Толстый и отдышливый Апухтин меньше всего походил на певца любви. Однако стихи его чрезвычайно мелодичны, что сразу же оценил такой чуткий слушатель, как Петр Ильич Чайковский. В кружке Апухтина царил культ певицы Панаевой-Карцовой. Неразделенная любовь к ней прошла через всю жизнь поэта. От этой неразделенности – надрыв и слезы, но от нее же – и поэтическо-романсовые высоты, взятые Апухтиным.
Много счастливей в любви был граф Алексей Константинович Толстой. Его любовная лирика посвящена в основном жене Софье Андреевне. Это о ней – знаменитое стихотворение «Средь шумного бала…». В стихотворении все точно, все непридуманно. Софья Андреевна Миллер была замужем за нелюбимым ею кавалергардом Л.Ф. Миллером, а до этого пережила драматическое увлечение поэтом Вяземским. Встреча с Толстым стала решающей в судьбе Софьи Андреевны. И встреча эта произошла как раз на том самом балу. Бал все и решил.
Великий князь Константин Константинович Романов, писавший под псевдонимом К.Р., был крупным государственным деятелем, флотоводцем, академиком. А потому частную жизнь свою весьма тщательно скрывал. Но в стихах его (как, впрочем, и в дневниках) все же прорывалась привязанность к любимым женщинам. А стихи к невесте-принцессе поражают нежностью и вовсе не великокняжеским пылом.
Более 150 лет прошло со времени создания этих стихов, но этот поэтический роман, роман о всепоглощающем чувстве звучит в песнях, в романсах, считывается со страниц книг, журналов и доныне. Потому что музыка любви, помноженная на музыку стиха, – это лучшая музыка, которая когда-нибудь разносилась над просторами России.
Борис Евсеев
Александр Сергеевич Пушкин
1799–1837
Элегия
Счастлив, кто в страсти сам себе
Без ужаса признаться смеет;
Кого в неведомой судьбе
Надежда тихая лелеет;
Но мне в унылой жизни нет
Отрады тайных наслаждений;
Увял надежды ранний цвет:
Цвет жизни сохнет от мучений!
Печально младость улетит,
И с ней увянут жизни розы.
Но я, любовью позабыт,
Любви не позабуду слезы!
1816
Черная шаль
Гляжу, как безумный, на черную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
Когда легковерен и молод я был,
Младую гречанку я страстно любил;
Прелестная дева ласкала меня,
Но скоро я дожил до черного дня.
Однажды я созвал веселых гостей;
Ко мне постучался презренный еврей;
«С тобою пируют (шепнул он) друзья;
Тебе ж изменила гречанка твоя».
Я дал ему злата и проклял его
И верного позвал раба моего.
Мы вышли; я мчался на быстром коне;
И кроткая жалость молчала во мне.
Едва я завидел гречанки порог,
Глаза потемнели, я весь изнемог…
В покой отдаленный вхожу я один…
Неверную деву лобзал армянин.
Не взвидел я света; булат загремел…
Прервать поцелуя злодей не успел.
Безглавое тело я долго топтал
И молча на деву, бледнея, взирал.
Я помню моленья… текущую кровь…
Погибла гречанка, погибла любовь!
С главы ее мертвой сняв черную шаль,
Отер я безмолвно кровавую сталь.
Мой раб, как настала вечерняя мгла,
В дунайские волны их бросил тела.
С тех пор не целую прелестных очей,
С тех пор я не знаю веселых ночей.
Гляжу, как безумный, на черную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
1820
Ночь
Мой голос для тебя и ласковый и томный
Тревожит позднее молчанье ночи темной.
Близ ложа моего печальная свеча
Горит; мои стихи, сливаясь и журча,
Текут, ручьи любви, текут, полны тобою.
Во тьме твои глаза блистают предо мною,
Мне улыбаются, и звуки слышу я:
Мой друг, мой нежный друг… люблю…
твоя… твоя!..
1823
* * * [2]
Простишь ли мне ревнивые мечты,
Моей любви безумное волненье?
Ты мне верна: зачем же любишь ты
Всегда пугать мое воображенье?
Окружена поклонников толпой,
Зачем для всех казаться хочешь милой,
И всех дарит надеждою пустой
Твой чудный взор, то нежный, то унылый?
Мной овладев, мне разум омрачив,
Уверена в любви моей несчастной,
Не видишь ты, когда, в толпе их страстной,
Беседы чужд, один и молчалив,
Терзаюсь я досадой одинокой;
Ни слова мне, ни взгляда… друг жестокий!
Хочу ль бежать: с боязнью и мольбой
Твои глаза не следуют за мной.
Заводит ли красавица другая
Двусмысленный со мною разговор —
Спокойна ты; веселый твой укор
Меня мертвит, любви не выражая.
Скажи еще: соперник вечный мой,
Наедине застав меня с тобой,
Зачем тебя приветствует лукаво?..
Что ж он тебе? Скажи, какое право
Имеет он бледнеть и ревновать?..
В нескромный час меж вечера и света,
Без матери, одна, полуодета,
Зачем его должна ты принимать?..
Но я любим… Наедине со мною
Ты так нежна! Лобзания твои
Так пламенны! Слова твоей любви
Так искренно полны твоей душою!
Тебе смешны мучения мои;
Но я любим, тебя я понимаю.
Мой милый друг, не мучь меня, молю:
Не знаешь ты, как сильно я люблю,
Не знаешь ты, как тяжко я страдаю.
1823
