Как боги. Семь пьес о любви - Поляков Юрий Михайлович (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
Она. Почему именно печень?
Он. Я — к примеру. Могут и почки отказать. Тогда отлавливают в полях твоего клоника, отрезают у него печенку и пришивают тебе. Ты как новенький. Проснись и пей!
Она. Больно будет!
Он. Кому?
Она. Клонику.
Он. Ты курочек ешь?
Она. Ем. Только грудки.
Он. А ведь им тоже больно. Курочкам.
Она. Да-а, знаю… Я даже хотела стать вегетарианкой. Но у меня не получилось… (Спохватившись.) У Марго получилось. Она сильная…
Он. У кого получилось?
Она (пропустив вопрос мимо ушей). А вот представляешь, у человека несчастная любовь! Разбито сердце. Или еще хуже: сердце устало от грешных, бессмысленных и ненужных чувств. Тогда берут у «клоника», но обязательно под общим наркозом и с благословения батюшки, новое, чистое, ни разу не любившее сердце. И все можно начать сначала. Представляешь?
Он. Представляю…
Привлекает ее к себе, и они снова сливаются в долгом поцелуе, во время которого он потихоньку влечет ее в альков.
Она. Погоди! Сашенька, я хочу тебя спросить…
Он. Спрашивай!
Она. Ты, когда целуешься, о чем думаешь?
Он. Честно?
Она. Конечно честно! Если мы будем нечестны друг с другом, то тогда зачем все это?!
Он. А ты о чем думаешь?
Она. Я первая спросила.
Он (помявшись). Ну, если честно… Во время поцелуя, Вера, я думаю о том, что будет после поцелуя.
Она. Это по-мужски! А вот я во время поцелуя всегда что-нибудь вспоминаю.
Он. Ну и что ты сейчас вспоминала?
Она. Как мы познакомились. Знаешь, меня всегда потрясала одна вещь. Живут два человека в разных концах Москвы. Мужчина и женщина. Утром просыпаются, завтракают, едут на работу, вечером домой или в театр.
Он. Лучше — в ресторан.
Она. …Они даже могут где-нибудь оказаться рядом — невзначай соприкоснуться рукавами и переброситься случайными фразами, при этом так и не узнав о существовании друг друга. Но вот в один прекрасный день…
Он. …У женщины спускает колесо. П-ф-ф-ф-у… Она выходит из машины и смотрит на свой джипик с таким недоумением, точно вместо колес у него выросли ласты, как у тюленя… (Показывает, как смотрит женщина.)
Она. …А в это время мимо шагает одинокий мужчина. Спаситель! А куда, кстати, ты шел?
Он. Так, прогуливался… в одно место. Вдруг вижу: дама в отчаянном положении. Ну, кровь кавалергардов вскипела в моих жилах…
Она. Сашенька, так ты из дворян?
Он. А что, разве не заметно?
Она (присматриваясь). Заметно! Все-таки породу не спрячешь.
Он. И не пропьешь!
Она. Что?
Он. Шутка. (Входит в образ.) Длинна и печальна моя родословная. Один прадед сгинул на Соловках, другой покоится в галльской земле, рядом со славными дроздовцами и каппелевцами. А их потомки в Совдепии семьдесят лет прикидывались стопроцентными пролетариями…
Она. Здорово прикидывались. Колесо ты виртуозно поменял. Я сначала подумала, ты слесарь, а не артист.
Он. Актер.
Она. Да, конечно, извини! Но потом, когда ты попросил у меня телефон, я все сразу поняла. Ты мне сказал: «Назовите семь цифр,…
Он. …которые сделают мою жизнь осмысленной и счастливой!»
Она. Да, осмысленной и счастливой! Потом я ехала домой, и у меня было такое чувство… как в детстве, когда просыпаешься в день рожденья и знаешь, что под подушкой — подарок. Еще не догадываешься, какой именно, а сердце сжимается от будущей радости. Я иногда целый день ходила вокруг, медлила, не заглядывала под подушку — оттягивала миг счастья…
Он (обнимая и увлекая в альков). Ну, хватит оттягивать, давай все-таки заглянем под подушку!
