Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. Пьесы и радиопьесы - Дюрренматт Фридрих (читать книги без регистрации полные .txt) 📗

Клара Цаханассьян — образ статичный. Она героиня с самого начала. В отличие от Клары ее прежний возлюбленный волею судеб превращается в героя лишь постепенно. Этот жалкий лавочник, сам того не ведая, сразу же становится ее жертвой. Будучи виновным, он убежден, что время списало все его грехи. И лишь по ходу пьесы страх и отчаяние пробуждают в этом заурядном человеке нечто в высшей степени индивидуальное. Осознав свою вину, он начинает понимать, что такое справедливость; неизбежная гибель придает ему величие. (Сцена смерти Илла должна быть решена скорее в плане монументальном.) Гибель Илла бессмысленна и в то же время осмысленна. Если показывать ее только осмысленной, то в ней появится нечто легендарное, и играть ее надо будет в некоем античном городе, а не в Гюллене в наши дни. Что касается остальных гюлленцев, они такие же люди, как мы все. Их не следует изображать злодеями. Ни в коем случае. Вначале они полны решимости отвергнуть предложение миллиардерши. Правда, они влезают в долги, но отнюдь не потому, что решили умертвить Илла, — они просто люди легкомысленные. И они искренне верят, что в конце концов «все перемелется». Так надо трактовать второе действие и даже сцену на вокзале. Один лишь Илл в этой сцене объят страхом, ибо он понимает, чем все должно кончиться. Но гюлленцы еще не сказали ни одного непоправимого слова. Только во время сцены в Петеровом сарае происходит роковой перелом. От судьбы не уйдешь! С этой минуты гюлленцы постепенно начинают готовиться к убийству, возмущаться виной Илла и т. д. Семья Илла по-прежнему уговаривает себя, что все образуется, но и эти люди тоже не злодеи, они просто слабохарактерны, как и все остальные. Весь город, что видно на примере учителя, медленно поддается искушению, ибо искушение велико, а нищета беспредельна.

«Визит старой дамы» — злая пьеса, именно поэтому трактовать ее следует как можно более гуманистически. И персонажи должны проявлять не гнев, а печаль. И еще: эта комедия с трагическим концом должна быть смешной. Ничто не может так сильно повредить ей, как убийственная серьезность.

Ночной разговор с палачом

Голоса

Писатель

Палач

Писатель (громким, спокойным голосом). Входите.

Входите! Раз уж вы взобрались на карниз, нелепо оставаться за окном на такой высоте. Я вас отлично вижу. Небо у вас за спиной все еще светлее, чем сумрак в этой комнате.

Вы опрокинули настольную лампу…

Палач. Тысяча чертей!

Писатель. Зачем шарить по полу? Сейчас я включу свет. Щелкает выключатель.

Палач. Благодарю.

Писатель. Так-так. Вот и вы. Куда приятнее разговаривать, когда видишь, с кем имеешь дело. Так вы, стало быть, уже в годах.

Палач. А вы ждали кого-нибудь помоложе?

Писатель. Пожалуй, тут вы недалеки от истины. Поднимите заодно настольную лампу. Она лежит справа от стула.

Палач. Извините.

Палач. Две тысячи чертей! На этот раз я уронил китайскую вазу.

Писатель. Греческий кубок для вина…

Палач. Разлетелся вдребезги… Мне очень жаль.

Писатель. Не беспокойтесь. У меня вряд ли останется шанс пожалеть о случившемся.

Палач. В конце концов, это не мое дело — лазить по карнизам и вламываться в квартиры. Чего только не требуют от нас сегодня, черт бы побрал эту работенку… Я был и впрямь очень неловок, простите великодушно.

Писатель. С каждым может случиться.

Палач. Я полагал…

Писатель. Вы полагали, я сплю в другой комнате. Откуда вам знать, что я сумерничаю за письменным столом.

Палач. Нормальные люди в это время спят.

