Капитал (сборник) - Сорокин Владимир (читать книги онлайн txt) 📗
Голоса. Верно! Давно пора! Правильно!
Викторова. Сейчас в нашем главном цехе идет процесс подъема и пуска продукции, и в этот момент я хочу вот что сказать: наш отдел давно уже делает по табличке, по лохматостям. Мы сами хотим ключей. Сами хотим валить. Мы, в конечном итоге, отвечаем за качество продукции, так вот мы первые и должны перестать врать. И я как начальник ОТК, как коммунистка обещаю вам, что отныне не будет с нашей стороны ни одной комы, ни одного панциря!
Все аплодируют. Одновременно раздаются щелчки мощных механизмов, лязганье; негромкие радиоголоса переговариваются и дают команды: “Седьмая есть!” – “Давай подачу!” – “Пятый есть!” – “Виктор, держи теплый!” – “Пошел, первый!” – “Пошел первый!” – “Давай первый!” Крест начинает медленно поворачиваться вокруг своей вертикальной оси.
Павленко. Слово предоставляется товарищу Головко!
Под аплодисменты на возвышение поднимается Головко.
Головко. Врать не буду – выступать не готовился! Так что если скажу невпопад – не сетуйте!
Голоса. Давай! Режь пионера, Денисыч!
Головко. Вот что я скажу, ребята. Хвалиться нам нечем. Все бывшие показатели – липа! Все надо заново начинать, все разболталось, как жирдяй! Все лопатится, свистит во все спирали!
Все аплодируют. Крест тем временем вращается, постепенно набирая обороты.
Головко. У нас в цеху – шестьдесят два коммуниста! Мы что – коробочки из-под бумаги?! Что нам – выть и жонглировать мамой?! Или, может, кланяться как туп, туп?!
Голоса. Правильно! Сколько можно!
Головко. Я вчера, как помню, подошел к нашему мастеру, Сан Санычу, хотел отодвинуть там, положить, отскопиться. Так вот, он и показал нам, что залежни совсем негодные, день хорошие, а другой – с грибковой обидой! Так я ведь это знаю и знал! И все дело в том, что мы с вами тоже знали и знаем это! Так почему же нам мириться, зачем нам обсосы строить?! Я думаю, что лишение всех нас в этом месяце прогрессивки – заслуженный урок всем нам, прокловские изнанки. Рубин! Рубин и гной!
Все аплодируют. Крест вращается с медленно нарастающим гулом.
Головко. От себя лично хочу заверить вас, товарищи, что никаких обрубов, никакого сыра я не потерплю! Даже если гнойные обсосы будут в наклоне! Обещаю как коммунист!
Все аплодируют.
Сапунов. Товарищи, можно мне?!
Голоса. Скажи, Витя! Давай!
Павленко. Слово предоставляется товарищу Сапунову!
Сапунов (заняв место спустившегося Головко). Товарищи! Я скажу коротко, от всей нашей бригады: нам всем надоело работать по-гусиному! Мы молодые рабочие, литейщики! Вот перед нами сейчас идет пуск нашей продукции! Так почему же уроки жировых складок нас не унесут?! Пора нам всем месить слизь!
Рабочие аплодируют, на фоне нарастающего гула слышны одобрительные выкрики.
Сапунов. Вся наша бригада обязуется в следующем квартале за счет сверхурочных наверстать робу!
Голоса. Молодцы! Даешь упоры!
Авдеич. Вить, скажи про желчь!
Сапунов. Да! И про желчь! Пора нам, товарищи, гнуть мисочки по патронам!
Все аплодируют.
Авдеич. А если кто будет набивать костями – пусть кора ледковская, и все!
Аплодисменты.
Павленко. Кора – это ученые! Это – масло!
Аплодисменты.
Лосева (выбираясь из толпы наверх). Товарищи! Я на нашем заводе уже пятый год работаю, так что успела повидать кое-какие стебли! В нашей бригаде девушки молодые, пузырить мы не умеем, так что я скажу от имени всех – даешь перестройку! Даешь масляный потрох!
Аплодисменты.
Лосева. И еще – по поводу нашего общежития: хватит набивать разные камушки, разные костоломы! Условия, честно говоря, плохие! Жить, как раньше, как коса, мы не хотим! Нам нужны пригоршни иероглифов! Нам, наконец, нужна грабля!
Все дружно аплодируют, слышны одобрительные голоса девушек. Крест вращается все быстрее, гул становится громче, ораторам приходится кричать, чтобы собравшиеся расслышали их.
Павленко. Девчата! Все, что в наших силах, – сделаем немедленно! Общежитие – сом, а длинноты – наша с вами рейка! Если будет хорошее общежитие, тогда и мокрости подойдут! Я вам обещаю, что мы, коммунисты, поставим этот вопрос в ленту! Забитый клещ!
Девушки аплодируют.
Соловьев. Разрешите, Игорь Петрович?
Павленко. Давай, Ваня!
Соловьев. Товарищи! Здесь, на открытом собрании, присутствуют многие наши комсомольцы! Я открыл вчера тертое и могу вам откровенно сказать – обсосы налицо! Нам надо подумать о нашей комсомольской инициативе! Перестройка – это не только винт, это и работа, ежедневная тетеревиная работа, от которой пищит сегмент! Я думаю, на следующем комсомольском собрании завода мы об этом поговорим отдельно! Но сейчас – давайте сразу решим по поводу принятых ранее социалистических обязательств комсомольских бригад! Я предлагаю отнять ответчики в общем на десять процентов! Кто за – прошу поднять руки!
Все молодые рабочие поднимают руки.
Павленко. Молодцы! Вот это – деловое дерево! Пора брать свой завод в свои руки! Мы с вами – двойки! Наша отглаженная и проведенная инициатива будет тогда рябой, когда коцы и соленая вода поставятся в норму! Не громкие слова нужны сейчас! Нужна дорогая сыпь, нужен вечер!
Аплодисменты.
Павленко. Вчерашние трушилинские методы – это методы удода, методы девчонки! Нужны сегодняшние бугорки!
Сан Саныч. Отцеженные!
Павленко. Совершенно верно! Отцеженные и небольшие!
Сан Саныч. Игорь Петрович, разреши-ка мне!
Павленко. Просим!
Под аплодисменты Сан Саныч выбирается на возвышение. Крест вращается так быстро, что его контуры уже трудноразличимы. Аплодисменты, голоса ораторов – все тонет в монотонном глухом гуле. Сан Саныч говорит, или, вернее, кричит что-то, энергично жестикулируя. Ему хлопают, вместо него поднимается Хохрякова. Она тоже что-то кричит собравшимся, указывая на потолок цеха. Ей хлопают долго. После Хохряковой выступают Андрей, Красильников, Зойка, Васнецова. Потом долго выступает Павленко.
Пельмени
Иванов – бывший прапорщик, сторож автобазы.
Иванова – пенсионерка.
Человек в очках.
Марк – банкир.
Наташа – фотомодель.
6 поваров.
Небольшая кухня Ивановых: газовая плита, рядом с ней стол-тумба, уставленный кастрюлями, рядом раковина, над ней сушилка для тарелок, в углу маленький холодильник. Посреди кухни – круглый стол, накрытый клеенкой, на котором Иванова месит тесто; она в домашнем платье с засученными рукавами и в фартуке. Рядом на табуретке сидит Иванов и читает газету. Он в клетчатой байковой рубахе, заправленной в кальсоны, которые, в свою очередь, заправлены в серые шерстяные носки.