Она. Не торопись! Уже скоро.
Он. Скоро?! Три месяца прошло с тех пор, как у тебя колесо спустило!
Она. Подумаешь, два месяца и двадцать восемь дней! Я вот в «Караван-сарай-дайджесте» историю прочитала. В восемнадцатом веке одной девушке, дворянке, между прочим, родители запретили выходить замуж за любимого. Так что, ты думаешь, они сделали?!
Он. Сбежали к морю? Тайком!
Она. Нет! Не сбежали. Они тайно обвенчались и целых пять лет не прикасались друг к другу, встречались лишь на балах, как чужие. Вообрази! Потом все открылось, и они, наконец, соединились. Через пять лет!
Он. Ну, в восемнадцатом веке и во Владивосток целый год ехали. А теперь — восемь часов и на месте. Если крыло у самолета не отвалится…
Она. Сашенька, возможно, я несовременная женщина, но пойми, для меня это очень серьезный шаг. Ты даже не представляешь, какой серьезный! Дело в том… Как объяснить? Видишь ли, я забыла… почти забыла, что это такое — быть с мужчиной…
Он. Как Станиславский: не верю!
Она. Не верь. Зачем мне тебя обманывать? Женщина без мужчины, разве это — достоинство? Это беда. Хотя… если женщина семь лет не знала мужчину, то по церковному закону она снова считается девственницей…
Он (с испугом). Так ты девственница?
Она (потупившись). Ну, не совсем еще… (Смотрит на часы, смеется.) Можно сказать, без пяти минут.
Он. Но за эти пять минут можно сделать оч-чень много!
Она. Не надо шутить над этим! А у тебя, наверное, с тех пор, как ты… остался один, было много… всего?
Он. «Я одинок, как ослепленный раб, что брошен умирать в ночной пустыне…» А почему ты развелась?
Она. Мы разлюбили друг друга и расстались.
Он. Понимаю! Разлюбивший мужчина хуже себя самого настолько же, насколько любящий мужчина лучше себя самого…
Она. Как хорошо ты сказал! Ты очень хорошо говоришь! Значит, ты теперь лучше себя самого?
Он. Ты сомневаешься? (Снова подталкивает ее к алькову.)
Она. Давай сначала разберем вещи!
Он. Нет!
Она. Ну, тогда давай сходим искупаемся. Смотри, какое море! Господи, это же море, ты понимаешь, море!
Он. Нет!
Она. Ну, тогда спустимся в бар и выпьем. Для храбрости.
Он. Чего ты боишься?
Она. Может быть, когда-нибудь расскажу тебе…
Он. Не бойся, я буду нежен, как облако без штанов!
Она (с вызовом). Господи, какой неугомонный! Но душ-то я с дороги хотя бы могу принять?
Он (загораживая ей дорогу в ванную комнату). А знаешь, что Наполеон писал Жозефине, когда собирался к ней в Париж?
Она. Что?
Он. Жози, не мойся, я еду!
Она. Фу! Французы вообще страшные неряхи. Я читала в «Спид-инфо», что они и парфюм-то придумали, потому что не мылись. А на Руси в это время у самого крепостного крестьянина была баня. Отвернись и замри, я хочу сделать тебе сюрприз.
Он отворачивается, она открывает чемодан, берет оттуда какой-то сверток и идет к ванной комнате.
Она (скрываясь в ванной). Отомри! Я недолго…
Он. А я пока схожу в бар. Возьму чего-нибудь для храбрости!
Она (из ванной). Ты не забыл, я люблю брют!
Он (тихо, сам себе). И она любит брют, как Нина… Надо же!
Саша несколько мгновений стоит грустный, затем заглядывает в бумажник, вздыхает и направляется к выходу. Вдруг он замечает бледную женщину в белом платье. Останавливается, потрясенный. Женщина недвижно сидит в кресле под картиной Климта, поджав под себя ноги.
Он. Ты? Здесь?!. Почему?
Нина. Ты не забыл, что я тоже любила брют! Трогательно! Даже забавно.