Писатель. Да, в нормальные времена.

Палач. Ваша жена…

Писатель. Не беспокойтесь. Моя жена умерла.

Палач. У вас есть дети?

Писатель. Сын — в концлагере.

Палач. А дочь?

Писатель. У меня нет дочери.

Палач. Вы пишете книги? Сколько у вас книг!

Писатель. Я писатель.

Палач. А ваши книги кто-нибудь читает?

Писатель. Их читают всюду, где они запрещены.

Палач. А где не запрещены?

Писатель. Там их ненавидят.

Палач. У вас есть секретарь или секретарша?

Писатель. Видимо, в ваших кругах ходят вздорные слухи о доходах писателей.

Палач. Стало быть, в данный момент в квартире, кроме вас, нет никого?

Писатель. Никого.

Палач. Это хорошо. Нам нужна полная тишина. Надеюсь, вы понимаете?

Писатель. Само собой.

Палач. Вы поступаете умно, не чиня мне препятствий.

Писатель. Вы пришли меня убить?

Палач. Мне поручено сделать это.

Писатель. Вы убиваете по заказу?

Палач. Это мое ремесло.

Писатель. У меня было предчувствие, что в нашей стране появились профессиональные убийцы.

Палач. Они были всегда. Я палач на государственной службе. Вот уже пятьдесят лет.

Писатель. Вот как… Ты, значит, палач.

Палач. Вы ждали кого-то другого?

Писатель. Да нет. Собственно говоря, нет.

Палач. Вы достойно встречаете свою участь.

Писатель. А ты мастак говорить красиво.

Палач. В последнее время я все чаще имею дело с образованными людьми.

Писатель. Раз образование связано с риском, значит, все идет как надо. Присаживайся.

Палач. Я примощусь на краешке стола, если позволите.

Писатель. Чувствуй себя как дома. Могу предложить шнапс.

Палач. Спасибо. Но сначала дело. Перед этим я никогда не пью. Чтобы рука не дрогнула.

Писатель. Понимаю. В таком случае тебе придется угощаться самому. Шнапс я купил специально для тебя.

Палач. Вы знали, что приговорены к смерти?

Писатель. В этой стране к смерти приговорены все. Человеку не остается ничего другого, как сидеть у окна, смотреть в беспредельное небо и ждать.

Палач. Ждать смерти?

Писатель. Убийцу. Кого же еще? Здесь легко быть провидцем, тайна не может быть такой примитивной. События развиваются с железной логикой, тебя будто затягивает в мясорубку. Премьер-министр выступает с критикой в мой адрес — что сие означает, ни для кого не секрет. Речи его превосходительства обыкновенно имеют внеэстетические последствия. Мои друзья выбрали жизнь и избегают меня, ибо каждый, кто поддерживает со мной связь, обречен на смерть. Власти объявили меня вне закона. Но рано или поздно они сломают стены моего одиночества. Рано или поздно они пришлют ко мне человека, хотя бы для того, чтобы меня прикончить. Его-то я и жду. Человека, который думает так же, как и мои настоящие убийцы. Этому человеку мне хотелось рассказать напоследок, во имя чего я боролся всю свою жизнь. Мне хотелось показать ему, что такое свобода… что свободный человек не боится смерти. И вот приходишь ты.

Палач. Палач.

Писатель. Говорить с которым не имеет смысла.

Палач. Вы меня презираете?

Писатель. Разве найдется человек, который уважал бы тебя, презреннейший из людей?

Палач. Но окажись я просто убийцей, вы бы меня не презирали?

Писатель. Я бы возлюбил тебя как брата, я бы боролся с тобой как с братом. Мой дух одержал бы над тобой победу в звездный час моей смерти. Но в окно ко мне влез чиновник, который не убивает, а казнит, который когда-нибудь за свое палачество станет получать пенсию и тихо, как насосавшийся крови паук, угаснет в своей постели. Добро пожаловать, палач!