Третьего не дано - Азерников Валентин Захарович (книги онлайн без регистрации TXT) 📗

Косарева. Без сознания.

Сестра. А когда ваша статья выйдет – завтра?

Косарева. Должна сегодня.

Сестра. Ой, а как же вы успеете?

Косарева. Я и сама об этом думаю.

Входит Платонов.

Платонов. Добрый день.

Сестра. Вы к кому, товарищ?

Платонов (увидя Косареву). Ба, все те же лица. Даже странно – не были знакомы, за всю жизнь ни разу не встречались, а тут… Как они?

Косарева. Тихомиров… (Пожимает плечами.) Травма черепа. Крылов, говорят, получше, переломы руки и ноги. Я его еще не видела, он на рентгене. (После паузы.) Ну, а у вас как? Образовалось?

Платонов. Смотря что понимать под этим.

Косарева. Я обстановку имею в виду.

Платонов. Это-то образовалось. Уж чего-чего…

Косарева. Я, наверное, не так спросила. Не разрядилась ли она? Я почему-то с вами ужасно косноязычной становлюсь.

Платонов. Ну, а какое это имеет значение? Главное – что и как вы напишете. Мы ж – читатели.

Косарева. Вы опять не в духе.

Платонов. А вы опять спокойненькая.

Косарева. Я ведь тут на работе. А работать надо в спокойном состоянии, иначе ничего путного не выйдет.

Платонов (постепенно заводясь). А что должно здесь выйти путного? Ваш очерк? Кому он нужен? Кроме Басаргина и Крылова, – ему хоть квартиру дадут наконец. Может, он Тихомирову нужен? Все, что ему теперь нужно, поди, уж готово, в черной рамке.

Косарева. Что ж, по-вашему, людям не нужна память?

Платонов. О людях надо думать при их жизни. Вот вы – почему вы не собрались написать о Степанове до аварии? Он что – изменился теперь? Разве раньше не знали все, что он пьяница и за пол-литра мать родную продаст, не то что цех? Знали. Прекрасно знали. Так понадобилось, чтобы он действительно это сделал, чтобы вы собрались о нем написать. Для примера, так сказать, цум байшпиль. Или вы думаете, ваша статья мне нужна? Что вы можете в ней сказать больше, чем я уже сам себе сказал? Что вы вообще знаете о нас, чтобы представлять на суд читателей? Вчера вы писали о доярке, завтра – о режиссере театра, а между этим – о нас, грешных…

Косарева. Иван Платонович…

Платонов (посмотрел на сестру, которая делает вид, что не прислушивается к их разговору). Ну что? Разве не так?

Косарева. Нет, конечно. И вы сами это знаете.

Платонов (долго молчит, потом тихо). Ведь я помню день, когда в седьмом меняли прокладки. У механика было пять новых, а аппаратов – восемь. И на второй не поставили, посчитали, что еще продержится.

Косарева. Не могли же поставить то, чего нет.

Платонов. Я сам уже себе все это двадцать раз говорил… Я ж не имел права разрешать работать на нем. Докладную должен был подать… Но… Сколько я их уж здесь написал – а толку? К тому же – конец квартала, премия… А теперь виноват – не виноват…

Косарева (раздражаясь). Ну хорошо, если вам уж так нужна истина, может, стоит поискать ее чуть пораньше. Ну, не сейчас, не в прокладках или докладной, а в себе самом, в своей жизни.

Платонов (долго молчит). Вы что – переменили тему статьи?

Косарева. Может быть. Но не в этом дело. Если ищешь истину, должно волновать не следствие, а причина. А статья – это уже следствие. И кстати, прокладки ваши – тоже еще не причина, это, так сказать, полупричина. Настоящая причина раньше – в том, что заставляет вас гнаться сразу за несколькими зайцами.

Платонов (смотрит на нее, потом медленно). Вас эти обстоятельства волнуют как журналиста?

Косарева. А как они еще могут меня волновать?

Платонов. Действительно. Ладно. Я свое получил. (Сестре.) Я мог бы пройти к Крылову?

Сестра. Вы договорились с врачом?

Платонов. Она просила снизу позвонить.

Сестра (подвигает ему телефон). Шестой у нее.

Платонов. Спасибо. (Снимает трубку.) Шестой, пожалуйста… Алло, еще раз здравствуйте, это Платонов, с завода, я звонил вам… Да, к Крылову… Ах вот как, понимаю… Кто? Понятно. А к вам мог бы я зайти? Хорошо. (Вешает трубку.) Как вам нравится – у него Басаргин сидит. Как же он прошел, что мы не видели?

