Как боги. Семь пьес о любви - Поляков Юрий Михайлович (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
— За что вы меня так не любите?
Ему даже в голову не пришло, что кто-то может иметь критический взгляд на его песни или передачу о жратве «Смак», которую он вел в ту пору на ТВ. Его убедили: он совершенство. И вдруг… Кто виноват? Конечно, главный редактор! «Худрантье» брал в руки пьесу не драматурга Полякова, а нарушителя конвенции главреда или, если хотите, — «главвреда» Полякова, непонятно зачем испортившего «Литературную газету», приятную прежде во всех отношениях.
А вот другой «случай», как говаривал дед Щукарь. Театральный критик Анна Кузнецова показала «Одноклассников» директору театра Ленинского комсомола. Прочитав, тот просиял, и вот почему. Все, конечно, помнят трагедию, случившуюся с актером Николаем Караченцовым — человеком уникального темперамента. Я помню, когда он выступал на Совете творческой молодежи в ЦК ВЛКСМ, от его страстных слов, смысл которых не всегда был ясен, вибрировал и подпрыгивал графин с водой. И вдруг — автокатастрофа, неподвижность, коляска, полунемота, но при этом страстное желание остаться на сцене родного театра, играть, а значит — жить. Сначала театр хотел даже заказать пьесу для актера «с ограниченными возможностями». И вдруг приносят вещь, словно специально написанную для этой трудной ситуации: главный герой недвижно сидит в коляске, молчит и только в финале хохочет, будучи при этом главным героем всего действа. Директор обрадовался: «Очередь за билетами выстроится до Кремля! Вот вернется из командировки Захаров — и начнем репетиции!» Вернулся Захаров, тоже загорелся, но, узнав, кто автор пьесы, передумал — от природы печальное лицо его вовсе померкло:
— Поляков? Никогда!
— Почему?
— А вы «Литгазету» почитайте!
Пересказываю коллизию со слов очевидцев, не сомневаясь в достоверности. На то есть основания. Одно время я вел на канале «Культура» информационно-аналитическую передачу «Контекст». Чтобы быть в курсе художественной жизни, я ходил на премьеры, вернисажи, презентации, творческие вечера… Однажды побывал в «Ленкоме» на спектакле «Пер Гюнт». Из зала я выходил со странным чувством: Ибсен, конечно, — гений, но живем-то мы в России, про которую в этом театре, кажется, совсем забыли. Буржуазия! Кстати, именно «Ленком» одним из первых вписался в рынок и на заре 90-х в своем помещении открыл SPA-центр «Бич-клаб», название которого я использовал в пьесе «Хомо эректус». В «Сукин клуб», если помните, ходит Маша. И вот на следующий день я готовлюсь к эфиру, сижу в кресле, меня обмахивают гримерными кисточками. Вдруг влетает бледный редактор и говорит взволнованно:
— Юрий Михайлович, начальство очень просит не ругать «Пер Гюнта»!
— А с чего начальство взяло, что я собираюсь ругать «Пер Гюнта»?
Оказалось, Марк Анатольевич дозвонился до самого высокого руководства, отдыхавшего в теплых краях, и пожаловался, что видел, с каким лицом выходил «этот Поляков» из зала, а значит, предстоит эфирный погром, которого он, человек пожилой и ослабленный вдохновеньями, не переживет. Кстати, я и не собирался разносить премьеру, ибо спектакль был из тех, которые не за что ни хвалить, ни ругать. Но какова бдительность! Да, дорогой читатель, репутации иных творческих небожителей добываются с помощью вполне земной суеты и связей, наподобие тех, которыми так гордилась мачеха Золушки. Помните у Шварца? Один писатель-классик, лауреат всех премий, начиная с квартальной, узнав, что готовится суровый разбор его очередного романа, каждый раз объявлял себя смертельно больным. Но едва сердобольный редактор снимал из номера строгую рецензию, заменив ее теплым прощальным откликом, классик выздоравливал. Жив он и поныне.
В общем, «Одноклассники» стали первой моей пьесой, которая пошла сначала в провинции. Я слетал на премьеры в Тобольск, Владикавказ, Владивосток, Ереван. Еще куда-то… Аншлаги. Выхожу, как грезилось в молодости, на сцену, беру за руки героев-любовников, и мы с поклоном идем к рампе. Вдруг дают свет в зал… Ничего не понимаю! Кажется, осветили ночной росистый луг. А это блестят слезы в глазах зрителей. «Ну да, конечно, а на театральном подъезде еще сорок тысяч курьеров топчутся! — улыбнется иронический читатель. — М-да, зазвездел наш Юрий Михайлович…» Если и зазвездел, то совсем немного, а если и прихвастнул, то чуть-чуть. Как без этого в искусстве? Но мы живем в эпоху Интернета. Кликните, скажем, «Вечерний Владивосток», «Правду Кавказа» или «Армянские вести», прочтите, что писали там о моих премьерах, а потом радуйтесь или скрежещите зубами, что «нарушителя конвенции» любит зритель!
