Третьего не дано - Азерников Валентин Захарович (книги онлайн без регистрации TXT) 📗

Тихомиров. Да ладно, не положено. Цех подводить – тоже не положено.

Золотухин. Ну, не знаю даже. Разве что ты сам настаиваешь. Только знаешь что – ты сам и сходи к диспетчеру, объясни что к чему.

Тихомиров. И про Степана?

Золотухин. А что – покрывать его? Все как есть скажи. А я утром – докладную.

Тихомиров. Нехорошо как-то. Всему цеху неприятности.

Золотухин. А ему что цех? Ему бутылка – мать родная, а цех – теща.

Косарева (Золотухину). Простите, это вы про кого – насчет цеха?

Золотухин (Косаревой). Про Степанова, про кого ж.

Косарева. Ага. Ну ладно. Извините, что перебила. А дальше?

Золотухин (возвращается на левую половину сцены, на правой свет гаснет).А дальше все.

Косарева. Значит, Тихомиров сам пожелал остаться?

Золотухин. Ну а как иначе, я ж не могу его заставить.

Косарева (закрывает блокнот, прячет его). Благодарю. Я не прощаюсь, я позже зайду еще. (Переходит на правую половину сцены, где загорается свет.)

На левой половине свет гаснет. На лавочке около доски Почета сидит Платонов.

Извините, я задержалась в цехе.

Платонов (встает). Ничего. Время рабочее, разговор деловой.

Косарева. Ну все равно. У вас же дела, вероятно.

Платонов. Какие теперь дела. Теперь есть дело – в единственном числе. Дело о несчастном случае в цехе номер семь, где за технику безопасности отвечал гражданин Платонов.

Косарева. Ну-ну, что это так пессимистично. И «отвечал», и «гражданин». Вас еще никто не снял с работы, и следователь, как мне сказали, считает случай несчастным, и комиссия еще не кончила работать. Так что… Платонов. Так что забудем, что было, – да?

Косарева. Да нет, как раз наоборот, я хотела бы, чтобы вы вспомнили все, что было. (Садится. Достает блокнот.)

Платонов (садится рядом). А я что-то не понимаю. Вы же собирались писать о Крылове. О его подвиге, так сказать. А я Крылова почти не знаю и ничего интересного о нем рассказать не могу. Да и не знаю, есть ли у него в жизни что интересное для вас – что вы там обычно пишете про героев?

Косарева. Зачем вы так, Иван Платонович? Он ведь действительно пожертвовал собой ради других. Хорошо, если выкарабкается.

Платонов. Видите ли, Нина Сергеевна. Я, конечно, могу вам рассказать кое-что. Но боюсь, это будет не совсем то, что вам надо для успешного выполнения вашего задания. И потом, вам нужны, вероятно, подробности, детали, так сказать, а я подробностей пока сам не знаю.

Косарева. Что-то у вас на заводе все любят высказываться в общих чертах.

Платонов. Это не только на нашем и не только на заводе, уважаемая Нина Сергеевна. Я ведь подписчик вашей газеты.

Косарева. Боюсь, что вы не очень миролюбиво сегодня настроены.

Платонов. Ну да, вы ж хотите, чтоб все было о'кэй, тишь и гладь. Вам тогда лучше поговорить с нашим любимым директором – он вам гарантирует полный штиль. (Встает.) Прошу великодушно извинить.

Косарева. Подождите, Иван Платонович. Сядьте, пожалуйста.

Платонов садится.

Я понимаю ваше состояние, тем более что слышала, как Басаргин вызывал вас, и могу представить, что за этим последовало. Поверьте, если бы я хотела отписаться, я бы уже могла это сделать. Меня за сегодняшнее утро нашпиговали достаточным количеством информации – и о заводе вообще, и о цехе вообще, и о героизме вообще, и о технике безопасности вообще. А я хочу услышать наконец хоть что-нибудь конкретное. Когда мне говорят на каждом шагу, в каждом кабинете – несчастный случай, несчастный случай, то я перестаю понимать эту фразу. Она финал каких-то событий, и я хочу узнать именно о них.

Платонов. Тогда подождите, пока комиссия кончит работу.

Косарева. Но вы ведь тоже в ней.

Платонов. Что вы? Я лицо необъективное. Спасибо, если не подозреваемое.

Косарева. Вы думаете, кто-нибудь так считает? Басаргин тот же?

