Драматические произведения. Мемуары - де Бомарше Пьер-Огюстен Карон (читать книги бесплатно полностью без регистрации txt) 📗
Соблаговолите вспомнить, как часто Вы, я и многие другие вздыхали, с грустью глядя в Версале на бывших королевских министров, которые льстили себя надеждой, что выиграли дело, потеряв неделю; слишком рано, слишком поздно, — было их излюбленным ответом по всякому поводу, так как пять шестых времени, которое они должны были уделять делам, уходило у них на то, чтобы сохранить за собой место. Увы! Болезнь, именуемая «упущенное время», как мне кажется, вновь поразила наших министров. У прежних виной всему было чистое нерадение, у Ваших виной, разумеется, перегруженность; но от этого не легче.
Вот уже три месяца, сударь, как в деле, рассматриваемом как чрезвычайно важное, я спотыкаюсь о всякого рода нерешительность, которая сводит к нулю предприимчивость людей самых деятельных. По этому нескончаемому делу я осаждаю уже третьего министра, ответственного за военное ведомство.
Сударь, нам не хватает ружей, у нас их требуют громогласно.
В распоряжении министра шестьдесят тысяч ружей, приобретенных мною; столько золота, столько золота, вложенного мною в дело; два корабля, простаивающие в Голландии вот уже три месяца; четыре или пять человек, пустившихся ради этого в путешествие; куча записок, поданных мною, одна за другой; тщетные просьбы о минутном свидании, чтобы доказать, сколь ничтожны препятствия; нарочный, который вот уже двадцать дней томится у моего очага и портит себе кровь, расстраиваясь вынужденным бездействием; и я, в котором она закипает из-за невозможности получить ответ и наконец отправить курьера; с другой стороны, грозящее мне отовсюду обвинение в предательстве, точно я по злому умыслу задерживаю в Голландии оружие, меж тем как я горю желанием ввезти его во Францию, — все эти расходы и противоречия наносят урон и моему состоянию, и моему здоровью.
Если бы речь шла о клиенте, который просит оказания милости, я сказал бы Вам: пошлите его подальше!Но ведь перед вами гражданин, исполненный рвения, который видит, как гибнет важное дело из-за того только, что на протяжении десяти дней он не может добиться пятнадцатиминутного свидания и обсудить это дело по существу с тремя министрами — военным, морского флота и иностранных дел. Перед Вами крупный негоциант, пошедший на огромные жертвы, чтобы уладить все торговые трудности, не получая при этом никакой поддержки в преодолении трудностей политических, которые могут быть устранены только при содействии министров!
Каково бы ни было, однако, ваше решение, господа, не следует ли мне знать его, дабы действовать в согласии с ним? И независимо от того, договорились ли вы содействовать или противодействовать успеху дела, разве могут пребывать в неопределенном положении вещи столь важные? В такие времена, как наши, чем дольше откладывается решение, тем больше накапливается помех. Я меж тем обязан оправдать в глазах всей нации мои бесплодные усилия, если не хочу увидеть свой дом в огне в самое ближайшее время. Разве наш народ внемлет голосу разума, когда бандиты горячат ему головы? Вот какая угроза висит надо мной.
Во имя моей безопасности (а возможно, и Вашей),назначьте мне, сударь, встречу, о которой я прошу: десять минут, употребленных с толком, могут предотвратить множество несчастий. Главное, они могут дать нашим министрам возможность удовлетворить требования на оружие, доставка которого в Гавр через четыре дня зависит только от них, да, только от них.
Подпись: Карон де Бомарше».
Господин де Гравполучил отставку; г-н Серванзанял его место. С одной стороны, нового министра необходимо было ввести в курс дела; с другой, в комитете министров стал уже ощущаться дух внутреннего недоброжелательства. 14-го я направил г-ну Сервануписьмо, которое привожу ниже. Я настоятельно просил г-на Говручить это письмо министру и пользуюсь случаем, чтобы удостоверить, что на протяжении всего этого дела я не мог нахвалиться чистосердечной прямотой и добросовестным отношением к своим обязанностям г-на Го. Он более не служит в министерстве, и мне нет никакой корысти выделять его среди прочих сотрудников того, что я именую канцеляриями.
«Господину Сервану, военному министру.