Впрочем, «Одноклассники» добрались вскоре до столицы. Я где-то столкнулся с главным режиссером Театра Российской Армии Борисом Морозовым.
— Есть что-нибудь новенькое? — спросил он.
— Есть, — ответил я, соображая, почему не показал ему «Одноклассников» раньше.
— Пришли!
Придя домой, я тут же отправил пьесу. А не показал я ему «Одноклассников» раньше из-за того, что там довольно иронически изображен военкомовский чиновник, который приносит парализованному ветерану Афгана к сорокалетию протезы, сначала — руку, потом — ногу. Я решил: военные все равно не пропустят. Но вежливые люди в погонах оказались гораздо терпимее к инакомыслию, нежели наши либеральные худрантье. А может, причина в другом: спектакль выпускали в тот год, когда военное ведомство под водительством министра-мебельщика окончательно превратилось в «оборонсервис», где никого не интересовали вопросы, не связанные с извлечения прибыли из безопасности страны. Кстати, с Б. Морозовым в начале нулевых я вел переговоры о постановке «Халам-бунду». Он взял у меня пьесу, а позвонил через полгода, когда уже шли репетиции на сцене МХАТа им. Горького, и поезд, как говорится, ушел. Итак, вечером того же дня я отправил ему «Одноклассников», а рано утром раздался звонок, и я услышал голос Морозова:
— Никому больше не отдавайте! Начинаю репетиции. Я двадцать пять лет после «Смотрите, кто пришел!» не ставил современных пьес. Ждал. И дождался…
«Одноклассники» шестой сезон идут в Театре Армии на аншлагах. Ко мне подходила зрительница, смотревшая спектакль в пятый раз. С таким же успехом пьеса идет по всей стране. Вы думаете, ее отметили хоть какой-то премией? Ничуть. Повторю: современное театральное пространство — «майдан», где чужие не ходят. Я и тут стал нарушителем конвенции. Ведь мои пьесы — живое отрицание модной идеологемы. Суть ее проста: социально-нравственный театр умер, массовый зритель атомизировался, настало время лаборатории и эксперимента, большие залы может собрать только Куни в хлорвиниловом переводе Мишина. Нынешняя драматургия — дело камерное, в зале достаточно десятка единомышленников. Не больше. А лучше пьесу вообще не ставить — прочитать по ролям в узком кругу. Да и актера следует теперь называть «транслятором». Я не шучу и не впадаю в гротеск. Так оно и есть! Но мои пьесы идут от Калининграда до Владивостока, годами собирают полные залы, играются по несколько раз в месяц и дают сборы. Ведь это надо как-то объяснить, вписать в теорию театра для немногих или признать: большинство модных драматургов просто элементарно не владеют профессией. Если вы не способны сочинить пьесу, собирающую сотни зрителей, это ваша личная проблема. Не надо объявлять пустые залы тенденцией, сваливая вину на зрителей. Зритель у нас хороший, он гораздо лучше драматургов. Но тогда что делать с «золотыми масками», которыми они обвешаны, как вожди ацтеков? Проще объявить нарушителя конвенции недоразумением и забыть. Так и поступают. Однако паралимпийские игры существуют не вместо, а параллельно с нормальной олимпиадой. Новая драма хочет быть вместо нормальной драмы. Увы, агрессивное дилетантство — болезнь нашего времени, поразившая все сферы деятельности.
Сегодня, когда я пишу эти строки, моя новая пьеса «Как боги» пошла по стране. Я уже побывал на премьерах в Пензе, Белгороде, Владикавказе, Туле, Ереване… В Москве ее поставила на сцене МХАТ имени Горького Татьяна Доронина. Кстати, у этой пьесы занятная судьба. Сюжет давний. Много лет назад мы даже попытались с Владимиром Меньшовым написать сценарий по этой идее. Придумал я и название — «Зависть богов». Но сценарий не пошел. Впоследствии создатель «Ширли Мырли» использовал это название для своего фильма, поставленного по сценарию Мареевой «Последнее танго в Москве». Сценарий, кстати, хороший, но антисоветский на вегетативном уровне. Владимир Валентинович звал меня принять участие в переработке материала, но я, поблагодарив за доверие, сказал, что чужими фобиями не занимаюсь.
