Пьесы - Лорие Мария Федоровна (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
ДЖУДИТ. Ты думаешь, есть все-таки опасность?
АНДЕРСОН. Ни малейшей.
ДЖУДИТ. Это ты говоришь, чтобы успокоить меня, а не потому, что в самом деле уверен.
АНДЕРСОН. Милая моя, опасность всегда существует в этом мире для тех, кто ее боится. Существует опасность, что наш дом сгорит ночью, однако это не мешает нам спать спокойным сном.
ДЖУДИТ. Да, я знаю, ты всегда так говоришь; и ты прав. Ну конечно прав. Только я, наверно, не очень храбрая, – и в этом все дело. У меня сердце сжимается всякий раз, как я вспомню про солдат.
АНДЕРСОН. Ничего, дорогая; храбрость тем дороже, чем больше она стоит усилий.
ДЖУДИТ. Да, должно быть. (Снова обнимает его.) Милый мой, какой ты храбрый! (Со слезами на глазах.) Я тоже буду храброй… вот увидишь: тебе не придется стыдиться своей жены.
АНДЕРСОН. Вот и хорошо. Очень рад это от тебя слышать. Так, так! (Весело встает и подходит к огню, чтобы посушить башмаки.) Заходил я к Ричарду Даджену, но не застал его дома.
ДЖУДИТ (встает, не веря своим ушам.) Ты был у этого человека?
АНДЕРСОН. Да ничего не случилось, милая. Его не было дома.
ДЖУДИТ (едва не плача, как будто этот визит – личное оскорбление для нее). Но зачем ты туда ходил?
АНДЕРСОН (очень серьезным тоном). Видишь ли, в городе ходят толки, что майор Суиндон собирается сделать здесь то же, что он сделал в Спрингтауне: взять самого отъявленного мятежника – ведь он нас всех так называет – и повесить его в назидание остальным. Там он ухватился за Питера Даджена, как за человека с худшей славой в городе; и все считают, что здесь его выбор падет на Ричарда, по тому же признаку.
ДЖУДИТ. Но Ричард сказал…
АНДЕРСОН (добродушно перебивая ее). Хо! Ричард сказал! Ричард для того и сказал, дорогая моя, чтобы напугать тебя и меня. Он сказал то, во что и сам, пожалуй, рад бы поверить, да простит его господь! Страшно представить, каково думать о смерти такому человеку. Вот я и решил, что нужно предостеречь его. Я ему оставил записку.
ДЖУДИТ (сердито). Какую записку?
АНДЕРСОН. Да вот, что я хотел бы сказать ему несколько слов по делу, которое его касается, и буду очень рад, если он зайдет сюда, проходя мимо.
ДЖУДИТ (окаменев от ужаса). Ты позвал этого человека сюда?
АНДЕРСОН. Именно так.
ДЖУДИТ (падает в кресло, прижав руки к груди). Хоть бы он не пришел! Господи, хоть бы он не пришел!
АНДЕРСОН. Почему? Разве ты не хочешь, чтобы я предупредил его об опасности?
ДЖУДИТ. Нет, это нужно, – нужно, чтоб он узнал, что ему грозит… О Тони, скажи… это очень дурно – ненавидеть богохульника и дурного человека? Я его ненавижу. Он у меня из головы не выходит. Я знаю, он принесет нам горе. Он оскорбил тебя, оскорбил меня, оскорбил свою мать…
АНДЕРСОН. А мы простим его, голубка, и все забудется.
ДЖУДИТ. Я знаю, знаю, что это дурно – ненавидеть кого-нибудь, но…
АНДЕРСОН (подходит к ней; шутливо-ласковым тоном). Полно, дорогая, не такая уж ты грешница, как тебе кажется. Самый большой грех по отношению к ближнему – не ненависть, а равнодушие; вот в чем существо бесчеловечности. В конце концов, моя дорогая, если присмотреться к людям, ты сама удивишься, до чего ненависть похожа на любовь.
Она вздрагивает от непонятного волнения – даже испуга. Его забавляет это.
