- - Клюев Николай Алексеевич (читать книги бесплатно TXT) 📗
Тихий Углич, Ростов Великий
Не пахнут родимым углом,
И стихи — седые калики —
Загнусавили вороньем.
Грай пророчит остров Елены,
Из Гейне «двух гренадер»...
Сшивают саван измены
Из мглы и страхов пещер.
Чернобыльем цветет Рассудок,
И пургою пляшет Порок,—
Для кого же из незабудок
Небеса сплетают венок?
2
Я обижен сестрою родной, домашней,
В чьих напевах детства свирель.
Многоярусной, зоркою башней
Вознеслась за оконцем ель.
Белка-совесть теребит хвои, —
Слезка канет, как круглый год.
В нумидийском мускусном зное
Дозревает мщения плод.
Искривятся мои иконы,
Воздохнет в чулане тулуп,
И слетятся на ель вороны,
Чуя теплый, лакомый труп.
Не найдется в целой Коммуне
Безутешней моих зрачков.
В октябре, как в смуглом июне,
Много алых жгучих цветов.
Полыхают они на знаменах,
На товарищеских губах...
В листопадных, предзимних звонах
Притаился холодный страх.
В «Марсельезе» коршуна крики,
И в плакатах буйственный лев.
Генеральским смехом Деникин
Покрывает борьбы напев.
Оттого в опустелом доме
Ненавистна песня сестры...
Мы очнемся в Красном Содоме,
Где из струн и песен шатры,
Где русалкою Саломия
За любовь исходит в плясне...
Обезглавленная Россия
Предстает, как поэма, мне.
3
Презреть колыбельного Бога,
Жизнедательный, отчий крест...
Повернула душа-дорога
От родных, назаретских мест.
Позабыта матери пряжа,
Отцовский мудрый верстак,
Винтовка — моя поклажа —
С Возмездьем железный брак.
Я распят на Гималаях,
На Урале, на Машуке...
В вороньих, свирепых граях
Узнаю Россию в тоске.
Россия — не светлая пава,
А ворон — железный нос —
Клюет кремнистую лаву
Из сукровицы и слез.
Под жаркой лавой Помпея,
Триклиниумы, сады...
Коварней древнего змея
Русалочья песня беды:
«Оставь подругу-винтовку
Для будней — смазливых баб...»
Сплетает из тьмы веревку
Вечер — лукавый раб.
И ночь — гробов сторожиха —
Обходит лагерь бойцов.
Цветет беленою лихо
На свалке тряпичных слов.
Их ловят пером писаки
Крикливых нищих Фелиц...
Пылайте, напевы-маки,
На грядке павьих страниц!
<1919>
372
Из избы вытекают межи,
Ломоносовы, Ермаки...
Убежать в половецкие вежи
От валдайской ямщицкой тоски!
Журавиная русская тяга —
С Соловков — на узорный Багдад...
В «Марсельезе», в напеве «Варяга»
Опадает судьба-виноград.
Забубённо, разгульно и пьяно
Бровь-стрела, степь да ветер в зрачках...
Обольщенная Русь, видно, рано
Прозвенел над Печорою Бах!
Спозаранку, знать, внук Коловрата
Персиянку дарил перстеньком!..
Поседела рязанская хата
Под стальным ливерпульским лучом:
Эфиопская черная рожа
Над родимою пущей взошла...
Хмура Волга и степь непогожа,
Где курганы пурга замела,
Где Светланина треплется лента,
Окровавленный плата лоскут...
Грай газетный и щёкот конвента
Славословят с оковами кнут.
И в глухом руднике — Ломоносов,
Для Европы издевка — Ермак...
В бубенце и в напеве матросов
Погибающий стонет «Варяг».
<1919>
373
В заборной щели солнышка кусок —
Стихов веретено, влюбленности исток
И мертвых кашек в воздухе дымок...
Оранжевый сентябрь плетет земле венок.
Предзимняя душа, как тундровый олень,
Стремится к полюсу, где льдов седая лень,
Где ледовитый дуб возносит сполох-сень,
И эскимоска-ночь укачивает день.
В моржовой зыбке светлое дитя
До мамушки-зари прижухнуло, грустя,
Поземок-дед, ягельником хрустя,
За чумом бродит, ежась и кряхтя.
Душа-олень летит в алмаз и лед,
Где время с гарпуном, миров стерляжий ход,
Чтобы закликать май, гусиный перелет,
И в поле, как стихи, суслонный хоровод.
В заборной щели солнечный глазок