Век криминалистики - Юрген Торвальд (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
Пока в Лондоне искали решение, Париж и чердак Дворца правосудия превратились, как сострил один современник, «в Мекку европейских полицейских управлений». Система Бертильона победным маршем двинулась по континентальной Европе. Шефы европейских полицейских служб, отправляясь к Бертильону, полностью сознавали все несовершенство своих систем идентификации, а о существовании дактилоскопии вообще не имели никакого понятия. В 1896 г. доктор Штокис и доктор де Лавелье первыми создали в Бельгии частные службы идентификации, работавшие по принципу бертильонажа. Испания в своих тюрьмах создала «антропологические кабинеты». В Италии первый кабинет, где производились подобные измерения, открыл при полиции Неаполя профессор ди Блазио. Профессор Оттоленги – судебный медик в Сиене, ставший вскоре ведущим криминалистом Италии, – начал преподавать методику Бертильона. Он стал настолько страстным поклонником «словесного портрета», что расширил метод, предложенный Бертильоном, и начал регистрировать «произвольные и непроизвольные виды движений» заключенных, а также «психические приметы», такие, к примеру, как «способность к запоминанию». Для выявления таких примет он предложил сложные аппараты – динамометр и платисмограф. Затем бертильонаж ввели в Португалии, Дании и Голландии.
С 1896 г. стали вводить антропометрию в работу полиции городов и земель германской империи. Начальник дрезденской уголовной полиции, имевший титул советника правительственного совета Кёттиг, основал в столице Саксонии антропометрическое бюро. Благодаря этому начинанию имя его стало выделяться на том весьма бесцветном фоне разобщенной в ту пору немецкой уголовной полиции. Между тем прошло уже три четверти века с тех пор, как и в Берлине, столице самой большой немецкой земли – Пруссии, из маломощной горсточки ночных охранников и полицейских служак была впервые создана организованная и одетая в униформу полиция.
Еще в 1822 г. трем полицейским в Берлине было вменено в обязанность «в цивильном одеянии заниматься расследованием преступлений». И все-таки с того времени нигде в Германии так и не зародились свои Сюртэ или Скотланд-Ярд либо иная уголовная полиция, с которой связывались бы какие-либо славные дела или легенды. Тут дело было не только в чрезмерной рассудительности и в отсутствии смелых идей у прусского чиновничества, хотя и это возможно: ведь кто из немецких криминалистов смог бы написать мемуары, подобные вышедшим из-под пера Масэ, или стать героем сенсационных криминальных приключений масштаба Горона! Но дело заключалось еще и в том, что в Германии тех лет не было ни одного хорошего писателя, достойного сравнения с англичанами Чарльзом Диккенсом, Уилки Коллинзом, позднее с Конан Дойлом или французом Эмилем Габорио, избравшими героями своих произведений детективов.
«Молькенмаркт» – древний, мрачный, угловатый комплекс зданий, который до 1891 г. занимал берлинский полицай-президиум, – а затем и новое его помещение на Александерплац не стимулировали полет фантазии. То же самое относилось к Четвертому отделу, который с 1854 г. примерно соответствовал Сюртэ или лондонскому уголовному розыску. Не лучше выглядели полицай-президиумы и сыскные отделы в других немецких землях.
