Судебно-медицинская экспертиза: проблемы и решения - Гордон Э С (серия книг txt) 📗
Тогда же судебно-медицинская служба была включена в систему органов здравоохранения. 22 декабря 1917 г. в Петрограде был образован Совет Врачебной Коллегии [176].
Положение Наркомздрава от 28 февраля 1919 г. «О правах и обязанностях государственных медицинских экспертов» установлено, что о результатах освидетельствования живого лица и освидетельствования мертвого тела составляется Акт медицинской экспертизы. Первые две части такого акта — введение и описательная часть — именовались протоколом, который подписывал не только эксперт, но и другие присутствующие лица. Заключительную же часть акта подписывал только эксперт. Заключение эксперта, составленное с соблюдением предписанных законом условий, приобретало обязательную силу для частных лиц и учреждений различных ведомств [177].
Согласно Положению о военных следователях, утвержденному Приказом Реввоенсовета от 30 сентября 1919 г., сведущие лица приглашались к участию в осмотре. Предусматривался судебно-медицинский осмотр (ст. 39). Заключение сведущих лиц излагалось в особом акте, составлявшемся экспертом. В такой обрисовке экспертиза фактически не отделялась от осмотра («сложный осмотр») [178].
Эти нормативно-правовые акты придавали заключению судебно-медицинских экспертов самодовлеющее значение. Особенно ясное выражение такой подход получил в совместном Постановлении Наркомздрава и Наркомюста от 24 октября 1924 г. «О судебно-медицинских экспертах», где прямо говорилось, что заключение эксперта получает обязательную силу, а при несогласии с ним судебно-следственных властей вопрос передается в вышестоящую судебно-медицинскую инстанцию. Судебно-медицинский эксперт признавался научным судьей фактов и наделялся правом сбора доказательств, истребования вещественных доказательств и документов, правом проведения следственных действий (осмотров, допросов).
Отмеченное выше обстоятельство фактически было, на наш взгляд, попыткой воскресить в новых условиях взгляды русского дореволюционного ученого Л. Е. Владимирова о том, что «эксперты, основывающие свои заключения на какой-либо науке, суть научные судьи» [179].
Согласно этому Постановлению результаты экспертизы излагались в заключении, две первые части которого именовались протоколом.
Во всех этих актах явственно просматривается стремление придать деятельности судебно-медицинского эксперта самостоятельное, автономное значение, а судебно-медицинской экспертизе — самодовлеющей роли, трактовка заключения судебно-медицинского эксперта как научного приговора, не подлежащего оценке следователя и суда.
В то же время экспертиза по форме своего проведения слилась с осмотром и освидетельствованием, в чем явственно просматривалась старая концепция, в соответствии с которой судебная экспертиза рассматривалась как вид следственного осмотра.
Но и в последующий период, когда уже не утверждалось, что судебно-медицинский эксперт — это судья фактов, процессуальный порядок проведения экспертизы отразил в себе взгляд на судебно-медицинскую экспертизу как на элемент, составную часть осмотра. Так, УПК РСФСР 1922 г. устанавливал, что лицо, вызываемое в качестве эксперта, обязано явиться, участвовать в осмотрах и освидетельствованиях и давать заключение (ст. 68). Отсюда вытекает, что заключения давались в результате осмотра или освидетельствования, производимого экспертом. В другом месте Кодекса говорилось, что протокол вскрытия и медицинского освидетельствования составляются врачом и подписываются следователем (ст. 198). Из этого вытекало, что осмотр и вскрытие, а также медицинское освидетельствование — это уже не следственное, а экспертное действие. По-видимому, заключение судебно-медицинского эксперта должно было следовать после протокола.
По УПК 1922 г. судебно-медицинская экспертиза, не связанная с осмотром или освидетельствованием, проводилась в форме допроса эксперта. В этом отразились имевшие ранее распространение взгляды на заключение эксперта как на своего рода свидетельские показания.
По УПК РСФСР по окончании экспертизы составлялся протокол допроса эксперта. В этой норме тоже отсутствует четкое указание на процедуру получения заключения эксперта. Данные предписания представляют собой остатки взглядов на эксперта как на свидетеля [180], нашедших отражение в Уставе 1864 г., а еще ранее — в Своде законов Российской империи (т. XV).
Во многом сходные положения сохранились в ЦИК РСФСР 1923 г.
Из вышеизложенного можно сделать вывод, что судебно-медицинская экспертиза не была окончательно отделена в этих законодательных актах от следственного осмотра. С другой стороны, наблюдался взгляд на эксперта как на свидетеля особого рода.
В полном соответствии со взглядом на обязательность заключения экспертов первые положения (1919 и 1921 гг.) представляли судебно-медицинским экспертам широкие полномочия по сбору необходимой информации, в частности, право требовать все относящиеся к данному случаю документы, переписки и вещественные доказательства, производить осмотры местностей и принимать другие меры, хотя этих полномочий нет уже в УПК 1922 и 1923 гг. и в последующих положениях и инструкциях о производстве судебно-медицинской экспертизы в СССР.
Важным этапом нормативной регламентации судебно-медицинской экспертизы в СССР стало Положение о производстве судебно-медицинской экспертизы от 16 февраля 1934 г. [181] Оно во многом сохранило идею обязательности заключения эксперта. Согласно пункту 6 этого Положения, органы, не довольные заключением экспертизы, могли запросить заключение вышестоящей судебно-медицинской инстанции, а се заключение могло быть опротестовано перед Главным инспектором судебно-медицинской экспертизы Наркомздрава СССР (третья инстанция). Его решение являлось окончательным.
Рассматриваемое Положение не считало эксперта научным судьей факта. Подчеркивалось, что заключения экспертов «приобретают силу и. значение, определяемые процессуальными нормами» (п. 3). Однако «окончательность» принимаемых ими решений явственно напоминает «научный приговор», ибо указывалось, что судебно-медицинский эксперт является «ближайшим помощником органов расследования и суда в борьбе с социально опасными действиями классово враждебных и дезорганизаторских элементов» (пункт 1). Эксперт должен был активно участвовать во всех стадиях следственного и судебного процессов. Нетрудно заметить, что между положением об обязательности заключения эксперта и его роли как «помощника» органов расследования и суда имеется существенное противоречие.
Важным новшеством здесь являлось указание на то, что судебно-медицинские экспертизы проводятся по требованию органов расследования, суда, учреждений, организаций, а также отдельных граждан (частных лиц) (п. 5). Здесь еще не сформировалось положение о том, что экспертизу вправе назначать только государственный орган, ведущий производство по делу.
В «Положениях» и «Инструкциях» 1921, 1924, 1952 и 1978 гг. сохранилась обязанность судебно-медицинского эксперта заявить суду о неправильном истолковании заключения эксперта (в «Положении» 1921 г. — после судебных прений; в «Положении» 1934 г. — в любой стадии, в «Инструкции» 1952 г. — без указания стадии; в «Инструкции» 1978 г. — в рамках судебного следствия). Нетрудно заметить, что категоричность данного требования убывает по мере отказа от взгляда на эксперта как на «научного судью факта».
Принятая в 1952 г. новая «Инструкция о производстве судебно-медицинской экспертизы в СССР» содержала в п. 2 указание, что судебно-медицинская экспертиза во всех случаях производится только по предложению следственных и судебных органов. Это положение было шагом вперед по сравнению с предыдущими нормативно-правовыми актами, в которых упоминалось лишь об обязанностях эксперта явиться по вызову следователя и суда, участвовать в осмотрах и освидетельствованиях, но ничего не говорилось о таком юридическом основании проведения экспертизы, как акт ее назначения.
