Кто же Тёркин?
– Ну и лихо!.. –
Хохот, шум, неразбериха…
Встал какой-то старшина
Да как крикнет:
– Тишина!
Что вы тут не разберёте,
Не поймёте меж собой?
По уставу каждой роте
Будет придан Тёркин свой,
Слышно всем? Порядок ясен?
Жалоб нету? Ни одной?
Разойдись!
И я согласен
С этим строгим старшиной.
Я бы, может быть, и взводам
Придал Тёркина в друзья…
Впрочем, все тут мимоходом
К разговору вставил я.
От автора
По которой речке плыть, —
Той и славушку творить…
С первых дней годины горькой,
В тяжкий час земли родной,
Не шутя, Василий Тёркин,
Подружились мы с тобой.
Но ещё не знал я, право,
Что с печатного столбца
Всем придёшься ты по нраву,
А иным войдёшь в сердца.
До войны едва в помине
Был ты, Тёркин, на Руси.
Тёркин? Кто такой? А ныне
Тёркин – кто такой? – спроси.
– Тёркин, как же!
– Знаем.
– Дорог.
– Парень свой, как говорят.
– Словом, Тёркин, тот, который
На войне лихой солдат,
На гулянке гость не лишний,
На работе – хоть куда…
Жаль, давно его не слышно,
Может, что худое вышло?
Может, с Тёркиным беда?
– Не могло того случиться.
– Не похоже.
– Враки.
– Вздор…
– Как же, если очевидца
Подвозил один шофёр.
В том бою лежали рядом,
Тёркин будто бы привстал,
В тот же миг его снарядом
Бронебойным – наповал.
– Нет, снаряд ударил мимо.
А слыхали так, что мина…
– Пуля-дура…
– А у нас
Говорили, что фугас.
– Пуля, бомба или мина —
Всё равно, не в том вопрос.
А слова перед кончиной
Он какие произнёс?.
– Говорил насчёт победы.
Мол, вперёд. Примерно так…
– Жаль, – сказал, – что до обеда
Я убитый, натощак.
Неизвестно, мол, ребята,
Отправляясь на тот свет,
Как там, что: без аттестата
Признают нас или нет?
– Нет, иное почему-то
Слышал раненый боец.
Молвил Тёркин в ту минуту:
«Мне – конец, войне – конец».
Если так, тогда не верьте,
Разве это невдомёк:
Не подвержен Тёркин смерти,
Коль войне не вышел срок…
Шутки, слухи в этом духе
Автор слышит не впервой.
Правда правдой остаётся,
А молва себе – молвой.
Нет, товарищи, герою,
Столько лямку протащив,
Выходить теперь из строя? —
Извините! – Тёркин жив!
Жив-здоров. Бодрей, чем прежде.
Помирать? Наоборот,
Я в такой теперь надежде:
Он меня переживёт.
Всё худое он изведал,
Он терял родимый край
И одну политбеседу
Повторял:
– Не унывай!
С первых дней годины горькой
Мир слыхал сквозь грозный гром,
Повторял Василий Тёркин:
– Перетерпим. Перетрём…
Нипочём труды и муки,
Горечь бедствий и потерь.
А кому же книги в руки,
Как не Тёркину теперь?!
Рассуди-ка, друг-товарищ,
Посмотри-ка, где ты вновь
На привалах кашу варишь,
В деревнях грызёшь морковь.
Снова воду привелося
Из какой черпать реки!
Где стучат твои колёса,
Где ступают сапоги!
Оглянись, как встал с рассвета
Или ночь не спал, солдат,
Был иль не был здесь два лета,
Две зимы тому назад.
Вся она – от Подмосковья
И от Волжского верховья
До Днепра и Заднепровья —
Вдаль на запад сторона, —
Прежде отданная с кровью,
Кровью вновь возвращена.
Вновь отныне это свято:
Где ни свет, то наша хата,
Где ни дым, то наш костёр,
Где ни стук, то наш топор,
Что ни груз идёт куда-то, —
Наш маршрут и наш мотор!
И такую-то махину,
Где гони, гони машину, —
Есть где ехать вдаль и вширь,
Он пешком, не вполовину,
Всю промерил, богатырь.
Богатырь не тот, что в сказке —
Беззаботный великан,
А в походной запояске,
Человек простой закваски,
Что в бою не чужд опаски,
Коль не пьян. А он не пьян.
Но покуда вздох в запасе,
Толку нет о смертном часе.
В муках твёрд и в горе горд,
Тёркин жив и весел, чёрт!
Праздник близок, мать-Россия,
Оберни на запад взгляд:
Далеко ушёл Василий,
Вася Тёркин, твой солдат.
То серьёзный, то потешный,
Нипочём, что дождь, что снег, —
В бой, вперёд, в огонь кромешный
Он идёт, святой и грешный,
Русский чудо-человек.
Разносись, молва, по свету:
Объявился старый друг…
– Ну-ка, к свету.
– Ну-ка, вслух.
