Первая встреча, последняя встреча... - Валуцкий Владимир Иванович (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗

— А я и есть семья! — дымит и режет Лариска. — Я и мой ребенок. А еще одно дитя всю жизнь нянчить — хватит, нанянчилась. Готовь, стирай, восхищайся, а отдача — фиг. Слава богу, три года одна и не жалею. Я только теперь и поняла, что такое настоящая жизнь, и ни на какие коврижки ее не променяю. Потому что скулить и плакаться причин не стало. Да чтобы снова в эту петлю?.. Никогда в жизни!

Вениамин ее решительного выступления как будто даже немножко испугался. Притих.

— Я слегка озадачен… Но мне все равно страшно нравится, что мы говорим, спорим. Вот только Оля все молчит. Грустная, прекрасная Оля. — И посмотрел на меня, а я действительно за весь вечер ни одного слова не произнесла.

— А она тоже свое оттрубила, — говорит Лариска. — А теперь — свободная, красивая женщина, сама себе хозяйка, верно?

Тут уже все посмотрели на меня, будто проверяя, вправду ли я красивая или нет. И я вдруг сказала:

— Не знаю…

Как это у меня получилось, не понимаю. Тут все, наверное, напало одно на другое: и мое поганое настроение, и эта вечеринка, никому не нужная, и громкое Ларискино выступление…

Лариска с Валюшкой удивленно на меня выкатили шары.

— Чего — не знаешь? — спрашивает Лариска.

— Не знаю, лучше ли это — быть себе хозяйкой. И хорошо ли, когда свобода. Наверное, все-таки нужно, чтобы было кому поплакаться…

— Ты что, обалдела? — говорит Лариска. — Ренегатка!

— …потому что, наверное, семья — это как родина. Должна быть, и все тут, иначе в ней вообще смысла нет…

— Золотые слова, надо выпить, а выпить нечего, — встал Сашка и пошел на кухню.

Тут Валюшка опомнилась, вскочила тоже, побежала за ним:

— Сашка, у тебя же режим! Тебя опять к игре не допустят!.. Там больше ничего нет! Ну пожалуйста! Александр!

С кухни послышалось: «возникаешь», «силовой прием применю» и еще какие-то слова, Валюшкин всхлип, потом что-то упало и разбилось. Когда разбилось, поднялась и Лариска:

— Это бывает, товарищи, это мы будущую счастливую жизнь репетируем. Минутку. — И отправилась на кухню выручать Валюшку.

А на меня вдруг нашла такая пустота, словно со сказанными словами я всю себя куда-то выплеснула, и я тоже поднялась.

— Извините, мне пора. Правда пора, до свидания.

И увидела, уходя, как пристально и недоуменно глядят мне вслед исключительно замечательные люди, Герберт и Вениамин.

Вернулась домой. Антошка спит, нога под одеялом — не шевельнулся за все время, бурундучок. Набираю номер телефона.

— Слушаю. — Вадим уже дома, сам подошел.

— Как доехал?

— Извините, молодой человек, вы, наверное, ошиблись номером.

— Докладываю: будильник поставила, спокойной ночи.

Положил трубку, и я кладу. Нет, все-таки мне, наверное, сейчас лучше: я лягу, а ему еще врать жене про какую-нибудь делегацию из Польши, про скучный, затянувшийся банкет… Спать. Задергивая штору, вижу двор, вижу, как выбежал из дома Сашка. Значит, опять поссорились, Валюшка плачет. Может, и мне пореветь? Не получится, наверное, и раньше-то не очень получалось. Еще кто-то вышел из парадного. Судя по походке — Герберт. Наверняка вот та длинная белая иномарка — его машина. «Мерседес», кажется.

Уселся, поехал — не увлекла Лариска спором, вариант не прошел, вечеринке конец.

Опять стою в ванной, смываю глаза. Сейчас приму душ — и спать, спать.

Господи, это еще что такое — звонок в дверь.

— Кто?..

Молчание.

— Кто там?

— Извините, Валя, это я, Вениамин… Прошу вас, откройте на минутку.

Так. Не очень оригинально.

— Извините, Вениамин, но здесь живет не Валя, а Оля. И она спит.

— Да, конечно Оля, простите, оговорился… Я волнуюсь. Подождите, не уходите от двери.

— Еще не ушла. В чем дело?

— Мне нужно сказать вам очень важное, но я не могу через дверь. Пожалуйста, откройте! Оля.

— Вениамин, я очень устала, и я примерно представляю, что вы скажете.

