ФИНЛЯНДИЯ
ЭЙНО ЛЕЙНО
Эйно Лейно( Армас Эйно Леопольд Леннбом, 1878–1926). — Поэт, прозаик, драматург, переводчик. Стихотворения Эйно Лейно отличает невиданное до него в поэзии Финляндии богатство размеров, легкость, с которой он пользовался финским языком для выражения самых разнообразных чувств и состояний души, музыкальность, широта тем.
Основные сборники стихов: «Мартовские песни» (1895), «Сто и одна песня» (1898), «Священная весна» (1901) и др. Автор нескольких романов, повестей и рассказов, а также нескольких серий пьес, в том числе — пьесы на сюжет «Калевалы». Перевел на финский язык «Божественную Комедию» Данте, «Сида» Корнеля, «Федру» Расина, «Жертвопесни» и «Садовника» Тагора, произведения Гете, Шиллера, Гейне, А. Франса и др. На русском языке издана книга Эйно Лейно «Избранное» (1959), куда вошли стихи и пьесы.
СЕРДЦЕ
Перевод с финского В. Брюсова
1
«Сердце! Что пилишь?
Или четыре
Пилишь доски?
Будет меж ними
Сладостно мне почивать!»
«Режу железо,
Цепи ломаю,
Чтобы твой дух,
Волен, вознесся,
Волен — несчастный твой дух!»
2
«Сердце! Что шепчешь?
Или о дивной
К солнцу тропе,
Той, над горами,
К звездам далеких небес?»
«Песню пою я
Пропастей мрачных,
Смерти и мук,
Мук несказанных,
Песню о счастии гордых!»
ЭДИТ СЁДЕРГРАН
Перевод со шведского И. Бочкаревой
Эдит Сёдергран(1892–1923). — Родилась в Петербурге; ее ранние стихи отмечены влиянием Гейне, а также К. Бальмонта и И. Северянина, позднее — Вильхельма Экелунда и немецких экспрессионистов. В свою очередь, личность Сёдергран и ее творчество уже в конце 1910-х годов оказали сильное влияние на современных ей финских поэтов, в том числе — на Эльмера Диктониуса. Ее поиски в области свободного стиха создали предпосылки для развития новой поэтики в Финляндии в 20-х годах, а с 30-х годов ее стихи играют важную роль в формировании новой поэзии Швеции.
СЕВЕРНАЯ ВЕС НА
Воздушные замки растаяли, как снега.
Грезы мои ушли, как вешние воды.
Ничего не осталось из того, что люблю —
только синее небо и редкие бледные звезды.
Тихо шевелится ветер в деревьях.
Пустота отдыхает. Вода не слышна.
Ель вековая не спит, и грезится ели —
белое облако поцеловала она.
ДВЕ ДОРОГИ
Не ходи больше старой своей дорогой,
там грязно;
проходят мужчины, они говорят об удаче,
глаза у них ненасытны,
а дальше на этой дороге лежит мертвая женщина,
и стервятники рвут на куски ее тело.
Ты ведь уже нашел другую дорогу,
там чисто;
проходят женщины в черном, они говорят о страданье,
и одинокий ребенок играет цветами мака,
а дальше на этой дороге бледный святой
попирает ногой побежденного им дракона.
НИЧЕГО НЕТ
Оставь, малыш, этого нет на свете,
повсюду бегущие рельсы, дымы, леса.
Где-нибудь в дальних странах
небо синей и на каменных стенах — розы,
или пальмы, а ветер теплей, чем у нас.
Ну и что?
Все равно ничего нет, кроме заснеженных елей.
Все равно ничего нельзя целовать от горячего сердца,
вот почему сердца остывают с годами.
Но ты мне ответил, малыш, что кровь у тебя пылает,
что смерть — лучше бесцветной жизни.
Смерть? А ты знаешь ее тошнотворный запах?
Знаешь, что смерть от своей руки — стократ тошнотворней?
Пока ты живешь, сумей полюбить ползучие дни болезни
и жгучие годы жажды —
они мгновении, как цветенье пустыни.
ЦЫГАНКА
Я цыганка, чужачка, я неизвестно откуда,
в темных руках принесла я карты и тайны.
Тянется день за днем, однообразно, пестро.
Упрямо смотрю я в лица людей:
знают они, что карты мои обжигают?
Знают они, что фигуры на картах — живые?
Знают они, что каждую карту мечет судьба?
Знают они, что у каждой карты, которая падает из моих рук, —
вереница значений, уходящая в бесконечность?
Никто не знает, что эти руки исступленно чего-то ищут.
Никто не знает, что эти руки давным-давно ниспосланы в мир.
Что эти руки знают на ощупь каждую вещь на земле,
но и во сне они тянутся, чтобы схватить.
Других таких рук нет на свете.
Эти странные хищные руки,
сильные, в кольцах, —
я их прячу под красным платком из упрямства или от скуки.
Эти темные очи глядят в бесконечной тоске.
Эти красные губы горят в негасимом огне.
Эти праздные руки вершат свое дело,
когда отблески зарева освещают черную ночь.
ДЕРЕВЬЯ МОЕГО ДЕТСТВА
Деревья моего детства стоят высоко над травой
и головами качают: «Что с тобой сталось!»
Стволы как упреки: «Тебе здесь не место!
Ты ведь была ребенком и должна знать все,
а не можешь справиться с пеленами болезни [180].
Ты — человек, чужой и враждебный.
А ребенком ты говорила с нами,
и мудрыми были твои глаза.
Мы откроем тебе тайну твоей жизни.
Ключ ко всем тайнам — в малиннике на пригорке.
Будем хлестать тебя, сонную, по лбу —
очнись, полумертвая, хватит спать».
