Майор Барбара - Дарузес Нина Леонидовна (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
Андершафт. Это выводы из вашего евангелия любви?
Казенс. Неужели мне нельзя любить даже собственного тестя?
Андершафт. Кому нужна ваша любовь, милейший? По какому праву вы беретесь навязывать ее мне? Вы должны меня уважать, оказывать мне почтение, иначе я вас убью! А ваша любовь? Какая дерзость!
Казенс (ухмыляясь). Я, может быть, не в состоянии скрыть свои чувства, Макиавелли.
Андершафт. Плохо парируете, Еврипид. Вы ослабели, рука у вас дрожит. Ну, пустите в ход последнее оружие. Жалость и любовь сломались у вас в руках, осталось еще прощение.
Казенс. Нет, прощать — это удел нищих. В этом я с вами согласен: долги нужно платить.
Андершафт. Хорошо сказано. Что же, вы мне подходите. Вспомните слова Платона.
Казенс (содрогаясь). Платона! Вы смеете цитировать мне Платона!
Андершафт. Платон говорит, мой друг, что общество нельзя спасти до тех пор, пока преподаватели греческого не начнут фабриковать порох или пока фабриканты пороха не начнут преподавать греческий.
Казенс. О искуситель, лукавый искуситель!
Андершафт. Выбирайте же, мой милый, выбирайте.
Казенс. Может быть, Барбара не пойдет за меня, если я ошибусь в выборе.
Барбара. Может быть.
Казенс (в отчаянии). Вы слышите?
Барбара. Отец, неужели вы никого не любите?
Андершафт. Люблю моего лучшего друга.
Леди Бритомарт. А кто это, скажи, пожалуйста?
Андершафт. Мой злейший враг. Он не позволяет мне отставать.
Казенс. А знаете, ведь это чудовище все-таки поэт в своем роде. Как знать, может быть, он великий человек.
Андершафт. Может быть, вы перестанете болтать и примете наконец решение, молодой человек?
Казенс. Но вы заставляете меня идти против собственной природы. Я ненавижу войну.
Андершафт. Ненависть — это месть труса за то, что его запугивают. Посмеете ли вы объявить войну войне? Вот и средства: мой друг, мистер Ломэкс, сидит на них.
Ломэкс (вскакивает). Ну, знаете ли! Вы ведь не хотите сказать, что эта штука заряжена? Сокровище мое, отойди подальше!
Сара (все так же спокойно сидит на снаряде). Если уж мне суждено взорваться, то чем больше грохота, тем лучше. Не суетитесь, Чолли.
Ломэкс (Андершафту, тоном строгого замечания). Ваша родная дочь, знаете ли!
Андершафт. Я и сам так думаю. (Казенсу.) Ну, мой друг, разрешите нам ждать вас завтра к шести часам утра?
Казенс (твердо). Ни в коем случае. Я скорее соглашусь, чтоб весь завод взорвался от собственного динамита, чем встану в пять часов утра. Мое время — самое здоровое и нормальное: с одиннадцати до пяти.
Андершафт. Приходите когда хотите; через неделю вы начнете вставать к шести и сидеть до тех пор, пока я вас не выгоню, беспокоясь о вашем здоровье. (Зовет.) Болтон! (Обращаясь к леди Бритомарт, которая встает.) Милая, оставим этих молодых людей вдвоем на минутку.
Билтон выходит на крыльцо. Я хочу провести вас через цех пироксилина.
Билтон (загораживает дорогу). Сюда нельзя входить со взрывчатыми веществами, сэр.
Леди Бритомарт. Что вы хотите сказать? Намекаете на меня?
Билтон (невозмутимо). Нет, мэм. У мистера Андершафта в кармане лежат спички другого джентльмена.
Леди Бритомарт (резко). О, извините! (Входит в дверь.)
Андершафт. Совершенно верно, Билтон, совершенно верно. Вот, пожалуйста. (Отдает Билтону коробок со спичками.) Идем, Стивен. Идем, Чарлз. Ведите Сару. (Проходит в дверь.)
Билтон демонстративно высыпает спички в пожарное ведро.
Ломэкс. Ну, знаете ли!
Билтон невозмутимо подает ему пустой коробок.
Абсолютная чепуха! Поразительное научное невежество. (Уходит за Андершафтом.)
Сара. А против меня вы ничего не имеете, Билтон?
