Собрание сочинений в пяти томах. Том 2. Судья и его палач. Подозрение. Авария. Обещание. Переворот - Дюрренматт Фридрих
— Я привез ее из Константинополя, — донесся спокойный голос с дивана. Берлах поднялся. — Вы видите, Чанц, я уже в пальто. Мы можем идти.
— Простите меня, — ответил ошеломленный Чанц, — вы спали и не слышали, как я вошел. Я не нашел звонка у двери.
— У меня нет звонка. Он мне не нужен, дверь никогда не запирается.
— Даже когда вас нет дома?
— Даже когда меня нет дома. Всегда очень интересно, вернувшись домой, посмотреть, украдено у тебя что-нибудь или нет.
Чанц засмеялся и взял привезенную из Константинополя змею в руки.
— Этой штукой меня однажды чуть не убили, — заметил комиссар слегка иронически, и только теперь Чанц разглядел, что голову змеи можно использовать как ручку, а тело ее остро, как кинжал. Озадаченно рассматривал он причудливый орнамент, поблескивавший на страшном оружии. Берлах стоял рядом с ним.
— Будьте мудрыми, как змеи, — сказал он, долго и задумчиво разглядывая Чанца. Потом, улыбнувшись, добавил: — И нежными, как голуби. — Он слегка похлопал его по плечу. — Я спал. Впервые за много дней. Проклятый желудок.
— Так худо? — спросил Чанц.
— Да, так худо, — ответил комиссар хладнокровно.
— Оставайтесь дома, господин Берлах, на улице холодно и дождливо.
Берлах снова посмотрел на Чанца и засмеялся.
— Ерунда, ведь надо найти убийцу. Вам, возможно, на руку, чтобы я остался дома?
Уже сидя в машине и проезжая по Нюдекбрюке, Берлах сказал:
— Почему вы не поехали через Ааргауэрштальден в Цолликофен, Чанц, это ведь ближе, чем через весь город?
— Потому что я хочу попасть в Тванн не через Цолликофен — Биль, а через Керцерс — Эрлах.
— Это необычный маршрут, Чанц.
— Не такой уж необычный, комиссар.
Они замолчали. Огни города проносились мимо них.
Когда они проезжали Вефлеем, Чанц спросил:
— Ездили вы когда-нибудь со Шмидом?
— Да, частенько. Он был осторожным водителем. — Берлах неодобрительно посмотрел на спидометр, который показывал почти сто десять.
Чанц немного сбавил скорость.
— Однажды я ехал со Шмидом черт знает как медленно, и я помню, что он как-то странно называл свою машину. Он произнес это имя, когда мы заправлялись. Вы не помните, как он называл свою машину? Я забыл.
— Он называл свою машину «синим Хароном», — ответил Берлах.
— Харон — это персонаж из греческой мифологии, не так ли?
— Харон перевозил умерших в царство теней, Чанц.
— У Шмида были богатые родители, и он мог учиться в гимназии. А такой, как я, не мог себе этого позволить. Вот он и знал, кто такой был Харон, а мы этого не знаем.
Берлах засунул руки в карманы пальто и снова глянул на спидометр.
— Да, Чанц, — сказал он. — Шмид знал греческий и латынь, он был образованным человеком и потому перед ним открывалось большое будущее; тем не менее я не ездил бы быстрее ста километров в час.
Миновав Гюмменен, машина вдруг остановилась у бензоколонки. К ним тотчас подошел заправщик.
— Полиция, — сказал Чанц, — нам нужны кое-какие сведения.
На лице склонившегося к машине человека мелькнули любопытство и испуг.
— Останавливался ли у вас два дня назад автомобилист, называвший свою машину «синим Хароном»?
Человек удивленно покачал головой, и Чанц поехал дальше.
— Спросим у следующего.
На заправочной под Керцерсом тоже ничего не знали.
Берлах проворчал:
— То, что вы делаете, не имеет смысла.
Неподалеку от Эрлаха Чанцу повезло. В понедельник вечером здесь побывал такой, ответили ему.
— Вот видите, — сказал Чанц, свернув у Ландерона на дорогу Нойенбург — Биль, — теперь нам известно, что в понедельник вечером Шмид ехал по дороге Керцерс — Инс.
— Вы уверены? — спросил комиссар.
— Я представил вам бесспорное доказательство.
— Да, доказательство бесспорное. Но что оно вам дает, Чанц? — поинтересовался Берлах.