Да, да; я говорю вполне серьезно. Вспомни, как многие из наших друзей, мужья и жены, мучают друг друга, подозревают, ревнуют, дня не дают друг другу дышать свободно – и, право же, больше похожи на тюремщиков или рабовладельцев, чем на любящих супругов. А теперь вспомни, каковы эти самые люди со своими врагами – щепетильны, сдержанны, независимы, исполнены достоинства, следят за каждым сказанным словом. Ха! Не приходило ли тебе когда-нибудь в голову, что любой из них, сам того не зная, больший друг врагу своему, чем собственному мужу или жене? Да вот хоть ты, моя дорогая: сама того не зная, ты, право же, больше любишь Ричарда, чем меня!
ДЖУДИТ. О, не говори так, Тони, даже в шутку не говори! Ты не знаешь, как во мне все переворачивается от таких слов.
АНДЕРСОН (смеется). Ну, ну, не сердись, голубка! Он дурной человек, и ты его ненавидишь, как он и заслуживает. А сейчас ты меня напоишь чаем, правда?
ДЖУДИТ (полная раскаяния). Ох, я совсем забыла! Заставила тебя ждать столько времени! (Идет к очагу и ставит котелок на огонь.)
АНДЕРСОН (направляясь к шкафу и на ходу снимая сюртук). Ты зашила рукав моего старого сюртука?
ДЖУДИТ. Да, дорогой! (Хлопочет у стола, заваривая чай.)
АНДЕРСОН (переодеваясь в старый сюртук и вешая на гвоздь тот, который он только что снял.) Кто-нибудь заходил, пока меня не было?
ДЖУДИТ. Нет, только…
В дверь стучат.
(Она сильно вздрагивает, выдавая свое напряженное состояние, и отступает к дальнему краю стола, с чайницей и ложкой в руке.) Кто это?
АНДЕРСОН (подходит к ней и успокоительно треплет ее по плечу.) Ну, ну, голубка. Не съедят тебя, кто бы там ни был.
Она силится улыбнуться, едва сдерживая слезы. Он подходит к двери и распахивает ее. На пороге стоит Ричард, без плаща, в одной куртке.
Надо было вам прямо поднять щеколду и войти, мистер Даджен. У нас просто, без церемоний. (Радушно.) Входите.
Ричард непринужденно входит в комнату, останавливается у стола и неторопливо осматривается; когда ему на глаза попадается портрет духовной особы, он слегка морщит нос. Джудит упорно глядит на чайницу, которую держит в руках.
Дождь перестал? (Затворяет дверь.)
РИЧАРД. Ну да, кой… (Ловит взгляд Джудит, которая в это мгновение быстро и надменно вскинула голову.) Прошу прощения, но (показывая свою вымокшую куртку) – сами видите!
АНДЕРСОН. А вы снимите куртку, сэр, и повесьте ее у огня; моя жена извинит вас. Джудит, подсыпь еще ложку чаю на долю мистера Даджена.
РИЧАРД (смотрит на него, нагло прищурившись). Эх, деньги – волшебная сила! Пастор, неужели даже вы стали со мной обходительнее с тех пор, как я сделался наследником своего отца?
Джудит в негодовании роняет ложку.
АНДЕРСОН (ничуть не задетый, помогает Ричарду стащить с плеч мокрую куртку). Я думаю, сэр, поскольку вы не отказываетесь от моего гостеприимства, не может быть, чтобы вы так дурно его истолковали. Садитесь, пожалуйста. (Держа куртку Ричарда в одной руке, другою указывает на кресло с резной спинкой.)
Ричард, оставшись в одной рубашке, с минуту глядит так, как будто собирается ответить дерзостью; но потом, качнув головой, как бы в признание того, что священник одержал верх, послушно усаживается в кресло. Андерсон сбрасывает свой плащ со спинки стула на сиденье и на его место вешает перед огнем куртку Ричарда.
РИЧАРД. Я пришел по вашему приглашению, сэр. Вы написали, что имеете сообщить мне что-то важное.
АНДЕРСОН. Мой долг велит мне предостеречь вас.
РИЧАРД (быстро вставая). Вы собираетесь читать мне проповедь? Простите, но я охотнее прогуляюсь под дождем. (Делает движение к стулу, на котором висит его куртка.)
АНДЕРСОН (останавливая его). Не пугайтесь, сэр; я не такой уж рьяный проповедник. Можете быть совершенно спокойны.
Ричард невольно улыбается. Его взгляд теряет свою жесткость, он даже делает движение рукой, словно извиняясь.
(Андерсон, видя что его удалось приручить, заговаривает снова, на этот раз уже серьезным тоном.) Мистер Даджен, вам угрожает опасность.