Платонов. Не знаю. Как бы это вам сказать. Мы смотрим с ним на один и тот же предмет, что ли, в разные окуляры бинокля. Он видит все издали, в общем плане – в плане интересов завода, министерства, города, а я вижу крупным планом отдельные детали, но из-за этого, наверное, не вижу картины в целом. А в результате мы говорим вроде бы об одном и том же, а получается – о разном.

Косарева. И сегодня?

Платонов. И сегодня. Я пытался ему втолковать о некомплекте запчастей, а он даже не слушал.

На левой половине сцены загорается свет. За письменным столом – Басаргин, к столу подходит Платонов.

Но ведь у нас постоянный некомплект. Нечем заменять. Старые уплотнители приходится ставить. И сколько я ни говорил об этом…

Басаргин (не давая ему говорить). Вы холодные, равнодушные люди. Вы кричите караул, если у вас не хватает одного сальника, и спокойно идете домой по гудку, если у завода не хватает плана.

Платонов. Но почему вы монополизируете любовь к заводу, ведь…

Басаргин (перебивая). Ты знаешь, когда я ухожу отсюда?

Платонов. Ну, знаю, знаю.

Басаргин. Ты знаешь, что я в кино за последние месяцы ни разу не был? Когда я освобождаюсь, уже все сеансы кончаются.

Платонов. Но поймите, нельзя же вашим личным усердием уплотнять фланцы.

Басаргин. А ты не моим, ты своим уплотни. В других цехах почему-то достают прокладки, когда им надо, а в седьмом не могут. Ну конечно, когда тебе за этим следить – ты ведь лекции читаешь.

Платонов. Ну при чем здесь это?

Басаргин. При том. Ты еще скажи спасибо, что я тебя под суд не отдал.

Платонов (Косаревой). Это наш обычный стиль. Я посадил, я помиловал. Я, я… (Басаргину.) А у нас виноватых суд определяет, а не директор завода. Так что все эти благородные разговоры…

Басаргин. Вот-вот, я тебя защищал, а ты за это…

Платонов. А вы не меня, вы себя защищали. Если бы вы могли отдать меня, а сами не пострадать, вы бы это тут же сделали.

Басаргин. Это мне вместо спасибо. Ну что ж. Ты правильный парень. Современный. Давай продолжай в том же духе. Взрывай аппараты, поучай молодежь – если что, директор покроет, ты все точно рассчитал.

Платонов. Я не понимаю: вы меня вызывали, как вы сказали, посоветоваться. А получается…

Басаргин. Ты посоветуешь…

Платонов. Знаете, когда вы вызываете врача, вы же не учите его, какое лекарство вам выписывать. Почему же здесь…

Басаргин (перебивая). Будь здоров. У меня нет времени слушать твою ерунду.

Свет гаснет. Платонов возвращается к Косаревой.

Платонов. Вот так у нас. Когда кончаются аргументы, начинается хамство.

Косарева. Но вы же сами сказали, что он по-своему прав, он видит события шире, чем вы.

Платонов. В этом-то и парадокс. Он действительно видит шире – потому что стоит выше. Но использует это видение вроде бы для завода и все такое прочее, но в конечном счете – для себя.

Косарева. Вы несправедливы. Он же много сил отдает заводу, он здесь каждый день до поздней ночи, а вы уходите, когда вам надо.

Платонов. Это еще один парадокс. Хотя и он объясним. Мне есть куда идти после работы и есть зачем, а ему некуда и незачем.

Косарева. У него что – семьи нет?

Платонов. Да нет, семья есть, есть квартира, и дача, и все прочее, но… не знаю, поймете ли вы. Кто он дома? Муж, которым командует супруга. И с мнением которого не очень-то считается. А масштаб взаимоотношений? Мизерный: ремонт, огород, дети, платье, отпуск, болезни. Тоска зеленая. А здесь? Здесь он царь и бог. Ему подчиняются несколько тысяч человек, его мнения спрашивают. Здесь интересы государственные, а он государственный муж. А дома он женин муж. Какой же смысл ехать ему домой?

Косарева. Интересно. Вы весьма наблюдательны и оригинально мыслите – независимо от того даже, правы вы или нет. Почему же вы… как бы это сказать…

Платонов. Так и скажите – занимаетесь столь убогим делом? Так?

Косарева. Ну, я не хотела.

Платонов. А вы меня этим не обидите. Я с таким же успехом мог вас спросить – почему вы корреспондент, а не главный редактор.