Когда правительственный советник Кёттиг вводил в Дрездене бертильонаж, он понятия не имел, как, впрочем, и другие руководители уголовной полиции в Германии, о том, что уже восемь лет тому, назад, в 1888 г., берлинский ветеринарный врач доктор Вильгельм Эбер направил в прусское министерство внутренних дел докладную записку, ставшую любопытнейшим документом в истории дактилоскопии. Отнесись к ней в министерстве с большей долей воображения, возможно, прусской полиции и выпала бы честь участвовать в становлении дактилоскопии. Эбер несколько иначе, чем доктор Фолдс, исходя из совсем других предпосылок, открыл криминалистическое значение отпечатков пальцев, найденных на месте преступления. Кровавые отпечатки рук на полотенцах, оставляемые мясниками и ветеринарами в берлинских бойнях, привлекли внимание Эбера и навели его на мысль о папиллярных узорах. В результате многочисленных опытов он выявил различную в каждом отдельном случае их картину. Через некоторое время Эбер уже умел определять по отпечатку на полотенце того, кто им пользовался. Точно так же, как и Фолдс, он пришел к выводу, что но отпечаткам ладони и пальцев руки, оставленным на месте преступления, можно установить преступника. К своей докладной записке в министерство внутренних дел он приложил ящичек, в котором содержались принадлежности, необходимые для получения «картины рук», с оговоркой, что он снимал отпечатки с предметов, которых касались неизвестные ему люди, а затем сумел их установить. С помощью паров йода, заявлял Эбер, можно закрепить отпечаток руки, на котором четко будут видны папиллярные линии.
8 июня 1888 г. исполняющий обязанности начальника берлинской полиции фон Рихтхофен вернул Эберу его докладную записку, сухо заметив при этом: «Пока что, насколько могут вспомнить ветераны, никогда еще не удавалось реконструировать отпечатки рук по следам, оставленным на щеколдах, стаканах или других предметах, обнаруженных на месте преступления». И никто не вспомнил о предложениях Эбера, когда в Саксонии – первой из германских земель – был введен бертильонаж.
Советник Кёттиг пытался пригласить в Дрезден начальников полиции всех германских земель, чтобы заинтересовать их бертильонажем. Он ратовал за проведение «всеобщей конференции немецкой полиции», но его усилия разбились о стену местнических интересов отдельных земель и их полицейских ведомств. Между тем шеф гамбургской уголовной полиции Рошер ввел антропометрию, за ним последовал Берлин. Наконец в июне 1897 г. прошла конференция немецкой полиции. Она, к величайшей радости Кёттига, приняла решение об организации во всех имперских землях служб идентификации с использованием метода Бертильона и о создании в Берлине центральной картотеки.
После «завоевания Германии» Бертильон пережил один из своих величайших триумфов. Прошел год, и, как говорили в Париже, «приобщилась» к бертильонажу и Австрия – важнейшая часть придунайской монархии.
Шестью годами раньше, в 1892 г. за введение антропометрии в Австрии уже высказывался один из видных пионеров криминалистики, оказавший большое влияние на ее развитие. Имя этого человека Ганс Гросс. Он родился в Граце в 1847 г. и, еще будучи студентом, изучавшим право, осознал все недостатки существовавших методов идентификации, особенно тех, которые используются австрийской уголовной полицией на селе. В уголовной полиции служили бывшие унтер-офицеры, исполнявшие свои обязанности кое-как, полагавшиеся только на доносы осведомителей и любой ценой, порой самыми грубыми методами добивавшиеся признания подозреваемыми своей вины. Когда Гросс в 1869 г. начал работать следственным судьей в промышленном районе Верхней Штирии, знакомство с работой уголовной полиции показалось ему кошмарным сном. Если и велась какая-то работа по расследованию преступлений, то вся она лежала на плечах следственного судьи. Гросс, хотя и изучал законодательство в университете, но о криминалистике не имел ни малейшего представления. Но зато в отличие от других следственных судей тех лет он обладал воображением и догадывался, сколь необходимо создать новый духовный и научный естественно-технический фундамент следственной работы. Будучи юристом, он не обладал специальными познаниями в области теоретического или прикладного естествознания. Но добросовестное изучение доступной ему литературы привело его к выводу, что вряд ли существует какое-либо техническое или естественнонаучное достижение, которое нельзя было бы использовать при раскрытии преступлений.
Гросс проштудировал основы химии и физики, занялся фотографией и микроскопией, ботаникой и зоологией и, как результат двадцатилетнего труда, написал книгу, обобщившую его опыт, которой было суждено стать первым учебником научной криминалистики и прославить Гросса во всем мире. Он назвал ее «Руководство для следователя».
