Век перевода (2006) - Витковский Евгений Владимирович (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
Тут можно читать бесплатно Век перевода (2006) - Витковский Евгений Владимирович (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗. Жанр: Поэзия. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте mybrary.info (MYBRARY) или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
ДЖОН РОНАЛЬД РУЭЛ ТОЛКИН {39} (1892–1973)
Кот
Вот кот: толст живот,
вкусны ли сны —
о сливках жирных, мирных
мышах-крепышах?
Иль во сне, горд, тверд,
наш кот бредет
по полям-лесам — там
его род живет:
закален, стан силен,
высок прыжок,
людей, зверей — бей,
непрост восток!
Льва оскал — как провал;
когтей страшней
не найдешь, клык — что нож,
штыка острей!
Грозен тигра рык,
легки прыжки,
в чаще в черную ночь
тихи шаги.
Там, где лес до небес,
хищный род царит;
кот ручной — не такой,
он в уюте спит.
Только толстый кот,
что домашним слывет,
память ту бережет.
ДМИТРИЙ ГАГУА {40}
НИКОЛОЗ БАРАТАШВИЛИ {41} (1784–1856)
Мерани
Я пришпорил коня, позабыв о привычной дороге.
Сзади ворон кричит, как всегда, предвещая тревогу.
Что ж, Мерани, лети, как придется, по жизни, по свету,
с черной мыслью сплети обезумевший, яростный ветер.
Воздух, воды и твердь рассеки, бей копытом невзгоды!
Слышишь, конь, торопись! Сократи расстоянья и годы,
Слышишь, конь, не щади ни себя, ни меня в бурях грозных;
в стужу, слякоть и зной ты скачи, не надеясь на отдых.
За спиной — отчий дом, плечи друга, улыбка любимой.
Всё забыто, разбито и скрыто в удушливом дыме.
Мне отчизной в ночи станет место шального ночлега;
со звездой заведу разговор, отдыхая от бега.
Всё, что было во мне, что в душе я так долго лелеял,
отдаю плеску волн и биенью копыт, не жалея.
С черной мыслью сплету обезумевший, яростный ветер,
на коне пролечу, как придется, по жизни, по свету.
Знаю я: где умру, там и лягу под пасмурным небом,
и не вспомнит никто обо мне. То ли был, то ли не был.
Мне никто из людей пятаками глаза не прикроет;
ворон выроет яму, а ветер присыплет землею.
Будут дождь и роса вместо слез на любимых ресницах,
а оплакивать станут меня перелетные птицы.
Но пока я живой и судьба мне хребет не сломала,
пронеси меня, конь, к горизонту, где светятся дали!
Я враждую с судьбой, измеряя года по минутам.
Будь что будет! Пусть смерть помешает дойти до приюта.
Мчись, Мерани, вперед, без оглядки, по жизни, по свету,
с черной мыслью сплети обезумевший, яростный ветер!
Видно, я обречен. Темнота подступила вплотную.
От дороги устав, задыхаюсь в холодном поту я.
Но не зря я летел на коне, забывая про раны;
путь для тех, кто пойдет, протоптал беспокойный Мерани.
И опять кто-то гонит коня, позабыв о дороге,
и опять воронье, как всегда, предвещает тревогу.
Что ж, Мерани, лети, как придется, по жизни, по свету,
с черной мыслью сплети обезумевший, яростный ветер.
ЖОЗЕ-МАРИЯ ДЕ ЭРЕДИА {42} (1842–1905)
Забвение
У моря, на горе — святилища руины.
Смерть размешала там, в пластах горячих глин,
и бронзовых бойцов, и мраморных богинь,
чью славу погребло безмолвие полыни.
Один лишь волопас стада гоняет ныне;
он, раковиной той, где дышит древний гимн,
наполнив даль небес и тишь сквозных глубин,
свой черный силуэт воздвиг в бескрайней сини.
Земля, как мать, нежна к античным божествам;
велит, чтоб меж стеблей разбитой капители
другие по весне аканты зеленели.
Но Человек, увы, чужд праотцев мечтам;
без дрожи внемлет он со дна ночей смиренных
пучине, что ревет и плачет по Сиренам.
Немея
И звероборец шел один сквозь чащу леса
по распахавшим грунт следам гигантских лап;
вдруг по плечам хлестнул горячий хищный храп
и солнца свет померк за гибельной завесой.
Не ведая пути, как если б встретил беса, —
в терновник, по ручью, с обрыва на ухаб, —
к Тиринфу убегал объятый страхом раб.
Широкие зрачки от ужаса белесы.
Он видел въяве тот живой кошмар Немеи:
космата и рыжа шерсть на короткой шее,
оскаленная пасть, клыков кинжальный строй.
Так в сумерках грозна тень длинная фигуры
Геракла, что стоит в кровавой львиной шкуре;
не человек, не зверь — чудовищный герой.
Тепидарий
Дух мирры умащал наложниц молодых,
что нежатся в мечтах, декабрь смакуя вяло,
и угольницы медь покои озаряла,
метав огонь и тень по ликам бледным их.
На пурпурных одрах, в подушках пуховых,
подчас одно из тел — тех, мрамора ль, опала —
то выгнется, а то взметнется — и опало;
так складками лежит виссона страстный штрих.
Вот, сочивом себя саму разбередив,
восточная раба парильни посреди
бессильно вьет рукой в томленьи безголосом;
и вольную толпу увядших Авзонид
в неистовом кругу пьянит, манит, блазнит
дикарство черных кос, оплетших бронзу торса.