Цапля - Аксенов Василий Павлович (полная версия книги TXT) 📗
РОЗА. Надеюсь, ты понимаешь, Лайма, что мне не жалко этой дряни. Просто забавно смотреть, как действует наш уважаемый диетолог. Какой аппетит, какая небрежность. Будь она на твоем месте, она, наверное, поедала бы мыло, белье, санитарные принадлежности, будь на моем, пожирала бы шахматы, книги.
КЛАВДИЯ. Вот я скажу папочке, как ты сестре кусочек ветчины жалеешь. Гадина паршивая, так бы в рожу… иногда… так бы в рожу кое-кому заехала!
ЛАЙМА. Клавдия!
РОЗА. А мне иногда просто хочется… просто слово нехорошее хочется бросить в лицо одной особе!
ЛАЙМА. Роза! (Отвлекается от созерцания тренирующегося Боба.) Девочки, так не годится! Давайте сядем и все обсудим. (Садится к столу, и сестрицы следуют ее примеру.) Какие нелепые ссоры! Уверена, что это не из-за ветчины, это из-за глубинной самонеудовлетворенности. Мы все ищем нечто важное, стараемся как-то оправдать свое существование. Ведь правда?
Роза и Клавдия привычно кивают, видимо, такие беседы давно уже у сестер в обиходе.
И вот, когда мы приходим в отчаяние, мы даем выход ему через такую ерунду, как шведская ветчина. Но посмотрите, сестры мои, как прекрасен мир! (Облегченно вздохнув, поворачивается в сторону моря.) Какие краски! Как трепещет листва каштанов. Как прекрасна, наконец, фигура юноши, летящая меж стволов. (Застывает.)
КЛАВДИЯ (что-то беспорядочно хватает со стола, неряшливо жует). Да, мальчик ничего себе! Хорошо бы…
РОЗА. Прожуй сначала, сердцеедка. Затащила в постель придурковатого сторожа и вообразила себя Клеопатрой.
КЛАВДИЯ. А тебе завидно?
РОЗА. Прожуй сначала.
КЛАВДИЯ. Вот тебе! (Дает Розе пощечину.) Онанистка проклятая! (Рыдает.)
ЛАЙМА (слепыми глазами поворачивается к ней). Что случилось?
КЛАВДИЯ. Я Розу ударила! (Трясется.) Розочку, нашу красавицу… (Тянется к сестре с поцелуем.) Прости меня, любимая!
РОЗА (аристократически покуривает). Пошла прочь, дешевка! Сторожиха!
КЛАВДИЯ (истерически хохочет и все ест что-то со стола). Права, права ты, Розка моя любимая! Видишь, на нервной почве быка могу слопать!
Откуда-то снизу выпрыгивает Боб, присаживается на перила веранды. Появляется Леша-сторож. Подражая Бобу, он тоже как бы разминается, тоже как бы спортсмен. Садится с ним рядом.
БОБ. Привет, сестры! Тетя Лайма, почему же вы не пришли вчера ко мне в комнату? Я ведь вас просил.
ЛАЙМА (вспыхнув). Однако, Борис, как же так можно? Вы даже не осведомились о моих эмоциях…
КЛАВДИЯ (игриво). Может, не по адресу обращаешься, Боб? Хочешь, пульну с ходу?
ЛЕША-СТОРОЖ (грозит ей кулаком). Я те ребра-то пересчитаю, баба непутевая.
БОБ (сердито). Речь шла при всех, и я обращался с просьбой даже не персонально к тете Лайме, а ко всем, просил кого-нибудь прийти ко мне в комнату. И что же? Никто не пришел. Неужели это так сложно? У меня сейчас проблема сохранения стабильности.
РОЗА (роскошной походкой приближается к Бобу). Какая о-ча-ро-ва-тель-ная наглость! А может быть, вам, Боб, тоже птица спать не дает?
Все присутствующие вздрагивают, как будто открылась какая-то тайна. Только старики Ганнергейты, по-прежнему хихикая, смотрят телевизор.
БОБ (испуганно). Какая еще птица?
РОЗА. Та, что прилетает сюда по ночам и кричит и тревожит.
БОБ. Откуда она прилетает?
ЦИНТИЯ (оторвавшись от телевизора). Це польска.
ЛАЙМА. Что вы сказали?
КЛАРЕНС. Никс.
Неловкое молчание.
ЛЕША-СТОРОЖ (прокашлявшись). Каки-таки птицы кричат тута в фуфляндской сырости, рази ж это птицы! Вот в Рассее нашей милой по ночам петухи поют недобитые, етто синфония. Идешь, бывалыча, по зяби, а петушки поют, а зябь-то у тебя под рукой колышется, зеленая, нежная, ну чистый шелк, сударушки мои.
РОЗА. Вы знаете, что такоя зябь, славянофил?
ЛЕША-СТОРОЖ. Чаво?
РОЗА. Зябь – это спаханная земля. Не дочитали, дружок, литературки.
