Первая подружка.
Довольно, не то всю Гранаду
зальет этот слух волною.
Вторая подружка.
Росита.
Вторая подружка.
Росита.
Третья подружка.
Нам иней убор подвенечный
прошил своими стежками.
Росита.
Первая подружка.
Росита.
Вторая подружка.
Первая подружка.
Одни по ночам в Альгамбру
мы ходим неслышной походкой.
Третья подружка.
Вторая подружка.
Третья подружка.
Вторая подружка.
Первая подружка.
Услышат – для сплетниц находка.
Росита.
В Альгамбре жасмин изнывает,
а месяц покоится кротко.
Входит Няня.
Няня (очень грустно). Детка, тетя зовет.
Росита. Ты плакала?
Няня (сдерживая слезы). Нет… Я просто так… Тут просто…
Росита. Не пугай меня. Что случилось? (Быстро выходит, взглянув на Няню.)
После ее ухода Няня молча рыдает.
Первая подружка (громко). В чем дело?
Вторая подружка. Скажи нам.
Няня. Молчите.
Третья подружка (тихо). Плохие новости?
Няня подводит их к дверям и смотрит вслед Росите.
Няня. Сейчас она ей говорит!
Пауза. Все прислушиваются.
Первая подружка. Росита плачет, идем туда.
Няня. Идите сюда, я вам все расскажу. Не трогайте ее сейчас. Пойдем черным ходом.
Уходят. Сцена пуста. Тихо доносится издалека этюд Черни. Пауза. Появляется Племянник, идет до середины сцены и останавливается, потому что входит Росита. Они смотрят друг на друга. Он подходит к Росите, обнимает ее за талию; она опускает голову ему на плечо.
Росита.
Зачем глаза твои сталью
коварно мои приковали?
Зачем твои руки скрывали
меня цветочной вуалью?
Какой соловьиной печалью
поишь ты расцвет моих дней!
Ты был мне жизни милей,
ты был мне звездой путеводной, —
уйдешь и порвешь бесплодно
все струны на лютне моей.
Он (ведет ее к козетке, и оба садятся).
Росита, души упоенье,
ты мой соловей под метелью,
ответь мне ласковой трелью;
твой холод – лишь воображенье:
не лед – мое отдаленье,
мой путь – океан пересечь,
и будет вода стеречь
волной покоя и пены
огонь мой, всегда неизменный,
чтоб он не смог меня сжечь.
Росита.
Однажды, в дреме, с балкона,
закрыта жасмином, незрима,
я видела: два херувима
слетели к розе влюбленной;
была она белой и сонной,
а стала как будто в крови;
стянув прожилки свои,
ее лепестки запылали
и, раненные, опали,
сгорев в поцелуе любви.
Пенять на тебя я не стану,
в саду среди миртов жила я,
мечты ветрам доверяя,
свою чистоту – фонтану.
Как серна, далась я обману,
глаза подняла, ты возник,
и в сердце впились в тот же миг
иголки – злые тираны;
они причиняют мне раны,
и раны краснее гвоздик.
Он.
Дано мне вернуться судьбою:
корабль золотой, как птица,
под парусом счастья примчится,
возьму я тебя с собою;
дневной и ночной мольбою
любовь тебя отогреет.
Росита.
Но яд любви овладеет
моей душой одинокой;
в пространстве, в воде глубокой
не радость, а смерть созреет.
Он.
Начнет ли росистой травою
медлительный конь мой кормиться,
туман ли ночной клубится
навстречу ветру стеною,
горит ли под летней жарою
равнина алых степей,
пронзит ли меня до костей
булавками изморозь злая, —
всегда ты со мной, дорогая,
до самой смерти моей.
Росита.
Хочу, чтоб вернулся ты
под вечер, пройдя Гранадой,
со светом, с печалью, с отрадой
соленой морской мечты;
лимонных дерев цветы,
бескровный жасмин бледнолицый —
все будет виться, струиться,
твой путь преграждая все выше,
и вихрь ароматов на крыше
сведет с ума черепицу.
Вернешься?
Он.
Росита.
Какой голубки наитье
объявит твое прибытье?
Он.
Нет – голубь, верный судьбе.
Росита.
Покамест тебе и себе
я вышью две простыни, знай!
Он.
Беру в свидетели рай,
гвоздику, рожденную кровью:
вернусь я с той же любовью.