— Я тоже представляю, что вы представляете, но это совсем не то. Честное слово. Клянусь вам мамой.

Сумасшедший какой-то. Но после таких слов попробуй не открыть. Открываю.

Стоим друг перед другом, глядим через порог.

— Говорите.

— Оля. Выходите за меня замуж.

Час от часу не легче. Хотя — уже понятнее.

— Интересно, — произношу не без иронии. — Вы бы хоть мое имя запомнили, прежде чем делать предложение.

— Да, все это выглядит нелепо. Я совсем не с того хотел начать. Но поскольку я боюсь, что вы захлопнете дверь… Можно, я войду? Ровно на пять минут.

Я подумала: ведь не отвяжется.

— Ну заходите. Только говорите тише — сын спит.

Теперь мы стоим друг против друга в прихожей. В той же позиции.

— Понимаете, Оля, я никогда не был женат. Так вот вышло: дожил до тридцати шести годов, влюблялся, всю жизнь мечтал о семье и не женился. А вы… Вы сказали поразительную вещь. Вы так неожиданно сказали и так не по-сегодняшнему, вы помните?

— Что плохо быть одной?

— Не только. Это любому плохо… Что семья — это как родина. Должна быть, и все остальное — неважно.

— Интересно. Неважно даже, люблю ли я? Скажем, вас?

— Да! Потому что и родину мы заранее не выбираем. Мы просто рождаемся и уже только после учимся и любить ее, и уважать, и исполнять свой долг. А вначале мы ее просто обретаем… Вы ведь сейчас все равно никого не любите, так чем я хуже других? Кроме того, что понимаю вас лучше, чем остальные.

Я гляжу на него: сумасшедший или не сумасшедший? Нет, глаза нормальные. Усталые, правда.

— А вы не хотите крепкого чая? Или лучше кофе?

Он понял, усмехнулся.

— Вы не думайте, я не пьян, вернее, не настолько. Просто не каждый день приходится говорить такие слова… Но кофе я выпью, если предложите.

Что с ним делать? Ну ладно, напою его кофе, такие слова слушать тоже не каждый день приходится.

Пошла на кухню, Вениамин поплелся за мной. Сел тихонечко за стол. Пока я вожусь с кофейником, вертит головой, оглядывается по сторонам, продолжает свои речи:

— Вы понимаете, жизнь приучила меня быть осторожным с женщинами, хотя я человек очень доверчивый по натуре. Но про вас я точно знаю, что вы не лгали, и мне с вами легко, и почему-то верится, что вы меня верно поймете. Мне даже кажется, что я уже был в вашем доме, видел ваши чашки, эту скатерть — словно уже давно здесь живу.

Интересный поворот, думаю я.

— А вы бы и поселиться здесь хотели?

Он смутился, но ненадолго:

— Ну пока, если бы вы, конечно, согласились. Квартиры у меня, понимаете, сейчас нет, мы живем с мамой в коммуналке. Но я зарабатываю не так уж плохо. Я программист по профессии, подрабатываю немножко заказами… Пишу кандидатскую…

Пока он говорил, я разглядывала своего странного гостя. И не таким уж чудиком он мне показался при ближайшем рассмотрении: свитер, действительно мешком, на локтях неумело заштопан, но рубашка свежая, лицо доброе — обыкновенный неустроенный мужчина. А кофе я в результате проглядела: брызнул на плиту, зашипел — Вениамин вздрогнул и замолчал.

— Готов ваш кофе, — сказала я.

— Да. Спасибо… — Он медленно, глоток за глотком, выпил всю чашку, поставил ее и печально смотрит на меня: — Так как, Оля? Давайте жить вместе?

Затянулся наш разговор, и его явно пора было заканчивать. Я засмеялась:

— Но не с сегодняшней же ночи!

Он кивнул:

— Извините. Я и так пробыл втрое больше отпущенного. Я ухожу.

— Желаю счастья, — провожаю я его в прихожую.

У двери он обернулся:

— Но если мои слова все-таки не покажутся вам полным бредом и если когда-нибудь вам станет совсем плохо — вы вспомните, как я сказал вам: Оля, давайте жить вместе! И тогда вы мне позвоните и скажите: да. Просто: да.

— Вениамин, дорогой, — этак покровительственно отвечаю я ему. — Мне было интересно вас послушать, но я люблю другого человека, и он меня. И жаловаться мне совершенно не на что. Правда.

Он поглядел на меня укоризненно, покачал головой.