Слово живое и мертвое - Гальперина Нора Яковлевна "Нора Галь" (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
Во время войны подготовлен и в феврале победного 1945 года подписан к печати солидный однотомник – «Избранное» Бернарда Шоу. Вот когда кашкинцы подарили нам все важнейшие его пьесы, для перевода на редкость трудные! Хорошо помню, как переводила В.М.Топер пьесу «Горько, но правда» – в бревенчатом подмосковном домике, зимой – при свете крохотной самодельной коптилки… Трижды – под такими значительными произведениями, как «Цезарь и Клеопатра», «Дом, где разбиваются сердца», «Кандида», – мы встречаем имя М.Богословской. До сих пор не сходят со сцены «Пигмалион» и «Ученик дьявола», а многие ли зрители замечают, что воссоздала их по-русски Е.Калашникова? Пьесы «Майор Барбара» и «Профессия миссис Уоррен» перевела Н.Дарузес.
Тут требовалось огромное мастерство, владение всеми оттенками юмора и сатиры, от едва заметной улыбки до разящей язвительности.
Кашкинцы были великими мастерами перевоплощения.
Как известно, переводчик – сам себе режиссер. Он постигает стиль и замысел автора. Дух книги, облик и голос каждого из ее героев – все зависит от того, насколько наделен даром проникновения и перевоплощения переводчик, этот скрытый за бумажными листами, словно бы сам-то немой и неподвижный актер-одиночка.
Но кашкинцы по самому духу своему не были одиночками, с первых шагов они работали сообща. В любых сочетаниях, в любых «упряжках» кашкинцы оставались кашкинцами, большими мастерами одной школы. Любая книга, переведенная ими в содружестве, – это единое, целостное явление культуры. А ведь как часто книгу переводят совсем разные, случайные люди – и она разваливается, разностилица уничтожает всякую цельность и единство.
Пусть не прозвучит ересью, но профессиональная и даже психологическая совместимость в нашем деле почти так же необходима, как в космонавтике.
В.Топер вместе с Е.Калашниковой и с участием И.Кашкина перевели роман Дж. Олдриджа «Дипломат». Много переводили вдвоем Е.Калашникова и Н.Волжина, нельзя не назвать «Зиму тревоги нашей» Стейнбека. Они же вместе с Н.Дарузес перевели «Крестоносцев» Ст.Гейма, а редактором была В.М.Топер. Ранние переводы Джойса (главы из романа «Улисс», сборник «Дублинцы») – работа кашкинского коллектива.
Но самое яркое, самое памятное событие, бесценный подарок кашкинцев всем нам – в середине 30-х годов впервые заговорил по-русски Эрнест Хемингуэй.
Открытие Хэмингуэя
Да, для людей читающих, пишущих – уж не говорю для нас, тогдашних студентов, – это было громадное открытие, смею сказать, потрясение. Удивительной силы художник, непривычная манера письма. За такой скупой, будничной, казалось бы, речью, между строк простейшего, в два-три словечка диалога, подчас жаргонного – огромное напряжение чувства, смысла, боли… тот самый вошедший чуть не в поговорку скрытый подтекст, знаменитая эстетика сдержанности. Интонацию «Фиесты», известных рассказов, романа «Прощай, оружие» сознательно или бессознательно переняли потом и некоторые наши писатели, что-то от мастерства Хемингуэя стало и нашим достоянием, и ничего зазорного в этом нет. Влияние Хемингуэя на его современников едва ли кто-нибудь станет сейчас оспаривать. Но…
Но ведь нам-то для этого надо было ощутить его необычность и своеобычность переданными по-русски!
Вот это чудо и совершили кашкинцы, истинные пионеры нового перевода прозы. Они – основатели той переводческой школы, что верна духу, а не букве подлинника. В разных поворотах, по разным поводам об этом уже шла речь. Теперь я попытаюсь хотя бы отчасти показать, как это делалось.
«Фиеста» («И восходит солнце»). Перевод В.Топер. Сегодня каждая строка романа кажется такой естественной, что, пожалуй, подумаешь: да ведь это само собой разумеется, иначе и сказать нельзя.
Начать с очень простого, с азбуки перевода. Редко-редко встретишь было или имел там, где вспомогательный глагол в языке подлинника обязателен (хотя, как я уже показывала, многие переводчики и поныне «добросовестно» – а на самом деле ненужно, бездумно – сохраняют их, загромождая и утяжеляя русскую фразу).
Немного примеров.
Буквально
У В.Топер
песок арены был гладко укатанный и желтый
желтел укатанный песок арены
Белые (бумажные, white-paper) объявления еще были (оставались) на колоннах
Объявления… еще белели…
Зеленели луга, мелькали белые под красными крышами виллы… кудрявились волны… А ведь буквально опять были зеленые, а о волнах сказано причастием, которое по-русски звучало бы уж вовсе тяжеловесно: кудрявящиеся.
Дословно получилось бы: Справа… был зеленый холм с замком (или – и на нем замок)… По другую сторону… было еще одно возвышение. И опять насколько легче, внятнее в переводе без этих вспомогательных не-нужностей: справа… виднелся высокий холм с замком… С левой стороны… высился другой холм.
Разумеется, это не значит, что надо наотмашь отвергать, везде и всюду выбрасывать каждое было (встречается и такая крайность). Порой как раз с ним строй русской фразы легче, естественней, если убраны другие грамматические «излишки».
Зашли в ресторан. – дословно он был полон (или – там было полно) дыма, и дальше невозможное по-русски «выпиванья» и слишком буквальное «пения», а имеются в виду не только песни, но вообще шум. В переводе все чисто грамматически чужое убрано: Было дымно, пьяно и шумно. Как ясно и выразительно! Совсем другим способом, чем в прежних примерах, достигнуто легкое, свободное дыхание фразы.
Не меньше, чем свободный строй, важна свобода в выборе слова. Уже говорилось: выбор его, в пределах смысла подлинника, достаточно широк, смотря по настроению автора и героя, по интонации. было жарко и солнечнои дома были ослепительно белыеВозникает зримая картина, какой не создать бы дословно. Первое по словарю значение bright – ярко, а не солнечно, и дома, если буквально, выглядели резко белыми, но и яркость и резкая, слепящая белизна переданы как раз отходом от буквы подлинника, словом не первым по словарю.
Зачастую кажется, слово-то взято простое. Но далеко не всегда самое простое и самое верное лежит на поверхности. А здесь взгляд переводчика столь же зорок, как авторский, это тоже взгляд художника, и потому все предстает на диво зримым, выпуклым, осязаемым. Как метко выхвачено из толщи своего языка: Шофер осадил к тротуару ()! Или вместо solid (примерно – плотно, сплошь набита) – площадь запружена народом.
Дома были желтые, словно прокаленные солнцем (sun-baked colour).
и повсюду, куда ни повернись, были еще горы
Горизонт замыкали темные, причудливых очертаний горы.
А ведь если переводить дословно – горы делали, образовали горизонт, были они странных форм, допустим даже – причудливо сформированы, вылеплены – все равно образ бы не сложился!
Из такой вот свободы выбора, из мельчайших мелочей и рождаются в переводе сочность, богатство образа.