Сестра. Наверное, через служебный подъезд.

Свет гаснет и загорается на другой половине сцены. Палата Крылова. Он в постели. У него в гипсе рука и нога. Сидящий около постели Басаргин поднимается со стула.

Басаргин. Вот так, значит, дорогой. Давай поправляйся. Приходи – встретим как героя. Ты отпуск не гулял еще?

Крылов. Гулял. Зимой.

Басаргин. Да? Ну ничего, дадим еще месяц. Для поправки. Путевкой премируем, все честь по чести. И насчет квартиры не беспокойся. Исполком пошел нам с тобой навстречу – подобрал из лимита города. Так что твое дело теперь простое – лечись, набирайся сил.

Крылов. Да не надо мне ничего.

Басаргин. Брось, не скромничай. Ты не пожалел себя для завода, завод для тебя ничего не пожалеет.

Крылов (со злостью). Да что вы все про вчерашнее, что, я эту квартиру так не заслужил, что ли? Мне еще на май обещали. Киселеву отдали.

Басаргин. Ты брось демагогию, понимаешь. Ты еще мальчишка, цену жизни не знаешь. Тебе народ дает – значит, считает достойным. Так ты умника из себя не корчь. Небось не в хоромах живешь.

Крылов. А раньше вы не знали этого, когда мою Киселеву отдали?

Басаргин. Слушай, Крылов, если бы ты не был болен, я бы тебе сказал, понимаешь…

Крылов. А вы скажите, не бойтесь, я вынесу. Я вон с верхотуры упал – и то ничего.

Басаргин (меняет тон). Ну что ты, ей-богу, в бутылку лезешь. Мало чего раньше было. Раньше вон я брюнет был. А теперь из-за таких вот происшествий седым стал. Ты вперед гляди, а не назад. У тебя теперь только все начинается. Новая жизнь, новые возможности. А ты брюзжишь, понимаешь.

Крылов. Да я не брюзжу. Просто вы, товарищ Басаргин, квартиру не мне хотите дать. Не мне лично, а Крылову, из которого вы героя сделали. Получается, вы не человеку конкретному уважение и признательность выказываете, а вроде бы Матросову. А я не Матросов.

Басаргин. Слушай, как тебе не стыдно, ты ж рабочий парень, откуда у тебя эти интеллигентские штучки, а?

Крылов. Вот именно, я рабочий. Это вы точно уловили. Я рабочий. И отец мой был рабочим. Потому и не могу взять не мое. Не приучен.

Басаргин. Да? Ну ты тогда по своей рабочей совести и рассуди – можешь ты из-за своего гонора, понимаешь, подводить весь завод? Потому что в твоем лице славят всех рабочих нашего завода.

Крылов. Ну да. И Степанова.

Басаргин. Степанов – особая статья. Ты за него не беспокойся, с ним разговор будет отдельный.

Крылов. Почему же отдельный? Он такой же работник нашего завода, как и я.

Басаргин. Он пьяница и разложившийся человек. Таких у нас раз-два и обчелся. И нечего о них говорить.

Крылов. Прикрыть хотите.

Басаргин. Что прикрыть?

Крылов. Ну все. Что у нас по две смены остаются, и прокладки меняют через раз, и с пьяницами цацкаются…

Басаргин. Это разные вещи. Ты не путай, понимаешь, Гоголя с Гегелем.

Крылов. Нет, не разные. Если бы не было всех этих нарушений, не было бы и нас здесь.

Басаргин. Ах, вот оно что. Вон куда ты гнешь. Я все думал, к чему это твои самопожертвования. Ты, оказывается, вон чего боишься – как бы начальство не ушло от ответственности. Ты не бойся – я за чужие спины никогда не прятался. И если нужно будет, готов ответить. Ты, кстати, не о нас, ты бы о себе побеспокоился. В твою ведь смену все случилось. Скажи спасибо, что победителей, так сказать, не судят. Ты уж искупил свою вину, так сказать, кровью. А то бы, знаешь…

Крылов. Знаю, знаю. Я об этом-то как раз и говорю.

Басаргин (еле сдерживаясь). Ну и ладно. Поговорили, и будет. И хватит об этом. Проще надо на жизнь смотреть. Если выдается в ней что-то хорошее, надо радоваться, а не травить себе душу всякими, понимаешь, выкрутасами. Все. Поправляйся.

Басаргин переходит на правую половину сцены, на левой свет гаснет. Снова приемное отделение. Когда появляется Басаргин, все поворачиваются к нему.