КЛАВДИЯ (вскинувшись). Ты больно грамотная, Розка! Лезет ко всем со своими птицами, с зябью своей! Ты нам своего не навязывай!
ЛАЙМА. Клавдия, прошу тебя! Сейчас спустится к ужину пала.
ЛЕША-СТОРОЖ. Да рази уже приехал директор?
КЛАВДИЯ (ядовито). Папочка давно уже со Степанидой Власовной передовицы изучают.
ЛАЙМА. Клавдия!
БОБ. Напрасно вы толкаете локтем свою сестру, тетя Лайма. Для меня не секрет, что у моей матери с дядей Филиппом половые отношения. Дело простое и нормальное, и я его только приветствую. Что касается меня, то я никаких птиц не слышу и сон у меня нормальный, но для сохранения стабильности мне нужно, чтобы кто-нибудь… или вы, тетя Клавдия, или вы, тетя Роза, или предпочтительнее вы, тетя Лайма… пришел ко мне на ночь в комнату. Решите, пожалуйста, этот вопрос. Прошу прощенья, у меня еще перед ужином кросс с ускорениями. Леха, секундомер не потерял? Пошли!
Боб и Леша-сторож спрыгивают с перил и исчезают.
РОЗА. Лайма, неужели ты пойдешь сегодня к этому наглому мальчишке?
ЛАЙМА (глядя в сторону). Как странно. Когда кричит по ночам эта птица, мне становится так горько, так больно, словно годы прошелестели мимо бесцельной чередой, а ведь это не так. (С вызовом к каштанам.) Я дипломированный геолог, я нашла ценный минерал в отдаленных краях! (Поворачивается к сестрам.) А вы, девочки… Роза, ведь ты же хормейстер, дирижер, лектор, ты воплощенная романтика. Клавдия, ты небесталанный технолог. Девочки, этот пансионат околдовал нас. Мы оказались в стороне от жизненной борьбы. Наш общий отец взвалил все на свои могучие плечи, наделил нас этими странными ставками кастелянши, культработника, диетолога, и вот результат – мы проводим свои дни в праздности, забываем о борьбе, о прошлом, о будущем, забываем даже и о матерях наших, превращаемся в вегетативные существа. Немудрено, что иные юнцы не видят в нас человека, личности…
РОЗА. Ах, Лайма, душа моя!
Лайма и Роза бросаются друг другу на грудь, плачут. Клавдия нервно и беспорядочно ест.
ЦИНТИЯ (выглядывает из-за телевизора). Три рубликас за машрумы, пани сторож!
КЛАВДИЯ. Какая я тебе пани сторож, старая ведьма!
На левой лестнице появляются и, деловито взявшись под руки, спускаются Ф. Г. Кампанеец и Степанида.
КАМПАНЕЕЦ (продолжая). …и вот почему, Стэпочка, на данном этапе самое главное для нас – это основные капиталовложения. (Поглаживает спутницу по задку.)
СТЕПАНИДА (сейчас она в первоначальной своей сути, суховатая кобыленка с некоторым задорцем). Товарищи! Товарищи!
Садятся к столу друг напротив друга. Начинается вечерняя трапеза в пансионате «Швейник».
КАМПАНЕЕЦ (очень довольный, оглядывает стол, берет себе котлету). Ну, вот, мы снова все вместе. А вечер-то какой, а, девчата? На рейде мо-о-орском легла тишина-а-а… А где же наш космический прыгун?
РОЗА. Ваш сынок, Степанида Власовна…
ЛАЙМА. У Боба сейчас по плану кросс с ускореньями.
СТЕПАНИДА. Целеустремленный мальчик. Вот вам к вопросу о генах, дядя Филипп. Чьи преобладают?
КАМПАНЕЕЦ (Клавдии). А где наш верный страж? Все возится со своим хобби?
КЛАВДИЯ. Почему это, папочка, ко мне с этим вопросом обращаетесь?
КАМПАНЕЕЦ (посмеивается). Не злись, детка. Я имею в виду грибы, грибки, грибочки. Ведь это же настоящая одержимость, наш почерк! Если хочешь, я просто уважаю этого Лешу. Я подобрал его случайно на задворках жизни, и вот теперь он преуспевающий грибник. А спрашиваю я потому, что люблю, когда все собираются за моим столом.
СТЕПАНИДА. У вас патрональные чувства, дядя Филипп. Экий вы… (щурится и смеется) человеколюб.
КАМПАНЕЕЦ. Правильно, Стэпа. Я люблю, чтобы мое племя сидело вокруг и ело вкусно и питательно. (Работает языком внутри рта.) Пива очень хочется, отличного датского пива. Завтра позвоню, чтобы завезли. Вот люблю этих своих дочерей и рад видеть их такими счастливыми, как сейчас. Конечно, нам не хватает наших мам – правда, девочки? – и Вильмы Валдманисовны, и Галин Джамиловны, и Марии Филимоновны…