Сударь!
Тяжкий груз военного министерства, коий возложен на Ваши плечи Вашим патриотизмом, обрекает Вас на утомительные приставания. Я не хотел бы увеличивать собой число тех, кто Вас терзает; но настоятельная необходимость в Вашем решении по поводу задержки шестидесяти тысяч ружей, принадлежащих Вам, которые находятся в Зеландии и которые голландцы не выпускают из порта, где два корабля ждут уже в течение трех месяцев, заставляет меня просить Вас оказать мне честь и милость, предоставив десятиминутную аудиенцию; не нужно ни минутой больше, чтобы полностью разрешить это дело. Но то, в каком свете недоброжелательство начинает представлять его, требует от Вас самого пристального внимания.
Вот уже двадцать дней, сударь, как мое положение еще осложняется тем, что курьер, прибывший из Гааги, томится в Париже и не может уехать, поскольку нет письма, которое он мог бы повезти. Вот уже десять дней, как я тщетно добиваюсь, чтобы Вы и еще два министра меня выслушали: ибо я один могу осведомить Вас об опасности, каковую влечет за собой дальнейшее отсутствие решения по делу, толкуемому превратно врагами государства в намерении повредить мне и министру, занимающему сейчас этот пост. Я прошу у Вас поэтому со всей настойчивостью встревоженного гражданина короткой и безотлагательной встречи. Быть может, я еще могу все уладить; но я, безусловно, не могу этого сделать, сударь, не сообщив Вам своего мнения. Соблаговолите передать Ваш ответ через г-на Го, который вручит Вам, по моей просьбе, это прошение. Примите заверение в совершенном почтении преданного Вам
Бомарше».
Никакого ответа.Посылаю 17-го копию моего письма; наконец добиваюсь встречи на 18-е вечером, — но без всякой пользы. Г-н Серван заявил мне напрямик, что, поскольку это дело вне его компетенции, он не намерен писать ни слова, чтобы внести в него какие бы то ни было изменения;что, кроме того, он поговорит обо всем с г-ном Дюмурье и уведомит меня об ответе.
Никакого ответа.Я много раз возвращаюсь в военное министерство — двери неизменно закрыты. Наконец 22 мая я узнаю, что министры собрались у министра внутренних дел. Бегу туда, прошу, чтобы меня допустили. Горько жалуюсь на пренебрежение, с которым меня отталкивают в течение месяца, так что я не могу ни от кого добиться, что́ я должен ответить в Голландию по поводу препятствий, чинимых вывозу ружей голландцами. Между г-ном Клавьером и мной разгорается спор, но он заходит так далеко в вопросе о залоге, что я, выведенный из себя, почитаю за благо уйти.
Не владея уже собой после сорока потерянных попусту дней, и в довершение всего с курьером на руках, я пишу 30 мая г-ну Сервану и копию посылаю г-ну Дюмурье.
(Умоляю вас во имя справедливости, Лекуантр, прочтите это письмо внимательно. Я был в отчаянии, и мое расстройство неприкрыто излилось в нем; я скажу вам потом, к чему оно привело.)
Письмо г-ну Сервану:
«Сего 30 мая 1792 года.
Сударь!
Ежели бы я мог молчать еще хоть день, не подвергая себя опасности, я не стал бы докучать Вам тем делом о шестидесяти тысячах ружей, задержанных в Голландии, подлинный смысл которого мне так и не удалось донести до Вас.Вас обманывают, сударь, если заставляют думать, что этим делом можно пренебречь, ничем не рискуя, поскольку это якобы мое частное дело!
Это дело до такой степени посторонне мне, что если я и продолжаю заниматься им, сударь, то только из-за жертв, мною уже принесенных, а также из любви к отечеству, коя одна только на них меня и подвигла: это дело истинно национальное, именно так я гляжу на него, именно поэтому, не будь я одушевлен горячим рвением к общему благу, которому мы служим каждый в меру своих сил, я бы давно уже продал это оружие за границу с огромной прибылью, а ею не пренебрегает ни один негоциант. Но я употребил весь мой патриотизм на то, чтобы перебороть пакости, на которые наталкивалась повсюду моя жажда помочь родине оружием, столь ей необходимым; вот все, что относится ко мне лично.