Билтон. Вам только нужно надеть туфли, мисс, вот и все. Они у нас там, внутри. (Входит в сарай.)
Стивен (очень серьезно, Казенсу). Подумайте, дружите Долли. Подумайте, прежде чем решиться. Чувствуете ли вы себя достаточно практичным? Предприятие гигантское, ответственность огромная. Для вас вся эта масса дел будет просто китайской грамотой.
Казенс. Надеюсь, это будет много легче греческого.
Стивен. Вот и все, что я должен был сказать, прежде чем предоставить вас самому себе. Пусть при важном жизненном шаге на вас не влияет то, что я говорил о дурном и хорошем. Я удостоверился, что предприятие это носит высокоморальный характер и делает честь моей стране. (С чувством.) Я горжусь отцом... Я... (Не в силах продолжать, пожимает Казенсу руку и торопливо уходит в сарай, сопровождаемый Билтоном.)
Барбара и Казенс, оставшись одни, молча смотрят друг на друга.
Казенс. Барбара, я решил принять это предложение.
Барбара. Я так и думала.
Казенс. Вы понимаете, не правда ли, что я должен был решать, не советуясь с вами. Если б я взвалил всю тяжесть выбора на вас, вы рано или поздно стали бы меня презирать за это.
Барбара. Да, я не хотела бы, чтоб вы продали свою душу столько же ради меня, сколько ради этого наследства.
Казенс. Не продажа души меня смущает: я продавал ее слишком часто, чтоб из-за этого беспокоиться. Я продавал ее за профессорскую должность. Продавал ее за определенный доход. Продавал, когда, боясь сесть в тюрьму как злостный неплательщик, вносил налоги на веревки для палачей, и на несправедливые войны, и на все то, что я ненавижу. Что такое все поведение человека, как не ежедневная и ежечасная продажа души в розницу? Теперь я продаю ее не за деньги, не за положение-; не за комфорт, а за власть и реальную силу.
Барбара. Вы знаете, что власти у вас не будет, у него самого тоже нет власти.
Казенс. Знаю, я не о себе хлопочу. Я хочу власти для всего мира.
Барбара. Я тоже хочу власти для всего мира, но это должна быть власть духа.
Казенс. Я думаю, что всякая власть есть власть духа: эти пушки сами собой стрелять не станут. Я пытался добиться власти духа, обучая греческим вокабулам. Но мир не расшевелишь мертвым языком и мертвой цивилизацией. Людям нужна власть и не нужны вокабулы. А той властью, которая идет отсюда, может вооружиться каждый.
Барбара. Власть поджигать дома, где остались одни женщины, власть убивать их сыновей и взрывать на воздух мужей?
Казенс. Вы не властны творить добро, если не творите зла. Даже материнское молоко вскармливает злодеев наравне с героями. Той силой, которая взрывает людей на воздух, никогда так не злоупотребляли, как силой духа, воображения, поэтической и религиозной силой, которая порабощает душу человека. Как преподаватель греческого я давал интеллигенту оружие для борьбы с народом. Теперь я хочу дать народу оружие для борьбы с интеллигенцией. Я люблю народ. Я хочу вооружить его для борьбы с адвокатами, врачами, священниками, литераторами, профессорами, художниками, политическими деятелями, которые, став у власти, проявляют больше деспотизма и разрушительных наклонностей, чем сумасшедшие, негодяи и самозванцы. Я хочу власти достаточно доступной, чтобы ею могли овладеть люди из народа достаточно сильной, чтобы принудить умственную олигархию отдать свои таланты на общую пользу.
Барбара (указывая на снаряд). Разве нет власти выше этой?
Казенс. Есть, но эта власть может уничтожить высшую, как тигр может уничтожить человека; поэтому человек должен захватить сначала вот эту власть. Я понял это во время последней войны Турции с Грецией. Мой любимый ученик уехал сражаться за Элладу. Моим прощальным даром ему был не экземпляр «Республики» Платона, а револьвер и сотня андершафтовских патронов. Кровь каждого турка, которого он убил,— если он вообще кого-нибудь убил,— падет на мою голову так же, как и на голову Андершафта. Этот поступок предопределил мою судьбу. Вызов вашего отца довершил дело. Посмею ли я объявить войну войне? Посмею. Должен объявить. И объявлю. А теперь — все между нами кончено?