— Мало что. Но все, что мы знаем, нам поможет в дальнейшем, — ответил он.
— Вы правы, — сказал старик, высматривая Бильское озеро. Дождь прекратился. После Нойвевиля озеро выглянуло сквозь разрывы тумана. Они въехали в Лигерц. Чанц ехал медленно, ища поворот на Ламбуэн.
Теперь машина взбиралась по склонам виноградников. Берлах опустил стекло и смотрел вниз, на озеро. Над островом Петра [3] видны были звезды. В воде отражались огни, по озеру неслась моторная лодка. Поздновато для этого времени года, подумал Берлах. Перед ними в долине лежал Тванн, за ними — Лигерц.
Они повернули и поехали к угадываемому в темноте лесу. Чанц заколебался и сказал, что дорога, может быть, ведет только в Шернельц. Поравнявшись с пешеходом, Чанц остановил машину.
— Это дорога на Ламбуэн?
— Поезжайте прямо вперед, а за белыми домами на опушке леса — направо в лес, — ответил человек в кожаной куртке и свистнул своей собачонке, белой с черной мордой, крутившейся в свете фар.
— Пошли, Пинг-Понг!
Они миновали виноградники и вскоре оказались в лесу. Ели, словно бесконечный строй колонн, надвигались на них в свете фар. Дорога была узкой и скверной, то и дело в стекло ударялись ветки. Справа дорога круто обрывалась. Чанц ехал так медленно, что было слышно, как шумит вода в ущелье.
— Это ущелье Тваннбах, — пояснил Чанц. — По ту сторону дорога в Тванн.
Скалы слева то скрывались в темноте, то вспыхивали белым светом. Кругом царил мрак, было новолуние. Дорога больше не подымалась, и ручей шумел теперь рядом с ними. Они свернули налево и проехали через мост. Перед ними открылась дорога. Дорога от Тванна на Ламбуэн. Чанц остановил машину.
Он выключил фары, и они очутились в полной темноте.
— Что теперь? — спросил Берлах.
— Теперь будем ждать. Без двадцати восемь.
Они стали ждать. Часы показывали уже восемь, но ничего не происходило. Тогда Берлах сказал, что пора уже Чанцу объяснить, что он задумал.
— Определенного плана у меня нет, комиссар. Я пока недостаточно вник в дело Шмида, да и вы еще блуждаете в потемках, хотя у вас и есть подозрение. Сейчас я исхожу из того, что там, где Шмид был в среду, вечером должно снова собраться общество, и многие наверняка приедут на машинах, ведь общество, где в нынешнее время носят фрак, должно быть многочисленным. Это, конечно, лишь предположение, комиссар Берлах, но предположения в нашем деле для того и существуют, чтобы исходить из них.
— Расследования по поводу пребывания Шмида на Тессенберге, проведенные полицией Биля, Нойенштадта [4], Тванна и Ламбуэна, не дали никаких результатов, — скептически заметил комиссар в ответ на рассуждения своего подчиненного.
— Шмид стал жертвой человека более ловкого, нежели полиция Биля и Нойенштадта, — возразил Чанц.
— Откуда вам это известно? — проворчал Берлах.
— Я никого не подозреваю, — сказал Чанц. — Но я уважаю человека, убившего Шмида, если только здесь уместно слово «уважение».
Берлах слушал его, не двигаясь, приподняв плечи.
— И вы, Чанц, хотите поймать человека, к которому питаете уважение?
— Я надеюсь, комиссар.
Они снова умолкли в ожидании. Вдруг тваннский лес осветился. Фары залили его ярким светом. Лимузин проехал мимо них по направлению к Ламбуэну и скрылся в темноте.
Чанц включил мотор. Проехало еще два автомобиля, большие темные машины, полные людей. Чанц поехал вслед за ними.
Лес остался позади. Они проехали мимо ресторана, вывеска которого освещалась сквозь открытую дверь, мимо деревенских домов; перед ними маячили задние огни последней машины.
Они достигли широкой долины Тессенберга. Небо очистилось, на небосводе ярким светом сияли заходящая Вега, восходящая Капелла, Альдебаран и огненное пламя Юпитера.
Дорога повернула на север, и перед ними выступили темные контуры Шпицберга и Хассераля, у подножия которых мерцали огни — деревни Ламбуэн, Диссе и Ноде.
